— Зря я посоветовала зайти в это "Марсово поле", - заметила, Елизавета Петровна, — хотя Генрих отзывался о Вас, как о почитателе оружия, я вижу, как Вы скучаете.
— Отчего ж зря? Было любопытно окунуться в старину, не хватало только лука со стрелами.
— А у вас, в Калькутте, иначе?
— Конечно иначе. Воины раджи до сих пор со щитами и саблями и есть кавалерия на слонах.
— Как интересно, — обмахнув себя веером, томно произнесла Елизавета Петровна, — никогда не видела слона. Наверно, это очень волнительно…
— Да, это незабываемо. Я Вам как-нибудь картинки покажу.
— Вы такой проказник, — подвигаясь ко мне, — хотите меня картинками заинтересовать, а если я соглашусь?
"Ого! Как там его, Табуреткин, Деревяшкин, а, Щепочкин. Как я его понимаю, — подумал я, — Елизавета Петровна это "пушка Дора", ни одна крепость не устоит".
— К сожалению, — меняю тему разговора, — самые важные и красивые картинки сейчас где-то по направлению к Орше.
— Знаете, — произнесла моя собеседница, положив свою руку на мою, — за день перед Вашим появлением я молилась. Просила заступничества. Именно поэтому Вам повезло, и ваш слуга сбежал, не исполнив самого плохого. Иван Иванович чувствует опасность как зверь. И если это Смит сумел его обмануть, то он много хуже зверя.
— Ни капли не сомневаюсь в этом, — немного задумавшись, ответил я. — Елизавета Петровна, насколько я понимаю, мы уже возле Молоховских ворот, как Вы смотрите на то, чтобы пройтись по торговым рядам? — и обращаясь к Тимофею:
— Тимофей, посоветуй: нам сразу носильщиков нанять, или торговый люд сам покупки в дом штабс-капитана Пятницкого доставит?
— Лучше нанять, вашблагородие… ярмарка! Люд собрался разный и всякий. — И припарковавшись, тихо добавил: — даже каторжане.
— Тогда смотри, чтоб к карете никто не подходил.
Мы остановились на импровизированной площадке напротив трактира, где под тенью деревьев стояли штук шесть тарантасов с несколькими бричками, а ближайшая к нам (по-моему, "кукушка") начинала отъезжать. Так что предупреждение излишне, сейф с монетами без большого шума не вырвать, утащить только вместе с ландо, а тут смоляне к разбойникам относятся без жалости; намять бока — это как в моё время просто пожурить. А если учесть, что каждый кучер управляется с кнутом не хуже чем пятиборец с рапирой, и друг за дружку из профессиональной солидарности вступятся, не задумываясь, то попасться татю на краже — равнозначно остаться калекой. Вообще, за безопасностью горожан местные власти следили строго. В местах больших скоплений народа несли службу наделённые властью люди, обычно это дворники. Они же, по согласованию с городским старостой, блюли порядок и на самой ярмарке. Отвечала за всю систему мероприятий обер-комендантская канцелярия во главе с полицмейстером, и в случае какого-либо курьёза стоило обращаться в Управу благочиния (так она называлась с 1782 года) или к частным приставам. А там как получится: кому в Совестный суд, а кому дальше по инстанции. В принципе, структура городского МВД несла множество функций: начиная от обеспечения тишины и спокойствия, пожарного надзора, присмотра за постоялыми дворами и трактирами и заканчивая исполнением судебных решений и следственно-оперативными мероприятиями. Насколько слаженно и успешно всё это действовало, судить не берусь, вопрос риторический. Лишь предположу, что всё хорошо, пока несчастье не коснётся тебя лично. А уж тогда и процент раскрываемости преступлений и потушенных пожаров и прочих вещей становится не интересным, ибо, как водится, твоё личное горе в этот процент не попало.
Решая свои насущные вопросы, мы задержались в городе ещё на три дня, и всё благодаря Анастасии Казимировне. Баронесса изволила посетить ателье "Парижское платье" Павла Петровича Головкина, где повстречалась с Елизаветой Петровной на примерке нарядов. Модный в то время стиль ампир сократил количество рабочих часов швей раз в шесть-семь, и если дамский наряд времён Екатерины шили от трёх недель и до победного конца, то теперь готовое платье по фигуре можно было получить меньше чем за четыре дня. Полностью поддерживаю это направление моды, по крайней мере, хоть что-то видно, что скрывается под плавными линиями ниспадающей материи. Дамы не были подружками, но общую тему для разговора нашли быстро, а вскоре вспомнили о госте из Калькутты. Итогом этой беседы и моих регулярных наскоков к ростовщику стала договорённость об обязательном посещении двух приёмов, один из которых должен был состояться у гражданского губернатора, а второй — у купца третьей гильдии Иллариона Фёдоровича Малкина. Причём на визите к Малкину, чуть ли не в обязательном порядке настаивал управляющий из конторы Анфилатова.
Посещение главы столицы губернии происходило под девизом: скука — спутница однообразия. Это читалась на лицах завсегдатаев и впервые приглашённых гостей вплоть до общего застолья. Разбавленные первыми тостами шутки стали искромётными, и вскоре за столом образовались группы, ведущие беседы на интересующие их темы. И, о боже, всё снова погрузилось в скуку, по крайней мере, для меня. Я не участвовал в бою под Прейсш-Эйлалу, Гутштадте, Гейльсберге, Фридланде и других сражениях, через которые прошли многие офицеры; не присутствовал на свадьбах, похоронах, крещении, — нужное подчеркнуть. Тут был свой мир, который по праву можно назвать образованным и духовно взвешенным, но всё равно остававшийся провинциальным. Некоторые компании общались исключительно по-французски, кто-то только использовал выражения языка Вольтера, вставляя их совершенно спонтанно, находились и те, кто мешал польскую речь с русской. Одно их всё же объединяло: обращаясь друг к другу, они говорили не господин, мистер, сэр, а только месье. Опять-таки, мода. Мне даже Пушкина не надо перефразировать, дабы описать происходящее — поменять только имя.
"Пирует с дружиною губернский Глава
При звоне веселом стакана.
И кудри их белы, как утренний снег
Над славной главою кургана…
Они поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они…"
Сколько меня разделяет с этими людьми? Чуть больше двухсот лет. А какие мы разные — другая эпоха. Казимиру Ивановичу меня так и не представили, как Есипович ни старался, ничего у него не вышло. Не сидеть же, извините, в засаде под туалетом, чтобы поручкаться. Однако была и польза: первый шаг по вхождению в великосветское общество тунеядцев и редких представителей этого болота, для которых честь, справедливость и служба отчизне превыше всего, был сделан. Меня увидели, выслушали, взвесили и признали ограничено годным. То есть открытием и звездой начала летних приёмов я не стал, да и не старался; скандалов не устраивал, громких поступков не совершал, состояний в карты не проигрывал и, когда тихо удалился, никто и не заметил. А на следующий день мне доставили документы. Анастасия Казимировна своё слово сдержала. Немудрено, при таком-то папе. Прав был Писемский, когда говорил: "Нам решительно всё равно, кто царствует во Франции — Филипп или Наполеон, английскую королеву хоть замуж выдавайте за турецкого султана, только чтоб рекрутского набора не было. Но зато очень чувствительно и близко нашему сердцу, кто нами заведывает, кто губернатор наш". А ведь Казимир Иванович Аш не чёрствый человек, не какой-нибудь сухарь Диоген в строгом мундире, удалившийся в бочку своего эгоизма. В нём есть человеческое стремление любить себе подобных и делать им добро. Закавыка только в том, кого он считает себе подобным? Всё его существование, таким образом, характеризуется комфортной для любого чиновника в любом времени фразой: представлять собой покой, разграфлённый по статьям. Ничто его без особых причин не беспокоит, ничто его не заботит и это идеально. Для него весь мир составляется из двух величин: его самого и государства, которое исправно дает ему жалованье. Поэтому мир совершенен и жизнь совершенна, пока Губернатор, благодаря заботам и подношениями просителей, сохраняет аппетит и здоровье и пока государство продолжает аккуратно оплачивать его службу. Впрочем, немного и надо, чтобы удовлетворить те доли души и тела, из которых, по всей видимости, состоит его существо. Потребность общения с себе подобными (ведь и бараны общаются между собой), ему практически не нужна. В конце мая, развёртывая письмо с очередным посланием и улыбаясь, он говорит: "Вот и Вознесение Господне!" Все соглашаются, и барон доволен и про письмо с неприятностями забыли. В середине ноября он бормочет, посматривая на глянец сапог: "Вот и Рождественский пост на носу!" Если подчинённый чиновник по своему скудоумию с этим не согласен, и сообщает о намечающемся недороде в губернии, и голоде, грозящем превратить зиму в один сплошной пост, Аш замолкает, потому что не любит пререканий. И этого почтенного чередования двух мыслей ему вполне достаточно. Лишь бы подавали вкусную баранью котлету, тем более по две порции, — и он вполне доволен жизнью и готов воздать хвалу богу и императору. Однако, Бог им судья, этим губернаторам. Меня заинтересовал документ.
