Питт стоял и смотрел на большой корабль, изучая его внешний вид. По морским стандартам это был небольшой корабль, водоизмещением восемьсот двадцать тонн и общей длиной сорок пять метров. Корабль был построен на судовой верфи в Дании, в Роттердаме, перед второй мировой войной. Сразу после того, как немцы оккупировали территорию, его экипаж переправил судно в Англию, где оно выполняло важную служебную функцию — буксировало подбитые и поврежденные корабли в британский порт Ливерпуль под самым носом у немецких подводных лодок. Когда военные действия в Европе закончились, его устаревший и поврежденный корпус был продан Датским правительством Американскому морскому ведомству, которое занесло судно в резервный состав флота. Там оно находилось долгих двадцать пять лет, под серым пластиковым коконом. Затем вновь сформированное Национальное Подводное Морское Ведомство приобрело останки корабля у Флота и превратило его в современное океанографическое судно, назвав его Первая Попытка.

Питт прищурился от яркого блеска белой краски, покрывавшей судно от носа до кормы. Он поднялся по трапу на палубу, где его встретил старый друг, командир Руди Ганн, капитан судна и руководитель экспедиции.

— Ты выглядишь неплохо, — сказал Ганн без улыбки, — если не считать твоих красных глаз. — Он достал сигарету. Но прежде чем прикурить ее, он предложил одну Питту, который кивнул головой в знак благодарности.

— Я слышал, у тебя проблемы, — сказал Питт.

Лицо Ганна помрачнело.

— Ты прав, это так, — проворчал он. — Я просил адмирала Сандекера прислать тебя из Вашингтона не ради отдыха и развлечений.

Брови Питта удивленно поднялись. Такая неожиданная грубость была не характерна для Ганна. В обычных условиях маленький командир был приветливым и веселым человеком.

— Расслабься, Руди, — мягко произнес Питт. — Давай уйдем с солнцепека, и ты расскажешь мне обо всем.

Ганн снял свои очки в роговой оправе и провел по лбу носовым платком.

— Извини, Дирк, это все потому, что я никогда не видел, чтобы столько всего случалось одновременно. Это делает тщетными все наши планы, которые мы связываем с этим проектом. Полагаю, что от всего этого я становлюсь злым, как черт. Даже команда стала явно избегать меня в последние три дня.

Питт положил руку на плечо этого коротышки и улыбнулся.

— Я обещаю не избегать тебя, даже если ты превратишься в жуткую маленькую бестию.

Ганн выглядел озадаченным какое-то мгновение, затем чувство облегчения появилось у него в глазах, и он рассмеялся, запрокинув назад голову.

— Слава богу, что ты здесь, — он легонько сжал руку Питта. — Может, ты и не решишь эти загадки, но в конце концов мне станет хоть немного легче, когда ты будешь рядом. — Он повернулся и показал на нос корабля.

— Пойдем, моя каюта там, наверху.

Питт поднялся по трапу вслед за Ганном на верхнюю палубу и прошел в его маленькую каюту. Единственным, но существенным достоинством каюты был прохладный поток воздуха, идущий от вентилятора.

Он постоял немного над ним, наслаждаясь прохладой. Затем сел в кресло, положив руку на спинку, ожидая, что Ганн сразу же начнет рассказывать.

Ганн закрыл иллюминатор и остался стоять.

— Прежде чем я начну, я хотел бы спросить, что ты знаешь о нашей Эгейской экспедиции?

— Я только слышал, что Первая Попытка занимается зоологическими исследованиями в Средиземноморье.

Ганн ошеломленно уставился на него.

— Разве адмирал не познакомил тебя с подробностями относительно этого проекта, прежде чем ты покинул Вашингтон?

Питт прикурил другую сигарету.

— Что заставляет тебя думать, что я прибыл прямо из столицы?

— Я не знаю точно, — с сомнением произнес Ганн. — Я только полагал, что ты…

Питт с улыбкой остановил его.

— Я не был даже вблизи Штатов в последние четыре месяца. — Он выпустил клубы дыма в сторону вентилятора и наблюдал, как голубой туман рассеивался. — В записке Сандекера к тебе просто говорилось, что он направляет меня прямо на Тасос. Он явно не упоминал, откуда я прибуду и когда я приеду. Следовательно, ты ожидал, что я появлюсь парящим в голубом небе дня четыре назад.

— Снова я виноват, — сказал Ганн, пожимая плечами. — Ты прав, конечно. Я отводил самое большее два дня на то, чтобы твоя старая жестяная утка долетела из столицы. Даже когда ты, наконец, появился и попал в переделку на Брейди Филд вчера, ты уже на четыре дня прибыл позже моего графика.

— Мы ничего не могли сделать. Мы с Джордино должны были доставить снаряжение на дрейфующую станцию, расположенную на льдине севернее Шпицбергена. Сразу после нашего приземления началась пурга, и мы целых семьдесят два часа были погребены под снегом.

Ганн рассмеялся.

— Ты действительно прилетел из одной экстремальной температуры в другую.

Питт не ответил, но слегка улыбнулся.

Ганн открыл верхний ящик небольшого стола и протянул Питту большой конверт, где находилось несколько рисунков рыбы странного вида.

— Ты видел что-нибудь похожее раньше?

Питт посмотрел на рисунки. Большинство из них отражали различное восприятие художниками одной и той же рыбы, отличавшейся некоторыми деталями. Первой была античная греческая иллюстрация на вазе. Другая явно была частью римской фрески. Он отметил, что два из них были более современными, стилизованными рисунками, изображавшими рыбу в движении. Последней была фотография ископаемого, отпечатавшегося в песчанике.

Питт вопросительно посмотрел на Ганна.

Ганн протянул ему лупу.

— Вот, посмотри поближе на это.

Питт протер толстое стекло и внимательно рассмотрел каждый рисунок. На первый взгляд, рыба по размеру и очертаниям напоминала голубого тунца, но при более тщательном рассмотрении нижние тазовые плавники внешне были похожи на маленькие перепончатые лапы. Были еще две идентичных конечности, расположенные перед спинным плавником.

Он тихонько присвистнул.

— Это странный экземпляр, Руди. Как он называется?

— Я не могу произнести латинское название, но исследователи на борту Первой Попытки ласково назвали ее Задира, то есть любительница подразнить.

— Почему?

— Потому что по всем законам природы эта рыба должна была исчезнуть около двух миллионов лет назад. Но, как ты видишь по этим рисункам, люди все еще утверждают, что видели ее. Каждые пятьдесят или шестьдесят лет появляются новые очевидцы, но к несчастью для науки. Задира еще не была поймана. — Ганн взглянул на Питта и снова посмотрел в сторону. — Если есть такая рыба, то должна существовать и примитивная жизнь. Существуют в записи сотни сообщений рыбаков и ученых, которые честно смотрят тебе в глаза и утверждают, что Задира была у них на крючке или в сетях, но, прежде чем рыба была поднята в лодку, она исчезала. Каждый зоолог в мире готов отдать свое левое яичко, чтобы получить живую или даже мертвую Задиру.

Питт потушил сигарету в пепельнице.

— Что делает эту исключительную рыбу такой важной?

Ганн взял рисунки.

— Обрати внимание, что художники не имеют единого мнения о верхнем слое кожи. Они изображают мелкую чешую, гладкую кожу, как у морской свиньи, а один даже нарисовал что-то вроде меховой шкуры, как у морского льва. Теперь, если ты примешь во внимание возможность наличия волосяного покрова на коже вместе с вытянутыми конечностями, то, может быть, мы имеем дело с начальной стадией первых млекопитающих.

— Верно, но если кожа была гладкой, то перед тобой не более чем ранний вид рептилии. Земля была покрыта ими в те времена.

В глазах Ганна промелькнула самоуверенность:

— Следующее, что нужно учесть, это то, что Задиры жили в теплых неглубоких водах, и каждая описанная встреча происходила не более чем в трех милях от берега, и все эти встречи имели место именно здесь, в восточном Средиземноморье, где средняя годовая температура на поверхности редко опускается ниже двадцати градусов.

— Так что это доказывает? — спросил Питт.