Среди иноземцев первенствовал французский посол Кампредон.

— Что ни говорите, коллеги, — с восхищением поглядывая на Петра, делился он своими эмоциями с датским и голландским послами, — а царь Петр — великий человек. Посмотрите, был он и барабанщиком, и плотником, из чина в чин дошел до адмирала. А каких прекрасных сухопутных и морских офицеров образовал. — Кампредон кивнул в сторону военных и перевел взгляд на корабли эскадры на рейде. — С этими судами в короткое время пересекал Балтийское море, непостижимо как быстро, с многочисленной армией...

«Тебе-то вольно хвалить Петра, ты со своей Францией далеко, — с кислыми физиономиями слушали воркотню француза датчанин и голландец, — а мы-то у него под боком. А ну, к нам нагрянет, да не по дружбе...»

Видимо, неоднозначное поведение иноземцев не ускользнуло от внимания их соседей.

— Гляди-ка, Кампредон-то развеселый, — растянул рот в улыбке Наум Сенявин, — а собратья его морщатся, видать, не в масть им ныне празднество наше.

— Купцы-то в Выборге сказывают, не такая им нынче воля, — прикрывая плащом сына, вставил Спиридов, — побаиваются, уж больно государь с Голштинией подружился, барышу ихнего убудет.

— Беда, что наших купчишек не раскачаешь. Дремлют бороды, выгоду упускают, а иноземцы-то тут как тут, — продолжил разговор Иван Сенявин, — верно государь приметил, что наши людишки ни во что сами не пойдут, ежели не приневолены будут.

Скляев не остался в стороне, переглядываясь с Кампредоном, вполголоса проговорил:

— Ныне французы к нам подбираются. Усмотрели по делу наших корабельщиков, проговаривают наш корабль в девяносто пушек купить, да жмутся по цене. Еще хвалят пушки наши да порох...

Наум Сенявин тронул Скляева за обшлаг:

— Гляди, поди началось...

Под грохот пушек вперед выступил священник... Дальнейшие события красочно запечатлел «Журнал Петра Великого»: «А во 2-м часу пополудни заложили крепость таким образом: перво был молебен с водоосвящением, и на молебне именована Кронштадт, а по молебне наперед сам Е. В. изволил положить три дернины, потом Ея Величество Государыня Императрица изволила положить три дернины, после того прочие все по одной дернине, а как положили все, то Е. В. угол отрезал, как быть больверку[11], а с Кроншлота учинена из пушек стрельба. Потом солдаты и матросы стали носить и класть дерн; а как положили в длину до указанного места, а в ширину по 8-ми дернин, тогда на том заложен солдатами и матросами был погреб, а знатным господам подношено было по бокалу хорошего вина бургонского».

...Канонада пушек цитадели Кронштадта достигла вскоре и отозвалась не только на берегах Балтики. В Париже вчитывались в донесения Кампредона, который, славословя Петра, сообщал, что он «великолепный гений, подкрепляемый зрелыми размышлениями ясного, проникновенного рассудка, чудодейственной памятью и храбростью».

Подводя итоги своим впечатлениям о стране пребывания, французский посол не лукавил: «Россия, едва известная некогда по имени, сделалась теперь предметом внимания большинства держав Европы, которые ищут ее дружбы, или боясь ее враждебного отношения к их интересам, или надеясь на выгоды от союза с ней», а все от того, что царь — «единственный монарх на Севере, который в состоянии заставить уважать свой флаг»...

Все верно подметил наблюдательный Кампредон в характере первого российского императора и его воздействии на обновление Руси. Вообще русский царь создал «флот из 60 кораблей, из которых 20 — линейные, причем ежегодно он увеличивает свой флот 150 галерами!!!»

Но взгляд француза скользил по поверхности, его глаз радовали выкрашенные борта и обтянутый исправно такелаж выстроенных на рейде кораблей. Многие из них — «Ингерманланд», «Полтава», «Нарва», «Ревель», построенные в петербургском Адмиралтействе, — отличались добротностью и превосходными мореходными качествами. Галерный флот для действий в прибрежных акваториях не имел себе подобных в Европе. Сооруженный Скляевым, по его проекту, 80-пушечный трехпалубный «Фридемакер» был сильнейшим среди европейских линкоров. И все же большинство кораблей и фрегатов Балтийского флота были закуплены в европейских странах. Сделки эти совершались тайно и скрытно, зачастую без тщательного осмотра судов, потому многие из купленных кораблей оказались на деле ветхими и непригодными для схваток с морской стихией...

На празднествах в меншиковском дворце Петр отвел в сторону Апраксина:

— Как с вояжем в Ост-Индию?

Какой моряк не грезит дальними странами? Петр тоже принадлежал к этому племени.

— Все путем, государь, фрегаты в готовности в Ревеле. Пополнить запасы — и в добрый путь. Токмо Вильстер ерошится, ждет ответа по своей записке.

— Ну-ну, пускай не ёрзает, — подмигнул Петр, — обдумать сие надобно.

Вся эта история началась, когда подписывали мир со Швецией. В Петербурге вдруг объявился шведский вице-адмирал Вильстер. Апраксин, усмехаясь, доложил Петру:

— Не от хорошей жизни сбежал Вильстер из Швеции. Повздорил с Ватрангом и прочими адмиралами, обозвал их непотребными словами. Правду ли молвит, но доказывает, что они трусливы, как зайцы. Просится к нам на службу. Клянется, что только русский царь истинный и храбрый адмирал.

Петра лестью трудно было умаслить.

— Слыхал я о нем, моряк исправный, не трус. И Крюйс выпытал где-то, что достойный капитан. Прими его покуда, пускай эскадрой командует. Возвернемся с Каспия, определимся с ним.

В «низовом походе» Петр уяснил, что путь в Индию сушей заказан, далекий и опасный.

— Снаряжай фрегаты, — распорядился он, — отправим Вильстера в Ост-Индию морем, он в тех краях плавал, дорога ему знакомая.

О приготовлениях экспедиции пронюхал посол Нидерландов, Вильде.

«В настоящую минуту, — доносил посол, — в Кронштадте снаряжаются три военных корабля. На них будут укладывать ружья, боевые припасы, с первым попутным ветром их пошлют в Испанию. Некоторые думают, что груз их назначается в Восточную Индию...»

Сейчас все было готово к отправке, но Апраксин доложил о записке Вильстера. Тот настоятельно советовал вместо Ост-Индии направиться к Мадагаскару.

— Доказывает, что в Мадагаскар плыть намного ближе и там без опаски аглицких напастей ожидать.

— Призови-ка его ко мне, — сказал Петр.

Обстоятельно разобравшись, он согласился с Вильстером:

— Готовь карты и все премудрости мореходские для навигации. Поплывешь к Мадагаскару. Капитанов на фрегаты я сам подберу. Все в секрете держи, доноси токмо мне, на худой конец — Апраксину. Срок тебе — отправиться до Рождества.

Первый вояж в неведомую страну готовили скрытно. Петр опасался: а ну как проведают нынешние недруги англичане, перетопят всех. Да и шведам палец в рот не клади, только и думки у них, как возвернуть потерянное.

Апраксин отыскал двух командиров.

— Первый — капитан-поручик Мясной Данила, ныне он «Девонширом» командует, служил у голландцев, Европу знает. Другой — капитан-лейтенант Киселев Михаила, семь кампаний отплавал в голландском флоте.

— Добро, помню их. Накажи Крюйсу, на те фрегаты впрок иметь на пушку по восемь десятков зарядов, провиант готовь месяцев на восемь. Сам проверь на фрегатах каждый парус, снасти прощупай. Чай, не к Гогланду поплывут.

— Петр Лексеич, — сомнения давно терзали Апраксина, — зима на носу, шторма не стихают. Фрегаты-то голландской постройки, повременить бы до весны.

— Не хныкай, Федор Матвеевич. Под Богом ходим, вдруг до весны не доживем. Кликни-ка мне Вильстера. Пускай доложит свои наметки.

Разложив карты, швед прочертил предполагаемый маршрут. Петр сразу же начал поправлять:

— Так негоже, каналом не пройдешь. После Зунда обойдешь Шотландию стороной. Пойдешь без флага, токмо в Мадагаскаре поднимешь, когда перед королевскими очами появишься. В гавани европейские не суйся.

— А ежели невмоготу, беда случится?