Таким был общий исторический фон деятельности Сталина в последний период жизни его учителя Ленина. Насколько можно судить по документам, Сталин не был активно вовлечен в обсуждение и решение ключевых проблем перехода к нэпу. Он, как обычно, следовал в русле политики, определяемой Лениным, был лояльным и верным соратником. Это качество Ленин, несомненно, ценил. Однако после завершения гражданской войны политическая судьба Сталина могла сложиться по-разному. Сама по себе позиция члена Политбюро, которую получил Сталин, конечно, означала многое. Однако в советской партийно-политической системе реальная сила того или иного высшего руководителя напрямую зависела от влияния ведомства, которое он возглавлял. Сталин с этой точки зрения оказался в неблагоприятном положении. Угроза его превращения в вождя второго плана была вполне реальной.

С наступлением мира Сталин оказался у руля двух наркоматов: по национальностям и рабоче-крестьянской инспекции. Оба не имели собственных ресурсов власти и обладали ограниченным лоббистским потенциалом. Сам Сталин на одном из закрытых заседаний так оценивал Наркомат национальностей: «комиссариат агитационный, никаких административных прав […] не имеет»[189]. Сталин крайне редко появлялся в Наркомнаце. В ноябре 1921 г. он подал в Политбюро заявление об освобождении от должности наркома по делам национальностей. Однако отставка была отклонена[190]. В конечном счете Сталин сделал все от него зависящее, чтобы ликвидировать Наркомнац вообще, что и произошло в 1923 г. Еще раньше, в 1922 г., Сталину удалось избавиться также от должности наркома рабоче-крестьянской инспекции. Заменой этих желанных потерь было не менее желанное приобретение – руководство аппаратом ЦК партии. Это означало выдвижение в вожди первого эшелона.

Ключевая перемена в политической судьбе Сталина произошла не только благодаря его способностям и энергии, но в значительной мере благодаря стечению обстоятельств. Острая борьба, охватившая советские верхи после завершения гражданской войны, выталкивала Сталина наверх. В эпицентре стоял конфликт между Лениным и Троцким, от которого кругами расходились более мелкие столкновения и дискуссии. Троцкий был единственным из высших советских вождей, кто имел полное право не считать себя учеником и соратником Ленина. Он был, скорее, его политическим партнером, союзником по революции. Соответствующим образом Троцкий вел себя во время и после гражданской войны. Это привлекало к Троцкому как самостоятельной политической фигуре многих большевиков. В самом конце 1920 г. Ленин столкнулся с тем, что Троцкого поддерживала значительная часть партийных функционеров, в том числе в аппарате ЦК партии. Ленин принял бой. Опираясь на свой авторитет, а также при помощи политических манипуляций он одержал победу. На X съезде партии в начале 1921 г. сторонники Ленина получили большинство. Это предопределило выбор нового состава руководящих органов партии, из которых вывели многих приверженцев Троцкого. Сталин был среди тех, на кого Ленин опирался в своей борьбе. Такое сотрудничество приобретало для Ленина особое значение из-за прогрессировавшей болезни. С середины 1921 г. он все больше страдал от повреждения сосудов головного мозга. Головные боли, повышенная утомляемость, периодические параличи, расстройства речи и сознания заставляли Ленина уходить в длительные отпуска.

Кадровые перестановки, столкновения Ленина с Троцким, болезнь Ленина способствовали тому, что Сталин играл все более значительную роль в партийных делах. Формально такое положение закрепилось его избранием в начале 1922 г. генеральным секретарем ЦК РКП(б). Это была новая должность. В компетенцию генерального секретаря входило общее руководство аппаратом ЦК. Две функции заслуживают особого упоминания. Первая – формирование повесток заседаний Политбюро. Вторая – решение кадровых вопросов. От Сталина зависели карьеры многочисленных функционеров среднего уровня.

Вряд ли Сталина тяготили эти аппаратные нагрузки. В силу своего характера Сталин всегда с удовольствием занимался рутинной бюрократической работой. 31 августа 1922 г. на заседании Политбюро он заявил, что некоторые учреждения слишком поздно присылают материалы, подлежащие рассмотрению. Было принято решение «не ставить вопрос на Политбюро, если материалы не будут представлены до 4-х часов дня накануне заседания»[191]. Через полтора месяца это правило ужесточили. По предложению Сталина Политбюро потребовало предоставлять материалы не позже 12 часов дня накануне своего заседания[192]. Эти сравнительно мелкие и второстепенные решения отражали определенную тенденцию. Сталин постепенно, но все более уверенно направлял деятельность партийных структур.

Сохранились интересные свидетельства о том, как эта тенденция воспринималась и осознавалась внутри аппарата. Г. К. Орджоникидзе[193], давнишний приятель Сталина, который в начале 1920-х годов работал в Закавказье, переписывался с помощником Сталина А. М. Назаретяном. Летом 1922 г. Назаретян так рассказывал Орджоникидзе о своей службе под руководством Сталина:

Доволен ли я работой? И да, и нет. С одной стороны, я прохожу здесь большую школу и в курсе мировой и российской жизни, прохожу школу дисциплины, вырабатывается точность в работе […] С другой стороны, эта работа чисто канцелярская, кропотливая, субъективно малоудовлетворительная, черная работа, поглощающая такую уйму времени, что нельзя чихнуть и дохнуть, особенно под твердой рукой Кобы. Ладим ли мы? Ладим […] У него можно многому научиться. Узнав его близко, я проникся к нему необыкновенным уважением […] Его строгость покрывается вниманием к сотрудникам. ЦК приводим в порядок […] Коба меня здорово дрессирует […] Он очень хитер. Тверд, как орех, его не сразу раскусишь […] При всей его, если так можно выразиться, разумной дикости нрава, он человек мягкий, имеет сердце и умеет ценить достоинства людей […] Сейчас работа ЦК значительно видоизменилась. То, что мы застали здесь, – неописуемо скверно. Сейчас все перетряхнули[194].

Роль Сталина Назаретян оценивал чрезвычайно высоко: «Ильич совсем поправился […] Вчера Коба был у него. Ему приходится бдить Ильича и всю матушку Рассею»; «Ильич имеет в нем безусловно надежнейшего цербера, неустрашимо стоящего на страже ворот ЦК РКП»[195]. Назаретян сообщал важные детали о восприятии Сталина в бюрократическом сообществе. В Москве, по словам Назаретяна, появилось «модное выражение»: «ходит под Сталиным». Так называли тех чиновников, которые были отозваны в столицу со своих прежних должностей, но еще не получили нового назначения, «висящих, так сказать, в воздухе»[196]. Очевидно, что появление этого понятия в большевистском бюрократическом сленге отражало наличие осознаваемой многими реальности.

Таким представлялся Сталин его помощнику в начальный период генерального секретарства. Очевидно, что в этих характеристиках присутствовали преувеличения, восхищение преданного секретаря своим шефом. Однако умный и наблюдательный Назаретян транслировал определенные настроения аппарата. Многочисленным чиновным людом Сталин воспринимался как опытный и уверенный в себе бюрократ, занимавший прочные позиции во властной иерархии. Он был спокоен, контролировал эмоции, но одновременно жестко и решительно отстаивал свои интересы и позиции. Такие качества в условиях прогрессирующего дробления партии на фракции и патрон-клиентские группы привлекали к Сталину немало сторонников.

Из писем Назаретяна следовало, что в партии Сталин воспринимался как верный соратник Ленина, его опора в политической борьбе. И это в значительной мере соответствовало действительности. Долгие годы сотрудничества, лишь иногда омрачавшегося разногласиями, сплотили Ленина и Сталина. Один из большевиков оставил красноречивые воспоминания о встрече с Лениным и Сталиным в сентябре 1921 г. на квартире у Сталина. Решался достаточно сложный вопрос о склоке руководящих работников в Петрограде. Ленин примирял враждующие стороны. Сталин ходил по комнате и все время курил трубку. В какой-то момент Ленин, посмотрев на Сталина, сказал: «Вот азиатище – только сосет!» Сталин выколотил трубку[197]. Эта грубо-дружеская, шутливая манера общения, несомненно, отражала определенный уровень личных отношений, выходивший за рамки формального товарищества начальника и подчиненного. Сталин для Ленина был соратником, над которым можно подшутить. Трудно представить себе такую вольность Ленина в отношении Троцкого, с которым они общались строго официально на «вы».