«… ибо вместо истинных правил они начинали вращать мечом и делать пируэты, на которые способны только истинные мастера, в то время как для простых бойцов существуют правила, коим нужно следовать»

Теперь «охрана мешка с добром, оставленного на палубе или тесной улице». Другой выбор действий, потому что можно рубить поверх защищаемой ноши, не рискуя снести ей голову. Быстрое перемещение по кругу с одновременным вращением вокруг собственной оси. Паркет едва слышно поскрипывал под стремительными шагами, гудел воздух, рассекаемый длинным клинком.

«Если вы желаете наносить удары с выгодой для себя, исполняйте правила с твердым и размеренным шагом, не подражая танцорам. И нет необходимости в том, чтобы делать все в большой спешке»

Боец завершил разминку серией приемов, исполненных в чисто островной манере и рассчитанных как раз на такую гарду без выраженного перекрестья и с широкими кольцами — вторая рука ложится на витую «восьмерку», а не пяту клинка. Фехтовальщики с материка называли это «косьбой» и считали низким искусством. Впрочем, чего ждать от дикарей, которые по сей день предпочитают двуручные сабли прямому обоюдоострому клинку…

Курцио выровнял участившееся дыхание и в то же время, подобно требовательному счетоводу, провел инвентаризацию тела, отмечая изменения. Увы, оные имели место и все клонились к худшему. Одышка от упражнений подкрадывается слишком быстро. Меч кажется тяжеловатым уже после сотого взмаха, а то и раньше. Предплечья тоже устают прежде обычного, а мечник, лишенный сильных кистей — посмешище, не воин. Все как обычно — лучше многих, но горше прежнего. А хуже всего — глаза. Курцио несколько раз уже ловил себя на том, что склоняется ниже обычного над литирами донесений, сообщений, писем, доносов. Записи приходится разбирать дольше, а по ночам надо жечь больше свечей. Сейчас же он убедился в том наглядно. Это, разумеется, еще не преддверие слепоты, удела стариков, однако зрению, закаленному некогда созерцанием безбрежных просторов Моря, не пошли на пользу кабинеты, буквы и ночные бдения над документами.

Надо обратиться к магу-целителю… однако чародеям нет нынче веры. Скверная, ненадежная гильдия, заискивающая перед мирскими владыками, но при этом всегда себе на уме, пытающаяся играть свои потаенные игры. Поэтому…

Курцио подошел к окну, посмотрел на закат, подкравшийся рано и коварно. Солнце на треть скрылось за горизонтом, но свет казался особенно ярким, чистым, проникая сквозь разоблачающиеся от листьев кроны осенних деревьев. Зима близко… Астрологи все, как один, говорят, что будет мало хлада и много снега. Это добрые вести, лучик надежды на то, что все-таки удастся собрать хоть какой-то урожай. Исчезающе малый лучик, но все же…

Очки, решил он. Сначала следует заказать себе очки, благо Мильвесс, помимо прочего, это еще и лучшие шлифовщики стекол на всем континенте. превосходят их лишь островные мастера, однако с нелюбимой и брошенной родины сын-изменник теперь не получит и пригоршни пыли.

Решено. Прямо завтра, не откладывая, следует вызвать к себе достойного, проверенного мастера.

Утвердившись в намерениях, Монвузен ощутил небольшой прилив хорошего настроения и легкого, в умеренной дозе, оптимизма. Главное — не смотреть на простые, без всякой резьбы и других украшательств (иначе не успели бы изготовить к сроку), шкафы, готовые подобно беспощадным захватчикам заполонить без остатка огромный кабинет наилучшего соглядатая и главы всех лазутчиков Его Императорского Величества.

На прошлой неделе Курцио предоставил Оттовио прошение о передаче для нужд императорской разведки Фиолетового дворца. Он располагался дальше всех и пребывал в запустении после большого пожара, к тому же окружен лесом, где имелось несчитанное множество тропинок, редко посещаемых или попросту заброшенных охотничьих домиков, а также иных мест, где можно со всей пользой для дела и без чужого пригляда устраивать тайные встречи, наставлять шпионов и так далее. Оттовио пока не дал ответа, но Курцио в оном не сомневался, потому что император, будучи как-никак выходцем с Острова, понимал выгоду знания перед неведением. А Монвузен заслуженно пользовался репутацией человека, способного извлекать полезные для трона сведения из самых причудливых источников.

Только в бархатную тьму чертогов Сальтолучарда, где принимались окончательные решения, Курцио проникнуть чужими глазами и ушами не смог. Увы, здесь он играл против равных оппонентов на их поле. И это… нервировало. Он привык знать или хотя бы с приемлемой точностью догадываться обо всем, что представляло интерес и выгоду. Однако происходящее на Острове пока оставалось сплошным пятном чернил. Что-то там определенно менялось, но что именно?..

Проблема решалась просто — нужно больше золота. Серебро тоже сойдет, но золото лучше. Потому что вся разведка в конечном итоге сводится к одному лишь действию: ты находишь человека, который знает больше тебя, и платишь ему за знание. Знание чужой тайны, страха, вожделения — не имеет значения. Всегда происходит обмен звонкого «царя металлов» на слова, невесомые, как пух.

А вот с золотом у Империи дела обстояли, прямо скажем, не блестяще…

Тихо скрипнула неприметная дверца. Курцио специально не смазывал петли, чтобы никогда не оказаться застигнутым врасплох. Этим ходом пользовалась лишь одна персона, следовательно, островитянина-ренегата почтила вниманием указанная личность или убийцы, прознавшие секрет.

— Добрый вечер, — сказала Биэль, подойдя на расстояние шага, коснулась лица мужчины самыми кончиками пальцев. Курцио отметил, что ногти маркизы как обычно покрыты лаком с золотой пылью.

— Бесконечно рад, жемчужина моего сердца, — ответил мужчина приветствием по традициям родины. Он осторожно, как хрупкий фарфор, взял вторую руку женщины и поцеловал запястье.

— Хм… — Биэль продолжала водить кончиками ногтей по лицу Монвузена, слегка царапая скулу, щеку и, наконец, краешек губы.

В конце концов, он обнял ее, выдохнув в темные волосы:

— Я скучал. И тосковал.

— Я знаю.

Ему не нужно было видеть ее лицо, чтобы воочию представить выражение — спокойную уверенность и едва уловимый триумф победителя.

Он отстранился, поправил ей чуть выбившийся из прически локон, осмотрел любовницу с головы до ног, зная, что ей это нравится и чувствуя особенное, изысканное удовольствие эстета-ценителя.

Маркиза, как обычно, избегала роскошных и многоцветных одежд, приличествовавших бы ей по праву рождения и состоянию. Это роднило всех Вартенслебенов — они культивировали дорогую скромность, выделяясь среди любого общества. По легенде один из основателей благородного дома заметил как-то, что в нынешние времена низкородный сброд одевается с роскошью королей, поэтому хороший вкус требует отличаться от черни. Ирония заключалась в том, что автор сентенции был гастальдом всего лишь во втором поколении.

Биэль надела серое платье с очень высоким воротником, который заменял шарф, но в то же время приоткрывал белоснежную подкладку из паучьего шелка. Серебряные пуговицы не шли равномерно, а группировались по четыре, Широкий пояс был завязан выше обычного, под самой грудью, подчеркивая идеальную фигуру. Молва гласила, что старшая дочь Вартенслебенов никогда не ела досыта, ежедневно принимала ванну, полную колотого льда и, разумеется, продала душу Ювелиру, потому что невозможно сохранить такую свежесть, миновав третий десяток прожитых лет. Курцио в точности знал, что первые два пункта — чистая правда и пребывал в сомнении насчет третьего.

— Охрана? — спросил он, чуть поморщившись от необходимости думать о суетном. повседневном.

— Как обычно. Будет ждать снаружи. Полагаю, здесь мне ничто не угрожает?

— Определенно.

— Я рада.

Она скользнула взглядом по мечу, который мужчина после разминки небрежно положил на угол стола. Посмотрела дальше на бумаги, сложенные в несколько стопок на манер донжонов, спросила: