— Ничего, годика через два-три вновь схлестнёмся, — произнёс я. — Шанс появится.

— Этим и живу, — пробурчал Есипович. — Это ж какой позор! Впервые за сто лет проиграть генеральное сражение… А что, взаправду через годик другой?

— Генрих Вальдемарович, когда это басурмане свой интерес упускали? Стравят, подкупят, оговорят, в ухо нашепчут, а то и угрозой воспользуются. Да и Наполеон — волк ещё тот, а свора его и того хуже. Не ужиться нам в мире.

— А когда мы в мире то жили? — справедливо вопросил хозяин дома. — Ладно, чует моя требуха, что пора подкрепиться.

Обедали мы в гостиной. В том самом зале, где стоял клавесин. Только сейчас стол оказался немного передвинут, выставлен дополнительный стул, а вместо кружевной салфетки столешницу покрывала скатерть. Серебряные приборы были без всяких дополнительных маленьких вилочек и ложек и, кстати, тоже трофейные. Зато сервиз оказался покупной, о чём поведала Елизавета Петровна. Изделия "Мануфактуры Гарднеръ" достались ей по случаю ярмарки в Смоленске два года назад. И если бы не разбитый фарфоровый половник, то ушли бы полезные в хозяйстве вещи прямиком в дом генерал-губернатора, а так сервиз здесь. Да и Мишка, местный резчик по дереву, придумал нечто особенное, что половник стал лучше прежнего: со старой чашей и новой деревянной ручкой. Впрочем, визуально оценить изделие я мог уже спустя минуту, когда разливали по тарелкам уху. Со своей основной задачей большая ложка справлялась, а с эстетической точки зрения нарушения гармонии я не заметил. По крайней мере, вышло ничуть не хуже, чем у японских мастеров "золотого шва" (кинтсуги). На второе подавали отварного налима с гречневой кашей. Учитывая тот факт, что вода в реках уже прогрелась, отловить этого зверя не так-то и просто. Своими мыслями я поделился с сидящими за столом, за что поплатился четвертьчасовым советами: как ловить, на что, при каких природных особенностях, и в каких потайных местах. Лепту свою внесла и Наталия Августовна, сообщив о проживающем в Аболонье докторе Франце, настоятельно не рекомендовавшем налима при наличии камней в почках. Про налима временно позабыли, впрочем, от него и костей почти не осталось, зато зародившееся новое русло разговора с каждой минутой привлекало в себя новые притоки. Казалось, что осуждению подверглись все известные и мнимые болезни. Доктор Франц выступал в роли медицинского светила и полного бездаря одновременно, в зависимости от разного взгляда полемизирующих на лечимое им заболевание. Так бы и закончился обед на медицинской ноте, если бы Степан не напомнил, что самовар вот-вот закипит. Тут мне пришлось попросить слова и известить хозяев о наличии редких сортов чая, собранных в Гималаях, которые надо непременно испробовать. И пока шёл процесс чаепития, я рассказывал забавные истории. По времени их хватило ровно на двухлитровый самовар, который закончился на словах благодарности: "спасибо матушка, уважила" то ли тёще то ли жене, произнесённых хозяином дома.

С окончанием трапезы интерес к моей персоне временно иссяк, и у меня появилась возможность прогуляться, осмотреться и подумать. Если рассуждать о быте в имение Есиповичей, то его можно было охарактеризовать всего двумя словами: работа и сон. Пока длился световой день, все должны были быть чем-то заняты. Тот же Генрих Вальдемарович не гнушался после обеда наколоть дров для кухни и бани, пока его денщики отправились за водой к ручью у озера Глубокое, а Елизавета Петровна с Наталией Августовной готовили мою комнату к проживанию. Конечно, я поинтересовался, как они управляются со всеми делами и выяснил, что в услужении у семьи было всего пять человек: два солдата — Степан и Тимофей, прошедшие весь срок службы со своим барином, две девушки — Глаша и Даша, и бабушка Грета, командовавшая поварёшкой, а в прошлом кормилица хозяина поместья. Сам Генрих приехал сюда двадцать четыре года назад, приняв в качестве приданого крепкий дом, шесть крестьянских семей да большое конопляное поле, и не преуспел. Отчего так произошло, я узнал, парясь в бане. Наталья Августовна, пока муж подставлял грудь под пули и штыки, поддавшись на уговоры матери, решила показать деловую хватку, отдав крепостных внаём. Елизавета Петровна, будучи в те времена весьма недурна собой (она и сейчас была весьма похожа на одну известную актрису особого жанра adultere), закрутила лёгкий флирт с отставным поручиком и толи потеряла голову, то ли ещё что-то, но части имущества они фактически лишились. Теперь же практически все жители Грядны так или иначе работали на мануфактуре поручика Павла Щепочкина, а Генрих Вальдемарович оказался лишь одним из пайщиков, и существенных улучшений за четверть века именье не приобрело. Более того, памятуя события двухгодичной давности в Юхновском уезде, когда бунтующих усмиряли солдаты, Щепочкин посадил при мануфактуре освобождённых от крепости крестьян со своими лавками и ремесленными мастерскими. И к пяти станам полотняной фабрики добавились мещане, превращая деревню в маленький городок. Только за последний год его население возросло на двадцать процентов, а торговля произведёнными товарами превратила дорогу до Касплянского причала в почти накатанное до твёрдости камня полотно. Из почтового отделения Каспли сюда даже привозили газету "Северная почта", оставляя её в трактире. По сути, то время, когда Генрих Вальдемарович вроде как оставался самым главным, уже истекало, а по факту ещё два-три года и в Гряднах поставят почтовую станцию, а там и администрацию, и глядишь, депутатское собрание не за горами. Так что мой приезд и франтоватый вид не на шутку встревожил помещика, а потом дело приняло совсем другой оборот.

Оставив (как в банке залог) алюминиевый сундук в приютившем меня доме, рано утром буквально на заре мы со штабс-капитаном в сопровождении денщика отправились в короткий вояж. Сообразительный и явно имеющий способности к управлению любым гужевым транспортом, после короткого инструктажа Тимофей забрался на козлы, и осторожно опустив стояночный тормоз, щёлкнул кнутом. Ехали мы навестить старых друзей Генриха Вальдемаровича. Но не Пятницкого с Русановым, проживавших в Смоленске, про которых мне вчера рассказывали, а ближайших соседей: Полушкина и Пулинского. Это были весьма интересные личности, так как получили свои офицерские чины не наличием дворянского происхождения, а исключительно благодаря личным качествам. Вышедший из солдатских детей Полушкин, к примеру, был в составе группы, открывшей Хотинские ворота Измаила, первым забрался на вал и уже в самом разгаре сражения, когда зачищали улицы города, прикрыл своим телом Генриха Вальдемаровича, приняв пулю на наградной рубль. В наше время его одногодкам и пачку табака бы не продали, а тогда… Естественно, штабс-капитан не забыл своего боевого товарища, и беспоместный дворянин, поручик в отставке Полушкин поселился в Васелинках, прозванных в народе "Волки" из-за чудовищного количества хищников. Пулинский, хоть и был приёмным сыном одного из адъютантов Потёмкина, службу начал с рядовых и благодаря грамоте и усердию дослужился до фельдфебеля за семь лет. А дальше удачные стечения обстоятельств зажгли над ним звезду. На статного двухметрового красавца положила глаз не менее красивая полька, дочка Казимира Ивановича Аша. Барон только получил чин статского советника, и дабы избежать скандала, всё устроил. Пулинский стал подпоручиком. В действительности Казимир Иванович только и занимался тем, что всё устраивал и всех устраивал. В итоге, чета Пулинских осела в селе Верховье, где в роскошном особняке воспитывала восьмерых детей: шестерых своих и двоих приёмных. По большому счёту, Генриха Вальдемаровича интересовала Анастасия Казимировна, унаследовавшая от отца тот чиновничий шарм, с которым их братия легко находит промеж собой общий язык, обрастая нужными связями.

— Скажите мне, любезный Алексей Николаевич, — обратился ко мне Есипович, когда ландо проехало по бревенчатому настилу, покрывавшему русло ручья, — насколько ценно для Вас украденное портмоне?