Оба засмеялись, потом Леонид спросил:

– Я вот все думал – что такое 'Великий Замысел'?

– Скажем так, – задумчиво произнесла Лаш, – это гипотеза о том, для чего Инженеры создали множество разумных рас.

– И для чего же?

– Своего рода поиск наиболее передовой формы высокоразвитой жизни, которая возможна в рамках определенных ограничений. Другими словами, они создали множество отдаленно сходных видов и оставили их в нашей галактике, чтобы посмотреть, что получится в результате эволюции и межвидового взаимодействия.

Леонид понимающе кивнул:

– И чтобы посмотреть, кто в итоге окажется сильнейшим? У этой теории есть один изъян. Будь это так, не нужно было бы селить всех по всей галактике. Можно было бы взять планетку вроде Земли, перекроить сушу – уверен, они могли это сделать – и поселить каждый вид на отдельном островке. Быстрей бы результаты получили.

Лаш покачала головой:

– Ты мыслишь в верном направлении, но делаешь неверные выводы. Ты исходишь из того, что Инженеры ошиблись, но согласись, что если ты додумался поселить всех компактней, то и они додумались бы тем более. Это не ошибка – это часть их плана. Гуманоидные расы расселены по галактике равномерно и как можно дальше друг от друга. Происходи все на одной планете – очень быстро остался бы только один вид, прогрессирующий быстрее всех. Выжил бы сильнейший, истребив остальных.

Понимаешь, именно из этих соображений произрастает идея наша идея том, как должны поступать высшие расы. Инженеры расселили всех на разные планеты, к тому же далеко друг от друга, и любые межвидовые контакты стали возможно не сразу. Даже выйдя в космос, различные врасу не смогли встретиться. Для этого понадобился туннельный гипердвигатель – и десятки дополнительных тысячелетий развития до его открытия. Инженеры сделали все возможное, чтобы их создания встретились только после достижения высокого культурного уровня. Чтобы встреча не переросла в бойню. Чтобы борьба за господство велась не гонкой вооружения, а гонкой развития. Знаешь, один землянин сказал про подводную лодку 'Если бы Господь хотел, чтобы мы плавали под водой – он дал бы нам жабры'. В этой шутке есть немалая доля истины. Если бы Инженеры хотели посмотреть, как мы деремся – они создали бы нас с оружием. Но показательно, что ни одна из доживших до этого дня рас не имеет естественного оружия, помимо зубов и ногтей, или их аналогов.

Леонид мрачно засмеялся:

– Судя по тому, что мы знаем о Войне, их план дал сбой.

– Возможно, – согласилась Лаш, – но, видимо, даже эта возможность была ими учтена. Выжили в итоге виды, развивавшиеся медленнее всех и не успевшие попасть в мясорубку. Так или иначе, мы исходим из подобных соображений. Отсюда наше желание доминировать над остальными – чтобы стать тем самым искомым высшим видом. Отсюда же наше мировоззрение. Под понятием 'высший вид' мы понимаем те критерии, которыми, видимо, руководствовались Инженеры. Пытаемся соответствовать требованиям наших творцов. В истреблении остальных нет прогресса, прогресс в непрекращающейся эволюционной гонке.

Наемник кивнул:

– Понимаю. Хотя тогда некоторые ваши поступки кажутся нелогичными. Зачем помогать коорнам, если они, по вашему мнению, конкуренты?

Лаш улыбнулась:

– По двум причинам. Сам принцип высокоразвитой цивилизации подразумевает взаимопомощь. Возвысив кого-то, мы возвышаемся и сами. Мы не позволяем сильным ущемлять слабых, чтобы сильные не становились еще сильнее, а слабые не вымирали. Кроме того... чем больше будет рас, которые мы обгоним в развитии, тем выгоднее мы будем смотреться на их фоне, когда Инженеры вернутся.

– Я так и знал, что вы хитрые и корыстные.

Они снова засмеялись, потом Лаш сказала:

– Слушай, Леонид... Я просмотрела досье, собранное на тебя Кассом. В войнах с ярко выраженными агрессором и жертвой ты всегда воевал за защищающуюся сторону...

– Угу. Это привилегия наемника – выбирать, за кого воевать. Постой, как ты получила к нему доступ?!

– Взломала его бортовой компьютер. Сущий пустяк – четыре секунды и готово. Если он недоволен – пусть, как ты сказал, подаст на меня в суд. Так вот, в одном случае ты воевал за агрессора. Это действительно так или я чего-то не поняла?

Наемник чуть подумал, затем сказал:

– Да. Однажды было дело.

– Больше платили?

– Одинаково. Но... ты знаешь, на Земле кое-где все еще используют на войне детей. Защищавшаяся сторона как раз использовала. И потому – я за них воевать не мог. Совесть не позволила.

Лаш озадаченно нахмурилась:

– Но тогда, выходит, ты был вынужден воевать против детей. Это еще хуже, разве нет?

– Так и было. Я сделал этот выбор осознанно и считаю, что поступил правильно. Понимаешь... Тут дело даже не в том, что когда человек берет в руки оружие, его детство заканчивается. Я воевал тридцать пять лет, но я точно знаю, где, за что и почему. Я готов отвечать за каждый раз, когда нажимал на спуск. Я убил многих – и делал это осознанно. С четким знанием причин, следствий, с ясным пониманием того, почему именно та или иная смерть не будет отягощать мою совесть. Я воевал тридцать пять лет – мои руки по локоть в крови, но совесть чиста. Иногда мне снится смертельно раненый друг, которого я оставил в лесу по его же собственному выбору. Иногда мне снятся другие мои неблаговидные поступки. Да, я иногда поступал плохо – но на моей совести нет кровавых потеков. К чему это я клоню... Видишь ли, когда десятилетнему ребенку дают автомат и говорят – вон в того стреляй – он стреляет, не понимая, зачем и почему. Он уже никогда не поймет, что убийство – это зло.

Должно быть, странно слышать такое от наемника – но убийство это все же зло. Только иногда – меньшее. Бывает, что не убить – зло еще большее. А бывает – что оно все равно будет сделано. Иногда я воевал на совершенно чужих войнах исключительно за деньги. Но – это значит, что какой-то пацан того народа, за который я воевал, не пошел на войну, а остался дома.

Возвращаясь к детям с оружием... Такой уже не станет человеком. Все, что из него может вырасти – это убийца, не имеющий собственной воли и не отвечающий за свои поступки. Считай что биоробот. У меня есть четкие правила и принципы. У него их нет и не может быть. Я могу ошибаться, но позволить такому жить нельзя. Я стрелял в детей с оружием в руках – но моя совесть спокойна. Вина на ублюдках, которые дали детям оружие и послали на войну. А я просто устранял результаты их злодеяний.

– Ладно, хватит об этом. Неприятная тема, к тому же могущая повредить моей неокрепшей ранимой детской психике. Шучу. Расскажи лучше о своем отце. У Касса в досье только очень скупо отмечено, все твои предки-мужчины, начиная с дедов, погибли геройски.

– Второй дед был летчиком, он тоже погиб на той войне. Когда его самолет загорелся – врезался в немецкий корабль вместе с торпедой. Отец пошел по его стопам, стал летчиком. Воевал уже на совсем другой войне, получил именное оружие за героизм. А погиб в мирное время, когда мне было восемь. Совершал обычный полет. Патрулирование. И прямо над городом мотор отказал. Папа катапультироваться не мог – внизу жилые дома. Тянул, сколько мог, за город. Самолет рухнул в тридцати метрах от крайнего дома. Папа все же попытался спастись в самый последний момент – но парашют даже не раскрылся. Тогдашние системы спасения пилотов требовали, чтобы высота была не менее ста метров – у него их не было. Свои метры он отдал за пятиэтажку, в которую сумел не врезаться. Его пистолет я сохранил, всеми правдами и неправдами. Хотя, по большей части, это всего лишь напоминание мне о том, что сам я своих предков подвел... Вряд ли они хотели бы иметь такого внука и сына.

– Как по мне, ты очень достойный человек, – начала было Лаш.

– Брось. Они достойно жили и отдали свои жизни за светлое будущее, за других людей, за их достижения и свершения. А я всю свою жизнь воевал за деньги. Да, я старался защищать свою страну даже на чужих войнах. Да, я всегда поступал по чести и совести. Но в конечном итоге вся моя жизнь – дорога, ведущая в никуда, и неважно, какими хорошими кирпичами она вымощена.