Роберт Блох

Спящая красавица

– Новый Орлеан, – произнес Морган, – Страна грез.

– Верно, – кивнул бармен. – Так и в песне поется.

– Я помню, как об этом пела Конни Босуэлл, когда я был еще совсем мальчишкой, – сообщил ему Морган. – И решил, что когда-нибудь переверну этот город, чтобы найти самого себя. Но только хотел бы я знать, где же она?

– Она?

– Страна грез, – прошептал Морган. – Куда все исчезло? – Он наклонился вперед, и бармен вновь наполнил его стакан. – Взять, к примеру, Бэйсин-Стрит. Это всего лишь вшивая железнодорожная ветка. А трамвай «Желание»[1] – это автобус.

– Но был трамваем, точно, – заверил бармен. – Просто потом его убрали из Квартала и сделали на всех улицах одностороннее движение. Это прогресс, Мак.

– Прогресс! – Морган отхлебнул из стакана. – Побывал я сегодня в этом Квартале. Музей,[2] Джексон-сквер, Аллея Пиратов, церковь святого Антония, заутреня, фабрики. Приманка для туристов, и только.

– Погоди, погоди, – возразил бармен. – А все эти старые здания с балкончиками, решеточками и прочими безделицами – это как?

– Видел я их, – признал Морган. – Но проходишь мимо одного из таких славных старых домишек с зелеными ставнями – и что зришь прямо у следующей двери? Прачечный автомат, вот что. Прачечный автомат в Vieux Carre.[3] Вышибли старых негритянских мамочек-южанок и поставили на их место стиральные машины. Если где и прячется колоритная атмосфера старины, так это за стенами в частных патио. А на нашу долго остались антикварные магазины на Ройял-стрит, набитые аляповатой дребеденью, которую приволокли из Далекого Бруклина.

Бармен пожал плечами.

– Но ведь есть еще Бурбон-стрит.

Морган скривился.

– Я заглянул на Бурбон, прежде чем прийти сюда. Большая неоновая пустышка. Каменные кубы и стриптиз-клубы. Имитация Диксиленда для шведских туристов из Миннесоты.

– Полегче, Мак, – предупредил бармен. – Я сам из Дулута.

– Ну, так и есть, – Морган принялся за новую порцию выпивки. – Во всем городе ни одного коренного жителя, ни одного подлинного местечка. Что там поется в песне о малышках креолках с сияющими глазками? Я видел лишь толпу второсортных шлюх, в которых нет никакой загадки, и ни тени очарования старого Цинциннати.

Бармен, не дожидаясь заказа, вновь наклонил бутылку.

– Ага, теперь усек, Мак, – пробормотал он. – Ты, небось, хочешь встряхнуться, а? Ладно, я знаю одно местечко…

Морган замотал головой.

– Не сомневаюсь, что знаешь; Все знают местечки. Я шел на север, и до того, как; пересек Рэмпарт, меня останавливали трижды. Таксисты. Хотели затащить в какие-то вертепы. И что оказалось главной приманкой, торговым знаком? Кондиционеры воздуха, вот что. Человек ждет полжизни, копит деньги на это путешествие, а страна грез оборачивается пузырем с кондиционированным воздухом.

Он встал и налетел на стул.

– Открою тебе секрет, – сказал Морган. – Если бы Жан Лафитт[4] жил в наше время, он стал бы водителем такси.

Пошатываясь, он выбрался из забегаловки и остановился на тротуаре, жадно вдыхая сырой промозглый воздух. Кругом все было в тумане: На улицах туман. В мозгу туман.

Впрочем, он знал, где находится: на севере – Рэмпарт, на востоке – Канал и отель Юнга. Он не заблудился, несмотря на туман.

Неожиданно Моргану захотелось заблудиться. Избавиться от этого наваждения и повернуть на маленькую боковую улочку, где трава пробивается сквозь булыжники мостовой и во всех домиках окна на ночь закрываются ставнями. Там не было ни машин, ни прохожих, и если бы не фонари, то он легко мог бы вообразить себя в старом Новом Орлеане. В настоящем Орлеане – городе песен и сказок, городе Болдена, Оливера и малыша по имени Сатч.[5]

Таким город когда-то был, таким Морган его знал. Затем началась Первая Мировая война – и закрыли Сторивилл. А после Второй Мировой превратили Бурбон-стрит в ярмарочный балаган для солдафонов и депутатов. Туристам это пришлось по вкусу: они ходили на Марди Гра, обедали у Арно, дегустировали сазерак в Доме Абсента и возвращались домой совершенно счастливыми.[6]

Но Морган не был туристом. Он был романтиком, искавшим страну грез.

Забудь о ней, сказал он себе.

И поплелся вперед, пытаясь забыть, но не смог. Туман сгустился – точнее, оба тумана стали гуще. Из тумана внутреннего выплывали фразы старых песен и образы древних легенд. Из тумана внешнего возникли развалины стен кладбища Сент-Луис. Великолепное кладбище Сент-Луис, как было сказано в путеводителе.

Ладно, к дьяволу путеводители. Это было как раз то, что искал Морган. За этими стенами и был настоящий Нью-Орлеан. Разрушенный, мертвый, зарытый и гниющий во славе.

Морган отыскал закопченные ворота. Они были заперты. Он поглядел сквозь прутья решетки и заметил неясные туманные фигуры. Внутри были призраки, настоящие призраки. Он видел, как они молча стояли – белые, смутные… они кивали ему, манили к себе. Они хотели, чтобы Морган пришел к ним, и это вполне соответствовало его настроению. Туда, внутрь, к другим мертвым романтикам…

– Что это вы делаете, мистер?

Морган повернулся и привалился спиной к воротам. На него во все глаза глядел маленький человечек – маленький, седенький и с открытым ртом, из которого несло странным сладковатым запахом.

Еще один призрак, сказал себе Морган. Смрад разложения…

Но это был всего лишь алкоголь. И старичок был реален, хотя лицо его туманилось, а в глазах клубилась мгла.

– Вам туда не войти, мистер, – произнес он. – Ночью здесь заперто.

Морган кивнул.

– Вы сторож? – спросил он.

– Нет. Я просто случайно проходил мимо.

– Я тоже. – Морган указал на аллею за воротами. – Будь я проклят, впервые вижу в этом городе место, Которое выглядит настоящим.

Старичок улыбнулся, и Моргана снова обдало болезненно-сладким запахом.

– Вы правы, – сказал старик. – Все настоящее мертво. Ангелов заметили?

– Я думал, это призраки, – признался Морган.

– Может, и так. Помимо изваяний, там внутри масса интересных вещей. Надгробия видели? Поскольку почва здесь болотистая, всех хоронят над землей. А те, кому гробницы не по карману, просто арендуют склеп в пределах кладбища. Можно снять хоть на месяц, если захочется. Но попробуйте вовремя не внести плату – и вашего дедулю выставят в два счета! Если, конечно, похитители трупов не выроют его раньше. – Старичок захихикал. – Видите решетки и цепи на дверях? – спросил он. – Это богачи их понавесили. Надо же как-то защитить своих усопших от похитителей тел. Кое-кто плетет, что грабители могил охотятся за драгоценностями и прочим добром. Другие толкуют, что черномазым нужны кости для обрядов вуду. Я бы мог вам порассказать…

Морган глубоко вздохнул.

– С удовольствием послушаю ваши рассказы, – сказал он. – Может, пойдем куда-нибудь выпьем?

– Не откажусь, – поклонился старичок.

В обычных обстоятельствах Морган нашел бы это зрелище смешным. Но сейчас оно казалось ему вполне естественным. Казалось вполне естественным, что этот маленький человечек ведет его петляющими улочками в густеющий туман. Казалось естественным, что в конце концов старичок привел его в сомнительный бар с единственной тусклой лампочкой над занавешенным окном. И он не удивился, когда незнакомец, не спрашивая Моргана, заказал выпивку на двоих.

Толстый бармен с изрытым оспой лицом, которое не выражало абсолютно ничего, поставил перед ними стаканы. Морган воззрился на мутную зеленоватую жидкость. Она походила на конденсированный туман, но от нее исходил тот же странный болезненно-сладкий запах, который был уже знаком Моргану.

вернуться

1

Трамвай «Желание» – Трамвай, который действительно ходил в Нью-Орлеане. Так же называется знаменитая пьеса драматурга Теннесси Уильямса (1911–1983).

вернуться

2

Музей – имеется в виду Новоорлеанский Музей искусства, основанный в 1911 г.

вернуться

3

Vieux Carre (фр.) – Французский квартал.

вернуться

4

Жан Лафитт – (1780–1825) – французский корсар.

вернуться

5

Болден, Чарльз «Бадди» (1868–1931) – американский корнетист, один из пионеров джаза. Оливер – Джозеф «Кинг» Оливер (1885–1938) – американский корнетист и джазовый композитор, Сатч – вероятно, это Луи Армстронг, у которого было прозвище Сатчмо.

вернуться

6

Марди Гра – последний день карнавала на масленицу. Сазерак – коктейль из ржаного или кукурузного виски, горького ликера, анисовой водки (перно) и сахара. Подается с ломтиком лимона после перемешивания со льдом.