Она предвкушала момент, когда сумеет продемонстрировать отцу осведомленность в семейном промысле, но сейчас, оказавшись в святая святых, не могла открыть рот. Она смотрела на нечто куполообразное с отверстиями по сторонам. Неподалеку размещались поддоны с водой. Перед поддонами стояли трое мужчин с длинными трубками, выдувавшие из стекла пузыри. Другие работники сидели и осторожно крутили понемногу стекла на концах палочек. Здесь было тихо, если не считать негромкого шипения и скрежета.

От группы людей, занятых чем-то в дальнем углу цеха, отделился человек. Он быстро подошел к гостям. Легрендж добродушно окликнул его:

– А, это вы, Бигнол! Все в порядке?

– Да, сэр. – Бигнол козырнул.

– Мистер Аткинсон здесь?

– Да, сэр, он у себя.

– Будьте добры, сообщите ему о нашем приезде.

– Слушаюсь, сэр.

Проходя мимо гостей, Бигнол козырнул Розине и сказал:

– Добрый день, мадам.

– Добрый день, Бигнол. Как поживаете?

– Неплохо, мадам.

– Как ваша жена и семья?

– Превосходно, благодарю вас, мадам.

Она наклонила голову и улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ и поспешно удалился. Легрендж приподнял брови и сказал:

– Совсем забыл, что ты знакома с Бигнолом. Она бы могла ответить, что знает Бигнола дольше, чем его, но предпочла промолчать.

Подбежал директор, извиняясь за свою нерасторопность. Экскурсия началась.

Эдмунд Легрендж хорошо знал стекольное производство и, займись он им серьезно, мог бы расширить его и сделать конкурентоспособным, во всяком случае, по сравнению с другими стекольными заводами города. Производство стекла требовало строгого контроля: каждому цеху был необходим начальник, чтобы наблюдать за стеклодувами, литейщиками, подборщиками и плющильщиками; за начальниками тоже требовался надзор как для проверки качества песка, так и по бухгалтерской части.

В то время Франция и Бельгия экспортировали свое стекло в Англию, так как оно выгодно отличалось от английского цветом и ценой и не облагалось налогом. Иностранцы добивались успеха тем, что меньше платили за материалы и сырье, тогда как британским стекольщикам было запрещено сбывать свою продукцию во Франции, а в Бельгии она облагалась высоким налогом. В прошлом многие стекольщики прибегали к жульничеству, чтобы уклониться от уплаты акциза. Те же, кто послушно выплачивал правительству требуемый налог, часто разорялись. Словом, в стекольном деле требовались упорный труд, постоянный надзор и умелый сбыт; особенное мастерство надлежало проявлять при продаже бракованного товара в Ирландии; но главным залогом выживания стекольного ремесла были мастера своего дела.

Из десятков молодых работников, поступавших на любой стекольный завод, считанные единицы становились мастерами-стеклодувами. Фирмы постоянно переманивали друг у друга умелых стеклодувов, привлекая их премиями и более высокой зарплатой. Ставка стеклодува доходила до трех фунтов в неделю, подборщика – до тридцати шиллингов, хотя средняя зарплата стеклодува равнялась двадцати восьми шиллингам, а подборщика – двадцати.

Для Джорджа Бостона, как и для Аннабеллы и Стивена, это было первое посещение стекольного завода, и он жадно впитывал все пояснения Легренджа и с трудом скрыл нетерпение, когда тот предложил дочери продемонстрировать свои знания. Ему не хотелось слушать ее школярский лепет, и когда она в нерешительности замерла перед работниками, он решил, что почтительное молчание идет ей больше, чем самоуверенный тон. Он не столько понимал, сколько догадывался, что на заводе пользуются устаревшими приемами. Повсюду в печах широко применялся уголь, здесь же по-прежнему оставались верны дровам.

Легрендж спросил дочь, что делает человек, месивший глину босыми ногами. Она затруднилась с ответом, но, когда мать поторопила ее, сказала, не поднимая головы:

– Он делает горшки.

– Что станет с готовыми горшками? – спросил Легрендж.

Она немного оживилась и ответила:

– Их обожгут.

– Верно, а потом? – нетерпеливо спросил Легрендж. – Что в них будет?

– Стекло, то есть то, из чего получится стекло. Песок высушивают, к нему добавляют свинец, красный свинец, селитру, еще… – Она замялась, подняла глаза к потолку и, вспомнив, быстро добавила: – Для флинтгласа нужен мышьяк.

– Верно, и кое-что еще.

– Бура!

– Что еще нужно для флинтгласа?

– Бой стекла, папа.

Она перевела дух. Легрендж улыбался.

– Ну, что вы на это скажете? – Он обвел глазами всю компанию. К ним присоединились четверо рабочих и босой человек из лотка. Все они заулыбались, закивали и хором произнесли:

– Да-да, очень умная мисс.

Легрендж, улыбаясь дочери, повторил за ними:

– Конечно, умная!

Взяв ее за руку, он направился в следующий цех, ведя за собой остальных. Там они как раз успели к открыванию горшков. С безопасного расстояния они наблюдали, как стеклодув собирает стекломассу в свою стеклодувную трубку. Расплавленная стекломасса оставалась на конце трубки, как варево на конце ложки у хозяйки, снимающей пробу. Мастер несколько раз погрузил трубку в горшок, стоящий в печи, собирая расплавленную массу, потом вернулся на свое сиденье, взял другой конец трубки в рот и принялся дуть. У него выходила большая бутылка. Аннабелла была в восторге.

Потом их внимание переключилось на другого стеклодува, бравшего стекло из второго горшка в том же круге. Он вылил расплавленное стекло на блестящую стальную поверхность. Глядя на Аннабеллу, Эдмунд Легрендж спросил:

– Ну, мой маленький эксперт, как называется этот процесс?

Она, не колеблясь, ответила:

– Марверинг.

Стивен насмешливо сказал:

– Какие мы умные!

Она засмеялась и дернула его за рукав. Легрендж повернулся к юноше и сердито буркнул:

– А вы могли бы ответить на какой-нибудь вопрос о стекле, молодой человек?

Стивен ошеломленно посмотрел на дядю и честно и бесстрашно, что больше всего разозлило Легренджа, ответил:

– Ни на один.

– В таком случае, вам не пристало смеяться над теми, кто на это способен.

Розина потянула племянника за собой, в следующий цех. По пути им попался молодой человек, несший на плече три длинные доски. Розина обернулась на него, поразившись его росту: в нем было больше шести футов, тогда как все остальные на заводе, как рабочие, так и администрация, были малорослыми, не больше пяти с небольшим футов. Не вызывало сомнений, что молодой человек – иностранец. В стекольной отрасли было занято больше иностранцев, чем в любой другой.

Третий цех был особенным: в нем изготовляли листовое стекло. Здесь они провели больше времени, так как Бостон задавал много вопросов. На обратном пути Аннабелла увидела пятнистого кота огромных размеров. Кот медленно брел через двор. Девочка воскликнула:

– Мама, посмотри, какая киска! Прелесть, правда? – Она хотела броситься за котом, но Розина поймала ее за руку.

– Мы уходим.

– Можно мне его погладить?

– Он тебя, чего доброго, оцарапает. – Она не стала добавлять, что от животного можно заразиться.

– Какой здоровенный! – сказал Стивен, глядя на кота. – Наверное, он охотится на крыс. У нас есть такой же в школе: ловит крыс одного с ним размера. – Розина недоверчиво покачала головой, но он со смехом добавил: – Ловит, ловит, тетя!

Она смотрела на него любящим взглядом.

– Тебе понравилась экскурсия?

– Чрезвычайно!

Ее взгляд задержался на его открытом, честном лице. Он не кривил душой и не обижался на плохое отношение к нему Эдмунда. Какой милый мальчик!

Она от всего сердца надеялась, что все случится так, как она рассчитывает, и он в свое время заинтересуется Аннабеллой, так как он уже сейчас души в ней не чаял и был старше ее на положенное число лет.

Пока они усаживались в карету, молодой человек иностранной наружности еще раз прошел мимо с досками на плече. Обернувшись к визитерам, он обвел всех их взглядом и лишь потом двинулся дальше со своей ношей.

В тот момент, когда Армор тронул лошадей вожжами, в ворота вбежала собака и, увидев кота, погналась за ним. Кот перед этим неторопливо занимался туалетом. Потревоженный собакой, он кинулся прямиком под копыта лошадей. Собака настигала его. Одна из лошадей, которую собака задела хвостом, громко заржала и встала на дыбы, смутив напарницу по упряжке. Напрасно Армор кричал на них и натягивал поводья: лошади понесли, устремившись в распахнутые заводские ворота.