И вот сегодня сбежав от комиссара, заранее узнав, что тот меня ищет, я устроился не в капонире, а за ним, тут заметить трудно, и дремал в полглаза. А ближе к трём часам дня услышал, как Никиту окликают, меня ищут. Это посыльный из штаба был.
— Я здесь, — зевая, обозначился я.
Пригнувшись, боец зашёл под масксеть, и сообщил:
— Товарищ майор, там за вами машина пришла. Ничего не говорят, только то что за вами.
— Кто такие? — насторожился я.
— В форме НКВД.
— Никита готовь самолёт, я в бега ухожу, — и увидев охреневшие лица обоих, захотел это, сказал. — Шутка. Сейчас иду.
Выбравшись из-под сети, та на уровне пояса натянута была, капонир-то с самолётом ниже, и края ямы плетнем оплетены, возвышаясь на полметра над землёй, а я за ним и прятался, привёл форму в порядок, у меня повседневная была, и подрабатывая тростью, направился к штабу. Там действительно у новенькой чёрной «эмки» стояло трое сотрудников, все командиры, старший в звании капитана. Глянув на меня, опознав. Он открыл дверь и пригласил садится, сказав, что всё узнаю на месте. Однако по моему требованию сначала показал документы, и только потом я сел в машину. Тот впереди рядом с водителем, а двое его помощников меня сзади с боков стиснули. Мы покинули территорию аэродрома и явно покатили за город. Долго ехали, я место это узнал, ближняя дача Сталина. На её территорию заехали. Потом тот же капитан и сопроводил к зданию, там забрали табельное оружие, оба ножа, ну и провели в кабинет Сталина. Тот там был не один, с Рокоссовским, которому я приветливо кивнул, после того как официально по уставу доложился.
— Вы догадываетесь, товарищ Крайнов почему мы вас вызвали?
— Догадок много, товарищ Сталин, на весь их перечёт и дня не хватит. Однако я думаю дело пойдёт об Англии и их хотелках.
— Хотелках? Хорошо сказано. Да, вы правы. Политическая ситуация такова, что мы очень сильно зависим от поставок ленд-лиза и отказаться от них пока не можем. Тем более союзники начали наращивать темп поставок. Англичане этим пользуются, и угрожают задержками или вообще приостановками доставки так необходимых нам грузов. Десять «Миг-Три» для англичан мы смогли выделить, но они требуют именно вас, товарищ Крайнов. Знают из газет кто такой этот лётчик с позывным Кот. Кстати, а почему Кот?
— Не знаю, товарищ Сталин, я вообще собачник, котов терпеть не могу, подлые существа. Меня так в первом вылете комполка Иванов назвал, и как-то закрепилось. А я у него всё забываю спросить о причинах выбора этого позывного. Разве что я при нём как-то сказал, что ночью вижу как кот, может в этом причина?.. Значит, выбора у меня нет, и отказаться от этого также нет никакой возможности?
Сталин только развёл руками. Я вздохнул и кивнул, давая своё согласие. Дальше уже пошли рабочие вопросы, которые мы тут же на месте решали. В Англию на судне уже отплыли отгруженные истребители, а также специалисты что их будут собирать и обслуживать. Боеприпасы для бортового вооружения, да и остальное что нужно для существования такой эскадрильи. Через четыре дня судно прибудет в Англию, пока разгрузят, пока доставят на аэродром и соберут, время ещё есть, однако вылететь желательно пораньше. Вылет через два дня. Сталин, узнав, что мне машина не важна, на которой подниматься, что «Миг», что «Спитфайр», пообещал ввернуть это при английском после, что я смогу и на их истребителе на четырнадцать тысяч метров подняться. Пусть проверяют, а я возможности их истребителей узнаю. «Харрикейны» англичане активно поставляют, а «Спиты» ещё нет, тянут. Это кстати одно из условий, сразу поставят сто машин если я отбуду к ним.
На этом меня отвезли обратно. В дороге я размышлял, почему в кабинете ещё и Рокоссовский был, взяли для молчаливой поддержки? Вряд ли. Думаю, тот там по своим надобностям находился на даче, и вот поприсутствовал, во многом помог советами, между прочим. А вот на упёртых англичан я злился. Не так их и бомбили, чтобы тут в позу вставать. Им высотник нужен, свой, вот и решили выведать секреты, как удаётся истребитель на такую высоту поднимать. В общем, я мысленно пообещал себе устроить англичанам весёлую жизнь. Нет, я на виду буду вести себя паинькой, который помогает союзникам и всё такое, а по ночам, когда никто не видит, буха-ха-ха-ха… Таких потерь они больше не понесут никогда.
Вернувшись в полк, я продолжил жить обычной жизнью. В воздух ни разу не поднимался, немцев просто не было, в Горьком тоже тихо, я им там посоветовал иногда работать под меня в эфире, как будто Кот у них, и сдав машину, мой «Миг» и Никита остаются тут, машину принял другой лётчик, я собрался. Мне парадную форму приготовили, чемоданчик, всем полком собирали, знали куда направляюсь, и вот так напутствовали. На машине отвезли на центральный аэродром, где стоял новенький «Ли-2», их недавно выпускать начали, три пробные машины, видимо этот из той партии. Тут ждали и англичане, пятеро, из посольства, и ещё кто-то, возможно разведка. Из наших был я, ещё двое лётчиков, трое представителей наркомата иностранных дел, и двое парней которых я сходу так опознать не мог, а по повадкам особисты. Из лётчиков нас трое было, инструктора. Англичане, увидев меня, оживились, подошли руки пожимали, говорили, как рады что я к ним отправляюсь. А уж как я рад, до зубовного скрежета.
А полетели мы к моему удивлению не куда-нибудь на юга, через Африку, а на север. Мурманск был нашей целью. Там с аэродрома нас на машинах, видимо со всего Мурманска собирали представительного вида, отвезли в порт, и посадили на английский эсминец, что уже через час, ближе к ночи, покинул бухту и на максимальном ходу направился в сторону Англии. Кроме нас на борту было ещё три десятка пассажиров, и советские работники, и англичане. Ещё полтора десятка моряков, их спасли с торпедированного грузового судна, домой возвращали. А мы с летунами заперлись в тесной каюте, нам даже офицерскую выделили, и банально дрыхли, отсыпаясь.
Само плаванье особенно не запомнилось, шли на максимальном ходу. Да так, что по корпусу изредка проходила дрожь, но зато мы смогли дойти до Англии достаточно быстро. Мы с парнями, а они оба были не боевыми лётчиками, а инструкторами из Качинского военного авиационного училища, больше гуляли по палубе, да спали. Ну я ещё зарядкой занимался. Не люблю, когда всё тело затекает, и деревянным становится. Также мы общались, те описывали свою работу, и я нашёл школу обучения лётного состава не просто в удручающем состоянии, а в ужасном. Некоторые, так называемые лётчики военного времени, выпускались с шестью часами налёта, просто топлива не было, тогда как у немцев, пока такой курсант, не налетает двести часов, причём именно на том аппарате на котором будет воевать, в разных условиях, днём, в темноте, в облаках, его просто не отправляют на фронт. Занимательный эпизод готов рассказать. Один довольно известный немецкий лётчик-«эксперт», сбитый над нашими территориями, не мной, вот как описывал общение со своим новым ведомым. Поясняя что делать в сложных условиях своему ведомому:
— Если мы встретим большую группу русских, сразу отрывайся от боя. Уходи со снижением, делай вид что сбит, беспорядочно падай, а у земли выводи машину и уходи к нашим. А я тут как-нибудь сам…
В противоположность, в советской авиации, когда молодые лётчики прибывают в полк, их закрепляют за ведущими, опытными лётчиками-фронтовиками. Те с налётом двадцать-двадцать пять часов, шесть это крайности, зачастую видя боевую машину в первый раз, так как их учили на «УТ-1» и «УТ-2», должны в полёте не отрываться от ведущего. Его задача прикрывать ведущего, буквально ценой своей жизни, что зачастую и бывало. Если тот отоврался, да ещё вернулся, трибунал гарантирован. Такие лётчики жили один-два боя, край пять-шесть. Редкие единицы воевали три-четыре месяца или полгода. Героями становились так совсем за редким исключением. Потому-то уже известные Герои, советские лётчики, все до одного довоенного обучения с немалым налётом. Также и в полках, те ведущие что имели немало сбитых, и которые именно сбивали, имея одноразового ведомого, так тоже были опытными, с ещё довоенной подготовкой. По сути, лётчики из училищ — это натуральное пушечное мясо, направляемое на фронт, что буквально завалить немцев трупами. И вот кто заботится о своём боевом пополнении лучше? Наши или немцы? И как объяснить если потери на фронтах три против одного, но чаще шесть-семь против одного? И счёт сбитых отнюдь не в нашу пользу. Вот так и получается, что у нас у лётчиков тоже есть своё пушечное мясо. И когда кто-нибудь начинает рассказывать, как наши лётчиками пачками сбивали немцев, не верьте. К сорок третьему ситуация не выправиться, мы лишь будем воевать с немцами на равных, но в небе немцы будут драться ожесточённо до конца войны, так что каждую победу наши летчики вырывали с кровью и болью.
