— У тебя нет бумаги и карандаша?
— Что? — спросил Роберт удивленно.
— Бумаги и карандаша? Нет ли у тебя?
— Хм, у меня нет. А что, очень надо?
— Очень, Роб, очень-преочень.
— Маечка, солнышко, а не принесешь ли ты мне альбом и карандаш, моя красавица? — громко прокричал Роберт.
— Угу, как же, услышит она тебя.
Услышала. Слух у Квадрадамы оказался острым, как крысиный коготь. А еще у нее оказалась пара толстых альбомов для рисования и связка отлично отточенных карандашей. Квадрадама нежно посмотрела на Роберта, зло на меня и гордо удалилась.
Если белый цвет — это 7 цветов вместе, то белый лист, как зеркало, все отражения вместе. Я выбираю одно из них и делаю штрих, потом еще один и белое сначала становится серым, потом рассыпается на цвета, оттенки, чтобы стать тем, чем я его воображу.
— Ну? — требовательно спросила я, продолжая рисовать.
Роберт промолчал.
— Что тебе сказал демон? Говори, что он хочет.
— Оля, только не забывай — ты…ничего не должна. Ни мне, ни демону в особенности.
— Крысотулька, только не начинай! Сама решу, что я должна, кому должна и зачем. Просто скажи, ладно?
— Он просил рассказать тебе правду про твоих…братьев, в общем…
— Мы сразу переходим к следующей части…
— Но…
— К следующей части, Роберт! Соберись и не отвлекайся.
— Еще он дал мне этот браслет…
Я оторвалась от рисунка и посмотрела на запястье Роберта. Его кулак сжимался и разжимался. Кожаный ремешок, испещрённый серебристыми символами плотно прилегал к коже.
— Продолжай!
— Если ты согласишься с ним вечером поужинать и в восемь часов оденешь этот браслет на правую руку, скажешь «да», то…
— То?
— То я буду свободен…
— Совсем?
— Да.
— Навсегда?
— Да.
— А я?
— А ты оденешь браслет, а значит согласишься остаться с ним. Навсегда.
— Ясно.
— Оля, я…
— Заткнись, крысеныш! Ты мне мешаешь! Лучше вообще уйди отсюда! Ты портишь мне весь пейзаж.
Я водила карандашом по бумаге. Я вспоминала лица братьев, но вместо них карандаш упрямо чертил линии совсем другой фигуры — широкие плечи, кудри у висков, густые брови, высокие скулы…
Поль Де Сенневиль Mariage D'Amour — когда я слышу эту мелодию, мне хочется закрыть глаза и взлететь. Убежать назад, туда, где мы с Сашкой босиком по холодной траве кружились и падали. Но я с прямой спиной в длинном черном платье, в черных лодочках на шпильке и с кожаным браслетом на руке, захожу в зал ресторана. Ресторан дорогой и с претензией, но мне не знакомый. И это странно. Я — профессионал по подобным заведениям. Надев браслет в замке, я материализовалась у входа. Дверь с поклоном распахнул услужливый швейцар. Интерьер в черно-бело-бежевом цвете, на стенах — обнаженка в стиле Ренессанса.
— Оля!
Он появился ниоткуда, и музыка зазвучала громче. Я обернулась. Демон с темными кругами под глазами выглядел…человечно. Я вдруг обратила внимание, что у него красивые высокие скулы. Скульптурные. Если взять карандаш и набросать его профиль…Да, после целого дня бумагомарательства, мне в голову лезут странные мысли. Он был в черном, я посмотрела на его ботинки.
— Хм.
— Хм, что?
— Наконец-то, ты одел нормальные ботинки, без этих дурацких пряжек!
— Оля, потанцуй со мной!
Демон шагнул ближе.
— Обязательно! — сказала я и многообещающе улыбнулась. — Обязательно, потанцуем, дорогой! Но всему свое время!
— Обещаешь? — он как-то нервно улыбнулся и вперил в меня внимательный взгляд.
— А у меня есть выбор? — спросила я, демонстрируя руку с кожаным браслетом.
— Я знал, что ты примешь правильное решение.
— Правильное для кого?
— Для всех. Пойдем, наш столик на террасе.
С террасы открывался потрясающий вид. Мы находились на возвышении. Аккуратные крыши, чуть подсвеченные вечерним солнцем, скатывались вниз. Вдалеке плескалось море, кричали чайки, яхты, словно лебеди покачивались на волнах, толкая неуклюжие рыбачьи лодки и катерки. Геометрия крыш и чопорная упорядоченность строений говорили мне, что это точно не Анапа.
— Мне нравится этот городок. Здесь самые красивые закаты в Европе.
— Я не люблю закаты.
— Неужели? Все девушки любят закаты.
— Может быть, ты еще скажешь, что все девушкам нравится, когда их бьют?
— Я…прошу прощения за вчерашнее.
— Хм.
— Я хочу поговорить откровенно.
— Знаешь, Демон, хватит с меня этих разговоров и шампанского в моей жизни тоже стало слишком много!
Я достала бутылку из ведерка и со всей силы шибанула ее об стол. Хотелось, конечно же, об демонический лоб Раша, но… еще не вечер. Шампанское весело зашипело. Демон невозмутимо вскинул руку, подзывая официанта.
— Принесите водки! Ну или коньяк французский, раз мы в Европе…А кстати, куда именно ты затащил меня, демон, а?
— Пусть это пока будет моей маленькой тайной…
— За таинственность! — тожественно произнесла я, принюхиваясь к новому бокалу, с чем-то темным, попахивающим клопами. Я встала подошла к демону и коснулась своим бокалом его. Демон тоже поднялся мне навстречу.
Я ловко опрокинула стакан, посмотрела на демона, улыбнулась и со всего маха залепила ему пощечину. Вышло громко, но демон даже не поморщился.
— Довольна?
— Нет, — честно ответил я, взяла коньяк, налила полный бокал, улыбнулась и выплеснула его содержимое демону в лицо. Он поморщился, но не сильно.
— Хватит! Сядь! Давай поговорим.
— Хм.
Я закурила. Демон откинулся на спинку кресла, вытер салфеткой лицо, подозвал официанта, потыкал пальцем в меню. Официант кивнул и исчез.
— Итак, — начал демон, голос его звучал тихо и спокойно, так врачи сообщают смертельно больным об ужасном диагнозе. — Я повторюсь — я сожалею. Обо всем. Но я не могу тебя отпустить. Ты мне нужна.
— Допустим, что это так. Но ты мне не нужен.
— Я знаю. — ответил Раш и достал из внутреннего кармана бархатную коробочку. — Это тебе!
— Спасибо! — замахала я руками, — мне уже достаточно браслета. Кстати, браслет можно как-то снять?
— Нет.
— А вместе с рукой?
— Нет, даже не пытайся. Кстати, это не браслет. — Демон открыл коробку, и я не смогла сдержать восхищенного вздоха.
Это была брошь. Овальная, как крошечное зеркало, она сверкала и переливалась всеми цветами радуги или вдруг ярко вспыхивала ослепительно белым, когда ободок из бриллиантов ловил луч света.
— Нравится? — спросил демон.
— Нет! — я захлопнула коробочку и посмотрела на темнеющие крыши. Солнце село. На террасе зажгли свечи, а в зале ярко вспыхнули лампы. Двери на террасу были приоткрыты. В зале за столиками в основном сидели парочки бальзаковского возраста, с белоснежными улыбками отдыхающих и довольных жизнью европейских пенсионеров. Бесят! Я вспомнила деревушку в Карелии, где бабульки по старинке моют посуду в озере. Там самые красивые белые ночи в мире. А Европа — пусть закатывается к демону со своими закатами. Вдруг в глубине зала, совсем рядом со сценой, где за черным роялем играл молодой человек в белой рубашке, я увидела женщину. Пышный бюст обтянут шелком, струящимся, как розовое вино вплоть до изящных лодыжек, где поблескивал тонкий ремешок бежевых босоножек на головокружительном каблуке. Женщина тряхнула головкой, обнажая длинную тонкую шейку и нежно улыбнулась собеседнику. Я не могла сказать, что я узнала.
Я почувствовала, что это она. Моя мать.
Она не смотрела на меня. Она была полностью увлечена тем, кто сидел напротив нее. Молодой человек был одет в свободные потертые джинсы, кроссовки, на голове кепка. Он совсем не вписывался в обстановку, но его это, видимо не смущало. Его светлые волосы были убраны в хвост. Вот он изящно поднялся и подал моей матери руку. Та обеими ладонями уцепилась за нее, не сводя с молодого человека глаз. Они прошествовали к выходу. И тут юноша с белым хвостом обернулся и посмотрел на меня. Бледно-голубые, как рассветное небо глаза. Меня до костей пробрал холод. Грудь сжало. Я охнула.