Особое внимание я обращал на крепость брюшного пресса.

Все это, само собой, тренировочные мелочи. Поиск же касался существа тренировки.

Разумное питание, умение дышать, обилие свежего воздуха – основа нормальных обменных процессов. Об этом знают, но все внимание приковано к силе, отчасти и к размеру мышц, а также – громадному собственному весу. Чтобы избежать крупных неприятностей со здоровьем, как-то сбалансировать вред перегрузок большого спорта, надо помнить о разумном питании, полноценном отдыхе и закаливании. Тяжелоатлеты несут урон от неполноценного дыхания. Поэтому нужно осваивать специальные упражнения, не с тяжестями. Я, к сожалению, понял это слишком поздно…

Традиционные мартовские соревнования Приз Москвы я пропустил. Шемански дал спектакль на полусиле. Он приехал не для опробывания мускулов своих и соперников – увидеть Москву. Этот атлет, как никто, умел распределять силу. Умел собираться. Глядя на его выступления из заурядных, нельзя вообразить, как он способен меняться в главной борьбе! Вялый, скучноватый, даже просто слабый, он преображался…

В те месяцы я открыл для себя А. И. Герцена и не мог отвести взгляда от слепящего света строк: "Он веровал в это воззрение и не бледнел ни перед каким последствием, не останавливался ни перед моральным приличием, ни перед мнением других, которого так страшатся люди слабые и не самобытные…" (Герцен А. И. Поли. собр. соч., 1956, т. 11. С. 16).

А Бальдассаре Кастильоне!

"Нужно повиноваться истине, а не большинству".

Или его же: "…правда и состоит в том, чтобы говорить то, что думаешь, даже если заблуждаешься…"

Не сворачивать с избранного пути, быть преданным центральным мыслям, не разменивать эти мысли; победами и стойкостью утверждать правоту моральных принципов, гордиться принадлежностью к великим заповедям прошлого и настоящего.

"Истину нужно искать и принимать, отстраняя все посторонние для этого соображения, даже соображения добра",– моральность этой формулировки заставила меня ломать голову. Как без добра? Разве может быть здоровым то, что приносит в жертву добро?.. Снова и снова я заходил на эти мысли. Где ответ, в чем?.. А ведь именно в ответе – направление жизни; именно он, ответ, обнажит это направление и, следовательно, определит все дни твоей жизни… Она должна быть подчинена истине. Стремление найти истину и безусловно согласиться с ней – это обязательное требование, общее и для науки, и для морали,– позже эти своего рода постулаты подробно сформулирует советский математик академик Александр Данилович Александров, ректор Ленинградского университета в 50-60-е годы.

В тех месяцах – все противоречия моей тренировки. Я определенно выходил на новые результаты, преодолевал болезненность. Ту болезненность, которая не смывается неделями отдыха, заботливостью и уходом…

И я снова любил силу. Любил все той же молодостью чувств. Меня примяли борьба и ошибки, запалила гонка, но чувства не изменили цвета.

И в то же время все больше и больше людей вмешивалось и втиралось в мою жизнь. Все больше и больше я терял себя, становился человеком-символом. Я знал, что и почему, но это не избавляло от нелепой выставленное напоказ. Подобная жизнь убивает искренность.

И еще я страшился заданности в жизни. Она вытравляет человеческое. Знать, что будет спустя неделю, год, годы. Быть в казарменном шаге… А человек – это стихия. Он безграничен. И вдруг поднимается над самим собой. Он всегда таит возможность быть другим и созидать новое. Но только не жевать дни! Только не хоронить дни!

Чемпионат США 1963 года выигрывает Сид Генри, в троеборье-1125 фунтов (510,3 кг). Мягкий, деликатный, в полном смысле интеллигентный, он казался случайным в "железной игре", или, как ее однажды назвал тренер и атлет, а по профессии архитектор Дмитрий Петрович Поляков, "железной свалке". И говорено то было старым атлетом с таким язвительным двусмыслием!..

Я видел, Генри увлечен силой, но не настолько, чтобы отдавать себя. А это определяет душу тренировки. При всем том Генри был смел и решителен в соревнованиях.

Что до интеллигентности… После чемпионата мира в Стокгольме Лев Кассиль напечатал в "Вечерней Москве":

"Незадолго до отъезда в Рим я говорил о Власове с одним из наших тяжеловесов, в прошлом не раз уходившим с помоста в звании чемпиона.

– Боюсь я за него, признаться,– сказал мне атлет.– Нервы могут подвести. Очень уж он у нас интеллигентный.

…И недаром в книге "Дороги ведут в Рим" приводится высказывание старого итальянского журналиста о Власове: "Невероятно! Это же ученый, а не штангист…"

Американские соперники Ю. Власова тоже делали ставку на то, что у нашего атлета сдадут "интеллигентные нервы"… Но он сумел собраться и доказать, что воля у него не слабее мышц. Он ушел с помоста, вернее, был унесен на руках восторженными "тиффози" чемпионом Олимпиады… показавшим совершенно невероятный результат…

Помнится, что в Палаццетто делло спорт не нашлось даже соответствующих таблиц. Цифру рекорда пришлось выводить от руки мелом на демонстрационной доске.

"Век Андерсона" сменился "веком Власова"…" (Кассиль Л. Перо и штанга.– Вечерняя Москва, 1963, 10 октября).

На мой взгляд и опыт, как раз черная, бессознательная сила неустойчива в борьбе. Она по природе своей лишена устоев, а следовательно, и способности сносить испытания, предполагающие определенные волевые напряжения, жертвы, самоограничения.

Победа Сида вовсе не означала конец Шемански. Я знал, как умеет выколачивать силу маэстро Шемански. За ним еще сохранился рекорд мира в рывке, "узурпированный" 28 апреля 1962 года в Детройте. И надежды на то, что у атлетов с возрастом притупляются скоростные качества, не оправдывались: Норб держал рекорд цепко. Да, из всех соперников самым серьезным по-прежнему оставался он. Несмотря на возраст, у него был запас силы. Жим можно "качать" до последнего своего дня на большом помосте (когда мне было сорок три, я, не тренируясь со штангой десятилетие, за полтора месяца довел жим лежа на наклонной доске, сорок градусов, с 95 до 190 кг; причем между делом, без нацеленности и соответствующего режима и при собственном весе 105 кг). Эту особенность силы учел Норб и тренировку изменил в пользу жима.

Зима, весна и начало лета 1963 года отлетели подозрительно мирно – никаких наскоков рекордами, неожиданностей результатов, газетной травли. Пружины будущих поединков взводились сдержанно и осмотрительно.

Я ощущал перемену в отношении к себе. Если я ушел от поражения в Будапеште с наименьшей из допустимых разниц – всего 2,5 кг,– то что может учинить Норб в Стокгольме, на будущем чемпионате мира? Что он готовит? Что и как свяжется в будущей встрече?

А пока я ляпал все ту же ошибку в тренировках: изнурял себя пробой новых приемов. Все было так просто, правда лежала на ладони – зачем искать? Сбавь обороты – и захлебнешься силой. А я ничего не видел! Я боялся остановки. Как же я был слеп: ведь отдых – это самое верное и неотразимое оружие спортсмена! Искусство владения им не менее сложно, чем знание нужных упражнений, характера нагрузок. Отдых возрождает силу, заморенную безрассудством фанатичной работы. Отдых в любом случае беспроигрышный ход. Совершенно надежный. Я им не владел. Не хотел владеть. Все перекладывал на способность "нести". Отдых является самостоятельной величиной, но не подчиненным элементом. Непонимание этого – один из самых грубых промахов моей спортивной жизни.

Но ведь любят всегда неразумно, а я любил силу, не почитал, а страстно, горячо любил. Я гнался за ней, мечтал овладеть, приручить, сделать своей, нести в себе, не расставаться.

Еще юношей, задумываясь о смерти, я ставил себя в нее только сильным. Умереть сильным. Сделать последний шаг – и рухнуть, но сильным, прямым, не размытым страхом за себя и жизнь. Не унижаться перед смертью.