Иратов опять затрясся:

— Сказала, зайди ко мне срочно. Немедленно. И бросила трубку.

— И вы, как мальчик, побежали к этой стерве? — В голосе старшего оперуполномоченного явственно слышалось сомнение.

— Да, пошел. Решил, случилось что-то.

— За нее испугались?

— Не то чтобы испугался, а так… Не подумал просто.

— Вы же сами сказали: что-то случилось.

— Да, мне показалось, что не все в порядке. — Иратов опять потянулся дрожащими руками за сигаретой.

— Или все-таки она могла сказать вам что-то важное? И вы пошли, потому что не могли не пойти? Она вам угрожала?

— Нет!

— Понимаете, Вадим Сергеевич, во всем должна быть логика. Чего угодно может не быть — осторожности, сообразительности, но логика всегда должна быть. В ваших словах я ее не вижу. Пьяная женщина бузит, вы сами сказали. Пристает ко всем с глупыми разговорами. Вы ее терпеть не можете, потому как она вас достала даже у вас дома. И вдруг она звонит, и вы бежите.

— Да, дурак. Не знаю, зачем пошел. — Иратов беспомощно развел руками. — Логика тоже есть не везде.

— Ладно. Когда вы с ней разговаривали, вы не слышали посторонних шумов? Голоса? Музыка? Телевизор?

— Да, — Иратов подумал и кивнул. — Да, было шумно. Голоса, но такие… Телевизор! Да, вы правы.

— Что вас насторожило? То, что она сказала «срочно и немедленно», или интонация? Не показалось, что она напугана?

— Нет. Но голос был странный. Хриплый и нездоровый.

— Подозрения у вас есть? Кто мог убить и почему?

— Нет. — Иратов решительно помотал головой. — Ее многие не любили, но убивать из тех, кого я знаю, никто бы не стал.

— Но ее убили, — напомнил Василий.

— Да, но я никого не подозреваю.

— Незадолго до убийства ее посещал мужчина. Знаете ли вы, с кем из присутствующих в пансионате у нее были интимные отношения?

— Не думаю, что к убийству это имеет какое-нибудь отношение, — мрачно сказал Иратов.

— И все же?

— С кем у нее были такие отношения в ТОТ вечер, я не знаю, — сказал Иратов и отвел глаза.

— А что, — заинтересовался Василий, — у нее каждый вечер был кто-то новый?

— Не каждый, — мрачно огрызнулся Иратов, — но сердце у нее было вместительное.

— Е-мое, — возмутился Василий. — Неужели вы думаете, что мы настолько никчемны, что и анализ спермы сделать не сумеем?

Иратов молчал.

— Но этот мужчина — не вы? — уточнил Василий. — Иначе бы вы знали, правда?

Иратов окинул старшего оперуполномоченного презрительным взглядом и до ответа не унизился.

— В промежутке между вашим уходом из ресторана и обнаружением вами трупа кто-нибудь вас видел?

— Да. — Иратов густо покраснел. — Девушка из номера напротив. Журналистка. Когда я поднялся на третий этаж и вышел из лифта, она как раз поднималась по лестнице и видела, как я стучу в дверь Светкиного номера. Потом я пошел к себе наверх, и она тоже.

— Она что — преследовала вас?

— Нет, так случайно получилось. — Иратов поежился. — Мы же живем на одном этаже. Вот и поднялись вместе.

— Все. — Василий лучезарно улыбнулся. — Был рад познакомиться, ценю вас как политика и как свидетеля. До скорых встреч.

Иратов ушел мрачный и подавленный, и у Василия возникло подозрение, что его радушие не оценили по достоинству.

Полковник Зайцев заглянул в кабинет сразу после ухода Иратова:

— Как он тебе?

— Что-то не так, — пожаловался Василий. — Либо он сам ее кокнул, либо догадывается — кто.

— А говорят, что у него алиби, — удивился полковник.

— Так договор такой у них с нашей Санькой, — объяснил Василий. — Иратовская жена ее попросила, чтобы Санька до выборов Иратова нам голову морочила.

— Вот люди! — Сергей Иванович даже задохнулся от возмущения. — Скоты, одним словом. Хозяева жизни, а беззащитной девчонкой прикрываются. Ведь если вскроется Санин сговор с Иратовым, неприятностей у нее будет достаточно.

— Не, Сергей Иванович. Мы ее защитим в лучшем виде, — принялся по-своему успокаивать начальника Василий. — Она, кстати, потому так и распоясалась, что чувствует нашу трогательную защиту и опеку.

— А как им удалось ее уломать? Она что, изображала страстную поклонницу Иратова? И под это дело согласилась дать ложные показания?

— Товарищ полковник, она ведь по официальной версии — тоже подозреваемая. Так что, по их логике, сделка выгодна обоим. Кроме того, она овцой прикидываться не стала, наоборот, изображает молодую расчетливую хищницу. К тому же прикрывает Иратова она не бескорыстно, ей заплатят.

— За подобные штучки года на два можно сесть, — сердито сказал полковник. — Кстати, там к тебе пришли. Симкина Элеонора Генриховна.

— А Леонид выехал? — заволновался Василий.

— Выехал. А почему ты погнал его в редакцию «Секс-моды» во время допроса Симкиной?

— Потому что Симкина видела его на семинаре в «Роще». Для нее он — Манукян. Да и в отсутствие главной редакторши сотрудники будут поразговорчивее.

— Она ждет в коридоре, — сказал Зайцев, удобно усаживаясь за стол Леонида.

— Извините, Сергей Иванович. — Василий виновато потупился. — С женщинами предпочитаю встречаться один на один.

— Женщина, сидящая в коридоре, старше тебя на двадцать лет, а весит ровно столько же, сколько ты, — сообщил мстительный Зайцев. — Впрочем, любви все возрасты покорны и все весовые категории.

— Не знаю, как любви, но допросу — точно. Напугайте ее, пожалуйста, товарищ полковник, а? Скажите, что я зверюга злобный и женоненавистник. Посоветуйте ей мужаться и все такое.

— Правду говорить легко и приятно, — кивнул Зайцев, а через минуту в кабинет протиснулась тучная дама в шелковых одеждах.

— Разрешите?

Она была напугана похлеще Иратова, и на Василия смотрела, как на убийцу-маньяка.

— Я вам не нравлюсь? — кокетливо спросил старший оперуполномоченный, чем буквально пригвоздил Симкину к месту у двери. Казалось, подошвы ее модных туфель прилипли к полу, и оторвать их она не в состоянии.

— Нет, я понимаю, внешность у меня не идеальная, — продолжал Василий. — Да и лишний вес. Но некоторые подмечают во мне специфическое обаяние. Приглядитесь.

Василий встал, повернулся к Симкиной в профиль, задрал подбородок, потом расставил руки в стороны а-ля самолетик и совершил медленный поворот на сто восемьдесят градусов, демонстрируя свидетельнице свое большое и мощное тело.

Элеонора Генриховна сделала попытку ускользнуть в коридор, но капитан Коновалов ловко метнулся к двери, успел схватить Симкину за локоть, затащил в кабинет, плотно закрыл дверь и насильно усадил бедную женщину в кресло. В глазах Симкиной застыл такой ужас, что Василий поежился. Но, превозмогая неприязнь к самому себе, он прошелся по кабинету вихляющей походкой, подергивая коленками, потом подскочил к Симкиной, протянул ей руку и томно представился:

— Вася. — Помолчал и добавил: — Васек.

Симкина на рукопожатие не ответила, а изо всех сил вжалась в кресло, отчего оно страдальчески заскрипело. Надежды на то, что Элеонора Генриховна в ближайшие полчаса обретет дар речи, почти не осталось. Но Василия молчание свидетельницы не смущало.

— Болтал бы с вами и болтал, мне нравятся такие собеседники — вежливые, внимательные, способные дослушать до конца. Чаше попадаются крикливые, склочные, все им не так. Сам-то я из ОМОНа, — зачем-то признался он, — и многого не понимаю. Но понятия у меня есть. Говорить будем?

Симкина испуганно кивнула.

— Вот и славно. Мы уже имели с вами беседу в пансионате. Но тогда все были очень расстроены, напуганы, а мы — очень заняты изучением места происшествия. Мозги соскребали со стены, пули выковыривали. Хорошо, у женщин мозгов мало, а то бы всю ночь провозились. Ой, о чем я? Жертву же задушили! Склероз, все время путаю пострадавших. Одним словом, толком поговорить не удалось. То ли дело сегодня. Скажите, Элеонора Генриховна, были ли недоброжелатели у вашей заместительницы?

Симкина закашлялась, и так сильно, что на глазах у нее выступили слезы.