80 Все, что вберет мой человечий разум.

И стану я могучим, как титан,

Которому весь мир владеньем дан:

Вдруг пара крыльев прорастет могучих

И понесет к бессмертию сквозь тучи.

85 Стой! Поразмысли! Жизнь - лишь день; он.

Лишь капелька росы - обречена

На гибель скорую, когда, катясь,

С вершины дерева сорвется в грязь.

Индеец спит, пока его пирогу

90 Заносит к смертоносному порогу.

Зачем такой печальный слышен стон?

Жизнь - розы нераскрывшийся бутон,

История, что мы не дочитали,

Предчувствие приподнятой вуали;

95 Лишь голубь в ясном небе летним днем,

Мальчишка, что катается верхом

На ветке вяза.

Мне бы лет двенадцать,

Чтоб мог в твоих я тайнах разобраться,

Поэзия! Я в этот краткий срок

100 Души стремленья выполнить бы смог.

Тогда сумею посетить те страны,

Что вижу вдалеке, и из фонтана

Попробую прозрачного питья.

Сначала в царство Флоры с Паном я

105 Скользну. Прилягу отдохнуть в траву,

Румяных яблок на обед нарву,

Найду в тенистых рощах нимф игривых.

Похищу поцелуи с губ пугливых,

Коснусь я рук - и белых плеч потом

110 Почувствую укус... Но мы поймем

Друг друга в этом благодатном месте

И сказку жизни прочитаем вместе.

Научит нимфа голубя, чтоб он

Крылом тихонько овевал мой сон,

115 Другая, грациозно приседая,

Подол зеленый чуть приподнимая,

Вдруг в танце закружит - то тут, то там,

Деревьям улыбаясь и цветам.

А третья за собой меня поманит

120 Сквозь ветки миндаля - и зелень станет

Для нас блаженным сказочным ковром,

А мы, как две жемчужины, вдвоем

В одной ракушке...

Неужели нужно

Покинуть этот мирный край жемчужный?

125 Да! Должен я спешить: зовет труба

Туда, где бури, страсти и борьба

Людских сердец. Я вижу колесницу

Над скалами, где бирюза искрится,

Белеет пена в гривах скакунов,

130 Возница ждет среди крутых ветров.

По краю тучи скакуны несутся,

Гремят колеса, гривы буйно вьются;

Вот ближе звонкий перестук копыт,

И колесница вниз с холма скользит,

135 Стволы качает ветер, в них резвится,

С деревьями беседует возница,

И странным откликом звучат в горах

Восторг и стон, благоговенье, страх.

Чу! Полнится неясными тенями

140 Пространство сумрачное меж дубами,

Под музыку несется кто-то вскачь,

Я слышу голоса, и смех и плач.

Кто сжал в гримасе рот, а кто руками

Закрыл лицо; у тех во взоре пламя;

145 А те, улыбкой освещая взор,

Спешат зловещей тьме наперекор.

Те озираются, а эти вверх глядят,

Их тысячи - все движутся не в лад.

Вот дева мчится - щеки рдеют в краске,

150 Смешались локоны в их буйной пляске.

Всех слушает таинственный возница,

Все пристальнее вглядываясь в лица.

Как ветер гривы скакунам колышет!

Ах, знать бы мне, что сей возница пишет!

155 Теней - и колесницы - след исчез

В неясном свете сумрачных небес.

Реальность кажется реальней вдвое,

Как мутная река, она с собою

В ничто уносит душу. Но опять

160 Видение я стану воскрешать:

Таинственная эта колесница

Торжественно по свету мчится, мчится...

Неужто нет в нас ныне прежних сил,

Чтоб выше дух фантазии парил?

165 Где скакуны, что понесут нас смело

По облакам, свое свершая дело?

Нет больше тайн? Изучены эфир

И нераскрытой почки нежный мир?

Юпитера суровое веленье

170 И нежное зеленое цветенье

Лугов альпийских? Был алтарь святой

На этом острове. И песне той,

Что здесь царила, гармоничной, плавной,

С тех пор на свете не бывало равной.

175 Планете уподобясь, мощный звук

По пустоте свершал за кругом круг.

Искусство муз во времена былые

Ценилось выше: кудри золотые

Расчесывали музы круглый год

180 И пели, заслужив за то почет.

Что ж, это все забыто? В самом деле?

Невежество и варварство хотели,

Чтоб Аполлон мучительно краснел

За жалкий царства своего удел.

185 Кто оседлал картонную лошадку,

Тот полон был уверенности сладкой:

Под ним - Пегас. О, дерзостный обман!

Ревут ветра, взметнулся океан,

Но вы глухие. Бездна голубая

190 Раскрыла грудь свою. Роса, сверкая,

В ночи скопилась - и в рассветный час

Она разбудит утро - но не вас.

Бесчувственные к истинной природе,

Вы слепы, вы подвластны только моде,

195 Ваш сломан компас, заржавел секстант

И сгинул заблудившийся талант.

Притом вы, дерзкие, других учили

Прокладывать стихов негодных мили.

Бездарностей несметное число

200 Спокойно превратили в ремесло

Поэзию. И даже Аполлона

Подвергли поношенью исступленно,

И сами не заметили того;

Лишь в узкой мерке мнилось торжество,

205 Виднелось меж девизов устарелых

Лишь имя Буало.

Но вы, кто смело

Парит в сиянье голубого дня

И чье величье радует меня,

Почтеньем робким душу наполняя,

210 Здесь начертать святые имена я

Не смею. Разве Темзы скорбь и муть

Приносят радость вам когда-нибудь?

Неужто вы над Эйвоном в печали

Не собирались, слез не проливали?

215 Сказали ль вы последнее "прости"

Краям, где лаврам больше не расти?

Или остались с духом одиноким,

Кто, юность краткую воспев, с жестоким

Столкнулся миром и угас? Но нет,

220 Не надо думать мне о веке бед!

Наш век - светлее: свежими цветами

Вы нас теперь благословили сами.

Аккорды в хрустале озерных вод

Их в черном клюве лебедь нам несет.

225 А из густых лугов светло и гордо

Летят в долину звучные аккорды

И плавно растекаются по ней.

Свирель поет отчетливей, звучней,

Вы счастливы и лучезарны стали...

230 Все это так; но вот затрепетали

В тех сладких песнях странные грома:

С величием смешалась Мощь сама.

Но ведь, сказать по правде, эти темы

Дубинки, а поэты-Полифемы

235 Тревожат ими море. Вечный свет

Поэзия, ей иссяканья нет.

Тихонько мощь в ней дремлет, и могли бы

Ее бровей изящные изгибы

Очаровать. Ее не грозен вид

240 Она лишь мановением царит.

Хоть родилась от муз, но эта сила

Лишь падший ангел; вмиг бы своротила

Деревья с корнем; саван, черти, тьма