Вопрос о том, как правильно расположить текст главы, был в принципе решен еще в 1963 г.: расположить надо в соответствии с рукописью. В 1965 г. решался следующий вопрос: как правильно расчленить текст. Не будем задерживаться на промежуточной проблеме, возникшей при подготовке текста: как публиковать два частично совпадающих беловых варианта начала главы. Было решено, специально оговорив это в публикации, объединить оба варианта, включив в текст основного (второго) варианта беловика ту часть первого беловика, которая не была использована во втором беловике, и опубликовать этот объединенный беловой текст начала главы в виде ее первой части, а три черновые части рукописи опубликовать далее в хронологическом порядке как вторую, третью и четвертую части главы. Так из пяти составных частей рукописи было решено сделать в публикации четыре части главы. Но на мотивировке такого решения об общей структуре главы мы не будем здесь останавливаться[369]. Значительно сложнее решался вопрос о «тонкой структуре» главы – вопрос о ее расчленении на параграфы.
Для того чтобы окончательно решить вопрос о расчленении текста, необходимо было уже не в общих чертах, а совершенно конкретно проследить внутреннюю логику изложения, выяснить не только структуру рукописи, но и структуру ее содержания, понять внутренний смысл каждого фрагмента, каждой части и всей рукописи в целом и раскрыть это для читателя в виде системы расчленения и оглавления текста.
Напомним, что первая гипотеза относительно содержания текста, которая была сформулирована и проверена, констатировала логичность изложения. Теперь необходимо было сделать следующий шаг вперед – выяснить, в чем же заключается эта логика, раскрыть логическую структуру содержания рукописи. В ходе решения этой новой задачи была сформулирована и подвергнута проверке вторая, более конкретная гипотеза. Подтверждение ее дало ключ к правильному расчленению текста. На этой стадии исследования необходимость единства анализа содержания и структуры рукописи выявилась особенно резко.
Работа началась с расчленения текста на более или менее целостные фрагменты и с обобщения содержания каждого такого куска текста в виде редакционного заголовка к нему. При этом анализ содержания постоянно сопровождался обращением к самой рукописи: авторские заголовки, пробелы, разделительные черты и т.д. – все эти внешние особенности текста рукописи существенно помогли смысловому расчленению изложения.
Вот пример, показывающий, как взаимодействовали между собой анализ содержания рукописи и анализ ее структуры. Расчленение рукописи начиналось с деления ее на части, далее – на параграфы и в пределах каждого параграфа доходило до членения текста на абзацы. Для выделения абзаца необходимо было исходить не просто из содержания текста, но и из авторского членения текста на абзацы и так называемые полуабзацы. И вот в одном из случаев, исходя из анализа содержания какого-то фрагмента текста, мы пришли к выводу, что в данном абзаце русского перевода соединены две существенно различные мысли, которые лучше было бы дать в виде двух различных абзацев. Обращаемся к рукописи, нет ли там какого-либо повода для такого расчленения текста. Оказывается, изложение первой мысли заканчивается неполной последней строкой на одной странице рукописи, а изложение второй мысли начинается с новой страницы рукописи, но это новое предложение, которым начинается страница, написано без обычного для красной строки отступа. Формальный повод для расчленения текста на два абзаца уже есть. Но, быть может, мы столкнулись с явлением, которое следует обобщить? Может быть, из этого частного случая надо сделать более широкие выводы? Не следует ли осуществить операцию, которую условно можно было бы назвать «генерализацией»? (Пример из другой области. Мы проверяем работу и обнаруживаем ошибку или просто случайно наталкиваемся на ошибку в данной работе. Выясняем причину ошибки. После этого необходимо проверить, не привела ли эта причина к другим ошибкам, которых мы еще не обнаружили. Это тоже «генерализация». Иначе говоря, это один из вариантов сочетания индукции и дедукции, мысль движется так: данное частное – общее – новое частное.) Начинаем просматривать всю рукопись сплошь, и обнаруживается не замеченный ранее факт: когда абзац начинается с новой страницы, т.е. когда начало абзаца и начало страницы совпадают, Энгельс пишет первое слово без отступа от края страницы. Немедленно извлекаем из этого практические следствия: обращаемся к тем местам текста, где в рукописи обнаружены теперь новые начала абзацев: проверяя результат формального анализа рукописи, анализируем содержание этих мест; убеждаемся в том, что во всех этих случаях действительно имеет место переход от одной мысли к другой, и поэтому вводим в текст главы несколько новых членений на абзацы. Так, в частности, осуществлялись в процессе нового исследования рукописи первой главы «Немецкой идеологии» взаимодействие и единство анализа содержания рукописи и анализа ее структуры.
Формулировка названий отдельных параграфов не могла быть конечной целью расчленения текста. Как бы удачно ни было наименование каждого отдельного параграфа, это еще предварительная, так сказать «метафизическая» стадия работы, когда содержание каждого параграфа берется и рассматривается изолированно, само по себе, вне связи с целым. Конечная цель заключалась в том, чтобы в системе расчленения и оглавления всего текста представить его содержание не как сумму разрозненных фрагментов, а как диалектически расчлененное целое. А для этого необходимо было понять внутреннюю логику всей рукописи, общую структуру ее содержания. Процесс выявления этого внутреннего смысла каждой части и всей рукописи в целом и окончательное расчленение и оглавление текста был по существу двуединый процесс всей дальнейшей работы.
Уже на очень ранней стадии исследования, собственно, даже с самого начала было ясно, что отдельные части, из которых сложилась рукопись первой главы, взаимно дополняют друг друга. Но как они дополняют друг друга, это стало проясняться только теперь. Когда вчерне рукопись была расчленена и озаглавлена, бросились в глаза определенные аналогии в структуре ее отдельных составных частей. Так, хронологически первая часть рукописи (в новой публикации вторая часть главы) и оба беловика начинаются с общей критической характеристики немецкой послегегелевской философии, а затем идеализму младогегельянцев противопоставляется изложение материалистического понимания истории. В хронологически первой части рукописи и в последнем беловике сначала излагается материалистическая концепция истории, а затем резюмируется сущность материалистического понимания истории. В первой, второй и четвертой частях главы, хотя и с различной степенью конкретности, рассматриваются основные исторические ступени развития материального производства как основы человеческого общества. Причем в первой части, где рассматриваются основные исторические формы собственности – племенная, античная, феодальная, – изложение не завершено; зато в четвертой части подробно рассматриваются предыстория и история последней, буржуазной формы частной собственности. В четвертой части после анализа исторического развития производства следует рассмотрение общественных отношений и политической надстройки, а во второй части после рассмотрения сферы производства намечен в виде плана переход к сфере общественных отношений и политической надстройки. В хронологически первой части рукописи после изложения материалистического понимания истории следует переход к критике идеалистического понимания истории и критике Фейербаха; в последнем беловике этого перехода еще нет, поскольку текст беловика остался незавершенным, но такой переход был здесь необходим уже потому, что в начале беловика стоит авторский заголовок «Фейербах», а до критики Фейербаха изложение в беловике еще не дошло. Перечень таких параллелей можно было бы значительно увеличить. Стало ясно одно: все эти аналогии указывали на некоторый общий план, который лежит в основе изложения и более или менее полно реализуется в каждой из пяти составных частей рукописи, и в соответствии с этим общим планом отдельные части рукописи взаимно дополняют одна другую.