НАДО УДИРАТЬ!

Утром, когда я еще спал, ко мне прибежали Петька и Куница. Куница был встревожен. Про Маремуху и говорить нечего. - Мы удрали со второго урока! - запыхавшись, сказал Куница. - Котька Григоренко пришлет за тобой петлюровцев, и тебя посадят в тюрьму! - оглядываясь по сторонам, выпалил Маремуха. - Погоди... Расскажи ему все сначала! - перебил Петьку Куница. - Я был в уборной... с утра... Как пришел в гимназию... Слышу, голос Котьки за перегородкой... Поглядел в щелочку, а там Жорж Гальчевский курит около стенки, а Котька ему рассказывает. Я встал на цыпочки и подслушиваю. "Ударили черепицей по лампе, керосин хлюпнул прямо на столик",рассказывает Котька. Ага, думаю, это про вчерашнее. "Чуть дом не спалили. Хорошо, папа схватил горящий столик да швырнул в сад на клумбу..." Потом Гальчевский что-то у Котьки спросил, а что - я так и не расслышал, а Котька и говорит: "А за то, что его из гимназии выгнали!" Ага, думаю, разговор про тебя. Василь. А тут, как назло, кто-то вошел в уборную, они замолчали, я тогда выскочил в коридор и - к Юзику. Рассказал ему все, и вот мы со второго урока удрали, чтобы тебе сказать. Пение было. Родлевская ушла за нотами, а мы - к тебе. - Тебя с Куницей не вспоминал? - Меня? Нет! А что? - заволновался Маремуха. - И не говорил, что делать будет? - Больше я ничего не слыхал! - ответил Петька, потом вдруг подпрыгнул и радостно выкрикнул: - Да, я же тебе, Васька, самого главного не рассказал! У Кияницы вся ряса сгорела. И бороду свою рыжую он посмолил. Вот здорово! Правда? Но и это меня не утешило. "Дело худо, - думал я. - Если Котька подозревает, что это я бросил черепицу, то, конечно, он уж не одному Гальчевскому рассказал об этом". - Ну... а ты что скажешь, Юзик? - спросил я Куницу. - Я вот что думаю, - сказал Куница. - Все втроем мы должны удрать к красным. Они ведь уже совсем близко. А тут, в городе, нам оставаться нельзя. Я впервые видел Куницу таким. Он разговаривал с нами, как взрослый. Глаза его горели. - Хорошо, Юзик! Пусть будет по-твоему, но как же мы это сделаем? - спросил я. - Я же сказал: надо убежать к большевикам. Возьмем хлеба побольше и пойдем на Жмеринку. Большевики в Жмеринке. Поступим к ним в разведчики. Понятно? - А родные?..- спросил Маремуха.- Они не пустят... - Родные! Родные! Эх ты, нюня! Мамы испугался, да? А что, лучше будет, если из-под маминой юбки в тюрьму потащат? - закричал Куница. - Постой, Юзик, не кричи, - тихо сказал я Кунице. - А если красные еще не в Жмеринке? Где мы будем тогда искать большевиков? А ночевать где? Вдруг дождь? Только тише ты, не кричи, - тетка услышит. - Наши в Жмеринке. Я тебе говорю! Я читал прокламацию партизанскую об этом! - уверенно сказал Куница. - Пусть так. Но ведь до Жмеринки далеко! Как мы дойдем туда пешком? - Юзик, послушай, - сказал я, - зайдем сперва в Нагоряны. Я очень хочу батьку повидать. Ведь Нагоряны по пути, там отдохнем. Оттуда и в Жмеринку ближе, а? - Ладно! Но если идти, так теперь же! - решил Куница. - Долго не копаться. - А что нам копаться? Вы бегите, собирайтесь, я только возьму перочинный ножик, рогатку и хлеб. Я вас буду ждать около Успенской церкви, в скверике! Мы сразу же расстались. Выпустив хлопцев на улицу, я побежал в комнату. Тетка была на огороде. Это хорошо - ничего не надо объяснять. Я схватил свои припасы и помчался к Успенской церкви. Через несколько минут с сеткой и бамбуковым удилищем туда прибежал Маремуха. В руках у него болталась беленькая жестяночка из-под консервов. - На червей! - объяснил Петька. Куница прибежал последним. Он держал в руках фляжку с водой и маленький сверток. - Это хлеб с брынзой! - запыхавшись, объяснил он. - У тебя, Петька, большие карманы, на, возьми. Петька сунул сверток в карман. Куница взял у Петьки удилище, и мы тронулись в путь.

Ближе к полудню мы подходили уже к Нагорянам. За перевалом, где дорога круто сворачивала вниз, я узнал знакомую березовую рощу. Ну да, это она, милая березовая роща! Здесь мы сделаем привал! Высокие белостволые березы шуршат прозрачной глянцевитой листвой, сквозь нее просвечивает ясное небо. Внизу, в лощине, под глинистыми осыпающимися склонами рощи журчит родник. Обнаженные коричневые корни берез омывает лесная вода. Юзик Стародомский с размаху бросил в ручей камень. Раздался звонкий всплеск воды, и брызги упали в прибрежную траву. - Хлопцы, полежим! - предложил Петька. Пятнадцать верст не такая уж большая дорога, но у Петьки на спине намокла от пота рубашка. Он здорово устал. - Только недолго! - предупредил я, опускаясь на мягкую траву. Куница улегся рядом со мной. Длинное Петькино удилище он, точно пику, поставил под маленькой березкой. Я перевернулся на спину и рассказал ребятам, как мы в прошлом году весной вместе с моим двоюродным братом Оськой пили здесь березовый сок. Сок был замечательный. Штопором перочинного ножа я продырявил тогда вязкую кору почти у корней вон той, самой старой березы, что склонилась над родником. К пробуравленному отверстию я прикрепил желобок из белой жести, а Оська подставил коричневую бутылку. Не успели мы отойти, как из дерева в бутылку закапал чуть желтоватый березовый сок. Пока бутылка наполнялась соком, мы кувыркались, пугая зябликов, на мокрой еще лужайке, покрытой прошлогодней листвой, и фуражками ловили на первых весенних цветках мохнатых черно-красных шмелей. Шмели жалобно гудели у нас в фуражках, мы осторожно убивали их сосновой щепочкой и, убив, доставали из шмелиных животов белый жидкий мед. Мы запоминали, где какая птица начинает вить гнезда, чтобы потом прийти поглядеть на ее детенышей. Так, кувыркаясь и удивляя друг друга новыми находками, мы наконец усталые, вот как сейчас, упали в траву. А потом, когда березового сока натекло в бутылку много, мы выпили его тут же на поляне. Он булькал у нас в горле, чуть горьковатый первый сок весны! Облизываясь, мы следили друг за другом, чтобы, чего доброго, никто не отпил лишнего. Как жаль, что сейчас нельзя было наточить соку из этих берез, - весь сок давно уже ушел в листья, - а то мы напились бы его вдоволь. - Да, это было бы здорово! - сказал Куница. - Ну ладно, пошли, что ли? - Верно, пойдем, тут ведь пустяк осталось дойти, - согласился я. Куница быстро вскочил на ноги, оставив после себя вмятину на лужайке. Петька Маремуха встал нехотя, потягиваясь, как сытый кот. Он ленивый у нас, этот коротышка. - Пойдем, пойдем, нечего тебе потягиваться. Там отдохнешь. Ишь раззевался, - сказал Куница, и мы покинули березовую рощу.