– Замолчи! – Он навис над ней, стиснув челюсти и напрягая все мышцы тела. – Она лжет! Лживая стерва!

На этот раз Розина нисколько не испугалась его и ответила столь же пронзительно:

– Нет, не лжет! Даже если бы я усомнилась в ее словах, этот человек рассеял бы мои сомнения, потому что Аннабелла очень на него похожа. Твоя любовница утверждает, что в свое время, до того, как ему расплющили лицо, он был хорош собой. У него до сих пор зеленые, как у Аннабеллы, глаза и такой же, как у нее, рот. Удивительно, что ты никогда не обращал внимания на сходство между ними. Если бы мне довелось повстречаться с твоей любовницей и с этим человеком много лет тому назад, я бы сразу обо всем догадалась и… – С насмешливого тона она перешла на горький, и теперь каждое ее слово звучало как обвинение: – Я бы не провела столько лет в мучениях и унижениях! Ты смел обвинять меня в бесплодии! Но если бы я вышла за другого, то стала бы матерью большого семейства, а вместо этого испытывала терзания, выслушивая обвинения в бесплодии. Ты шантажировал меня той, кого считал живым доказательством своей мужской силы, а сам на самом деле все это время болтался на крючке у распутницы, у шлюхи…

Он ударил ее кулаком по лицу. Она отшатнулась. Если бы не стол, в который она уперлась, она оказалась бы на полу. Держась за стол, Розина смотрела на него во все глаза. У нее был в кровь разбит рот, но она не знала этого. Она видела одно только лицо – лицо дьявола во плоти. Нащупав на столе тяжелую чернильницу, она, не задумываясь, метнула ее в него. Бросок был так неожиданен и быстр, что он не успел уклониться. Чернильница попала ему в подбородок, чернила испачкали физиономию и залили всю одежду сверху донизу.

Когда в него полетело тяжелое серебряное пресс-папье, он успел подставить руку; затем в метательный снаряд превратилась ваза с подоконника. Ваза, не попав в цель, разбилась о стену.

В комнату влетела Элис. Она крепко обняла свою госпожу и закричала:

– Все, все! Прекратите! – Обернувшись к хозяину, она осмелилась крикнуть: – Уйдите!

Он окинул обеих полным ненависти взглядом убийцы, развернулся и, шатаясь, покинул комнату жены.

Спустя полчаса Розина, поддерживаемая под руки Элис и Ривзом, медленно пересекла парк, чтобы, войдя в дом матери, лишиться чувств. Ривз впервые за долгие годы был вынужден передвигаться бегом, чтобы, достигнув конюшни, передать Мануэлю приказ во всю прыть скакать в город за врачом.

Следуя давным-давно заведенной привычке, Ривз и миссис Пейдж управляли Домом так, словно там все еще обитали хозяева; разумеется, их ежедневно навещала Элис, требовательностью превосходившая хозяйку и даже хозяина. На свои вопросы о состоянии госпожи они день за днем получали один и тот же ответ: состояние плачевное. Элис умалчивала о том, что госпожа утратила интерес к жизни, отказывается говорить и есть и может совсем угаснуть.

Все до одного слуги норовили остановить ее и справиться о здоровье госпожи. Элис усматривала в этом запоздалую перемену в их отношении к ней. Госпожа добилась настоящего уважения к себе, только когда взялась кидаться тяжелыми предметами. То же, как она долгие годы сохраняла самообладание, не вызывало у них восхищения. С другой стороны, возражала себе старая Элис, что они знают о самообладании? Она сознательно закрывала глаза на то, что госпожа всю жизнь была повернута и к ним, и к ней именно этой стороной своего характера. В ее бунте все усмотрели столь желанное для них самих высвобождение из-под гнета. Элис быстро забыла, какой восторг испытала и она, увидев хозяина, залитого чернилами, и комнату, усыпанную осколками китайской вазы династии Мин и других ценных предметов.

Слуги теперь больше бездельничали, чем трудились. Они уже не видели толку в усердии: усадьба прекращала существование, и у них было три недели на то, чтобы найти новое место. Это было почти невозможно, так как все усадьбы на Севере угасали одновременно. Слуги в один голос заявили кухарке, что надо подъедать запасы. Чердаки и подвалы были забиты продовольствием. Что с ним будет, когда дом опустеет? В коттедж не перенести и половины этого добра; следовательно, половине грозила порча. Никто из слуг не мог добиться от Элис ответа, будет имение продано целиком или частично и останется ли старая госпожа жить в коттедже, так как Элис сама находилась в полном неведении.

Среди прислуги был только один человек, не считая Харриса, уверенный, что не пропадет, – Мануэль. Все знали, что Бостон уже давно положил на него глаз, так что теперь ему оставалось только собрать пожитки и перебраться на другой конец графства, где его ждала, по слухам, вдесятеро лучшая конюшня, чем теперешняя, с пятнадцатью—двадцатью головами лошадей. Бостон не пострадал от кризиса.

То, что Мануэль не собирался к Бостону, поразило слуг. Это стало не меньшим сюрпризом, чем неслыханная ссора хозяев. Столь нелепое решение только подтверждало давно сложившееся у слуг мнение о Мануэле как о странном человеке. Это еще мягко сказано. Он, должно быть, вконец спятил! В то время как честной люд перегрызает друг другу горло, лишь бы получить хоть какую-то работу, этот отказывается от поистине райского местечка! Мануэля обвиняли в сумасшествии все слуги-мужчины, за исключением Армора.

Мануэль готов был согласиться с ними: как можно отказываться от предложенного Бостоном места старшего конюха? Он знал, что, доживи он хоть до ста лет, такой возможности больше не представится, однако ничего не мог с собой поделать: ему не нравился Бостон, и он не смог бы на него работать. Теперешний хозяин тоже, разумеется, не вызывал у него почтения; за истекшие годы его много раз подмывало уйти куда глаза глядят. Однако порой он был готов понять Легренджа. Возможно, их сближала любовь к лошадям. Тем не менее он торопился покинуть этот Дом. Какое-то непонятное чувство гнало его прочь.

Аннабелла отсутствовала уже пять дней. Мысли о ней не покидали его ни на минуту. Ей были посвящены даже его сны. Он искренне молил Бога, чтобы она нашла конец в реке, в противном случае он даже думать отказывался, что могло с ней произойти и что с ней творится в данный момент: он слишком хорошо знал, что в этом квартале Шилдса, да еще среди ночи, беззащитная девушка не могла не оказаться в нечестивых лапах.

Он с четырех часов утра был на ногах и слонялся по парку. Сейчас, когда уже совсем рассвело, пора было возвращаться. У пролома в каменной стене он задержался, вспоминая, как оказался здесь со своей ученицей в первый раз. Он прислонился к стене и уставился на реку, затянутую туманом.

Через некоторое время из тумана появилась чья-то голова, лишенная туловища. От этого зрелища у него волосы встали дыбом. Потом он разглядел и туловище, а через секунду-другую облегченно вздохнул, узнав Эми. Он бросился к ней, крича на бегу:

– Эй, Эми! Постойте!

Она сперва испугалась, а потом заторопилась к нему навстречу, причитая:

– О Мануэль, Мануэль!

Схватив его за руки своими ледяными руками, она зачастила:

– Это я наколдовала, чтобы ты встал. Я как раз ползла к тебе.

– Что случилось? Вы попали в беду?

– Как сказать… Пойдем со мной.

– Но, Эми, скоро пять утра, мне пора к коням.

– Подождут твои кони и все остальное. Есть дела поважнее. Пойдем ко мне.

Она потащила его за собой. Сделав несколько шагов, он потребовал объяснений.

– Твоя мисс у меня в доме, – тихо ответила она.

– Мисс Аннабелла?! – Он до боли стиснул ей руку и не сразу спохватился. – Простите, Эми! Когда она к вам попала?

Он уже торопился к ее домику. Едва поспевая за ним, она бормотала:

– Она со мной уже два дня. Я боялась ее оставить – вдруг она встанет? Бедняжка бредит. Я уже раз пять приходила сюда, надеясь тебя встретить, но мне не везло. Полчаса назад она крепко заснула, и я решила попытать удачу. Только учти, Мануэль, даже если она придет в себя, не предлагай ей вернуться в усадьбу, иначе она опять устроит истерику. Я уже два раза вызывала у нее приступ, когда говорила, что схожу за кем-нибудь. В первый раз она пыталась убежать, словно у меня в доме тюрьма, во второй – кинулась прямиком к реке. Я же говорю, она обезумела.