— Нет-нет, я про паренька.

— А-а… это наш новенький, — нехотя ответил бородач.

— Хорошо, так и запишем. Как зовут новенького?

Барт едва заметно поморщился.

— Записывать его отдельно необязательно. Он из нашей команды, говорю же.

Стражник потянулся к чернильнице и прищурился:

— Не мал ли пацан для таких походов?

— Ему уже больше пятнадцати… Вроде бы. Просто выглядит маленьким. Я тоже считаю, что он маловат для такого дела, но моё мнение здесь ничего не решает.

Я бы задался вопросом: почему Барт так не хочет вносить моё имя в список вышедших из города? Но я уже знал ответ: я слышал слухи о целителе, поэтому ситуация с журналом регистрации не стала для меня неожиданностью. Если я не вернусь из этого злополучного похода, спрятать концы будет проще, если моего имени не будет в списке. Мало ли, куда парнишка залез и не смог выбраться: в городе хватает канав, заброшенных подвалов и катакомб.

Паниковать и настаивать на том, чтобы меня внесли в журнал, я не стал. Вряд ли это привело бы к чему-то хорошему. От долга целителю меня это всё равно не избавит, а вот проблем с командой точно добавит.

От этих городских ворот тянулась единственная дорога. Она проходила мимо аккуратных рисовых полей, шла через лес и делала легкий изгиб, почти дотягиваясь до подножия горы, прежде чем устремиться на запад. Вот по дороге мы и двинулись. Шагали молча, но это молчание явно тяготило товарищей. Братья-мечники принялись подбивать лучницу:

— Слушай, Кира, а сможешь какую-нибудь птицу подбить? — спросил один из них, когда мы добрались до леса. — Поели бы дичи!

— Её ещё запекать нужно, — отмахнулась лучница. — Причём я не против поесть птицы, только вот вы, как всегда, предоставите мне ощипывать её и запекать. А дойдём до пещеры мы в сумерках, и будем валиться с ног, никаких сил на готовку уже не останется.

Братья переглянулись и принялись уговаривать её ещё настойчивее. В итоге сдались и пообещали, что если она подстрелит кого-нибудь, то тащить дичь на себе и разделывать её будут они.

Я воодушевился. Ни разу в жизни не видел, как охотится лучник.

Руки Киры скользнули к плечу, сняли чехол. Я невольно замедлился, наблюдая, как она вытаскивает оружие.

Лук был прост, но крепок: с перемотанной кожей рукоятью.

Девушка быстро надела петлю на нижнее плечо лука, согнула его с такой силой и лёгкостью, что я не смог скрыть удивления, и накинула тетиву на другое плечо.

— У тебя сильные руки, — невольно пробормотал я. Мощь, которая скрывалась за действиями практиков, не могла не задеть меня за живое.

Мы продолжили путь, пробираясь через лес. Братья, которые раньше разговаривали вполголоса, притихли.

Лес по обе стороны дороги становился всё гуще, тени удлинялись, а воздух наполнялся запахом хвои и влажной земли. Вдруг девушка остановилась, подняла ладонь. Братья замерли, я последовал их примеру. Мы пару секунд стояли, не шевелясь.

В зарослях что-то едва слышно зашуршало.

Движения Киры были молниеносны. Лук за мгновение оказался натянут. Короткий свист — стрела пронзила воздух и скрылась в кустах.

— Попала⁈ — завопил один из братьев.

— Я ничего не слышал, — ответил другой

— Ты бы услышал больше, если бы я не попала, — улыбнулась Кира.

Один из братьев полез в кусты и спустя минуту вылез, держа в руках здоровенного кролика, пронзенного стрелой.

— Насквозь пробила! — улыбнулся он. — Правда, наконечник попал в камень и слегка погнулся.

Лучница опустилась на одно колено, извлекла стрелу и внимательно осмотрела её и поморщилась от досады.

— На сегодня довольно охоты, — сказала она спокойно, убирая лук обратно в чехол. — И в следующий раз вы покупаете стрелы, если хотите дичи.

Пока шагали дальше, я немножко разговорился с лучницей. Узнал, что в рюкзаке у каждого есть минимум дров и еды, чтобы выжить, если они заблудятся. Еще узнал, что обычно до горы доходят часа за два, а на путь до пещеры тратят часов семь-девять. Но когда я спросил:

— Часто ли вы работаете на целителя? И вообще, в чём заключается ваша работа?

Лучница промолчала, слегка улыбнувшись. Ясно, не лезу.

Нам повезло. Спустя минут десять после охоты на кролика нас догнала повозка. Возница предложил:

— Подброшу вас. Всё равно пустой с города еду, урожай продал. Так хоть вас, ребята, довезу.

Лучница забралась первой. Я запрыгнул вслед за ней. Братья сели между нами, и даже бородач запрыгнул. Кстати, он единственный, кто ни словом не поблагодарил возницу.

Поездка на деревянной повозке мне понравилась. Мы выехали из сумрачного леса. Теплый ветер трепал волосы, солнце мягко грело плечи. Колеса скрипели, и этот звук сливался с шелестом травы вокруг.

Ветер нес запахи цветов, скрипели кузнечики. У меня снова захватило дух от свободы, от ощущения, что у меня — молодое тело, и передо мной открыты все пути.

Но радовался я этими прекрасными чувствами недолго.

Возница высадил нас возле перекрёстка, и мы свернули на дорожку помельче и поуже, которая уходила к горе. Здесь тоже были свои виды, но менее яркие. Было больше камней, меньше травы.

Спустя двадцать минут ходьбы по тропе, камней вокруг стало ещё больше. Трава почти пропала, только кустарники вгрызались в камни узловатыми корнями.

Мы дошли до ступеней, выдолбленных в камне. Поднялся лёгкий ветерок, небо заволокло тучами. Один из братьев тоскливо заметил:

— Опять снег будет в лицо лететь. Что за невезение, сколько бываем — ни разу тихой погоды не застали…

Мы потопали по ступеням. Ради интереса я пробовал считать ступеньки. На тысяче двухстах впервые сбился, но продолжил, приплюсовав пару десятков к последнему числу, которое помнил.

По мере подъёма холодало, и я наконец надел на себя вторые штаны, рубаху и кофту.

После полутора тысяч пройденных ступеней, на лестнице появился снег. Когда прошли еще полтысячи, ступени стали скользкими из-за льда.

Я дважды поскользнулся. В первый раз меня придержала за плечо лучница, во второй раз я, упав вперёд, успел выставить руки перед собой. Хорошо, что не покатился вниз — ступеньки крутые, мог и не остановиться, пока не отбил бы себе все. Слабое тело для такой дороги. Слишком крутой и длинный подъем.

Дошли до каменной платформы, предназначенной для отдыха, судя по лавкам и деревянному строению, сейчас заметенному снегом. Ступени уводили и дальше, но мы свернули направо, на широкую горную тропу.

К этому моменту я уже продрог. Ветер усилился и пробирался под складки одежды. Он стремился найти любую щель, чтобы добраться до кожи. Едва прикрытая шея задубела мгновенно. Холоду было плевать на три слоя потрепанной одежды.

Снег летел прямо в лицо вместе с ледяной крошкой. Смотреть вперёд было невозможно: снежинки летели в глаза. Каждый раз, когда я пытался вдохнуть, рот наполнялся ледяным воздухом. Единственное, что всё ещё оставалось тёплым, — это ноги. За это я был благодарен своим добротным ботинкам.

Спустя пятнадцать минут — или целую бесконечность, проведённую в ледяном аду — я услышал голос одного из мечников:

— Барт! Стой!

Здоровяк остановился и повернул голову.

— Чего тебе? — буркнул он.

— Я недавно в трактире слышал разговоры охотников, которые поднимались на вершину. Они говорили, что на этой части пути появились трещины, в которые человек запросто может провалиться! Может, слухи, но будь осторожнее.

Барт кивнул.

— Ну что ж… Трещины так трещины, не будем рисковать. Значит, теперь смена ведущего. Первый пойдёт… сопляк.

И посмотрел на меня с усмешкой. Щенок! Кто из нас сопляк! У меня сын такого же возраста…

Был такого же возраста, — напомнил я себе. — Когда я был в другом мире и в другом теле. Здесь другие правила и ситуация совершенно другая.

Мне уже давно стало понятно: я здесь не только и не столько для роли носильщика. Я выступал в роли пушечного мяса. Но это не значит, что меня устраивала ситуация.

— Хочешь сказать, что ты против, малыш? — спросил здоровяк, наблюдая за всей гаммой промелькнувших на моем лице эмоций.