Тяжело вздохнув, я снова посмотрела на своё отражение.

— Я — Оливия Крайтон.

Это имя я повторяла каждое утро, сидя перед зеркалом. По утрам я заставляла забыть ту, которой была восемь лет назад. Я больше не Америка Сингер. Её нет. Она мертва. Я — Оливия Крайтон.

Посмотрев на своё отражение ещё немного, я поднялась и начала заниматься своей ежедневной рутиной. Быстро одевшись, я зашла в спальню дочери.

— Идлин, — мягко позвала я. — Милая, вставай, — и поцеловала её в щёчку. Мой маленький ангелочек завозился на кровати. Приоткрыв сонные глаза, она снова их закрыла. Я понимала, что ей хотелось спать, но надо было многое успеть за утро.

— Жду тебя на кухне, — погладив её по щеке, я поднялась.

Сегодня я не спешила включать телевизор. Я знала, о чем там будет речь. Из года в год в этот день устраивали никому не нужные процессии.

Я быстро готовила завтрак, поглядывая на часы. Через десять минут на кухню спустилась Идлин, потирая глаза руками. Улыбнувшись ей, я продолжила кружить возле плиты. Идлин включила телевизор, и я сразу же напряглась.

Какое-то время там вещали о каких-то мелких делах, и я потеряла бдительность, когда произнесли моё имя. Моё старое имя.

— Сегодня прошло ровно восемь лет, как закончился Отбор, и в авиакатастрофе погибла Америка Сингер. Многие люди до сих пор со скорбью вспоминают тот день.

На экране появилась моя старая фотография.

— Королевская семья до сих пор оплакивает этот трагический случай. Америка Сингер была не просто девушкой. Она участвовала в Отборе, борясь за сердце нашего принца Максона. Но в тот день выиграла другая участница, наша всеми любимая принцесса Крисс. Многие гадают, как бы сложилась ситуация, если бы принц Максон выбрал Америку? Что ж, остаётся только догадываться.

— Все мы знаем, что самолёт рухнул не по своей воле, — слово взяла женщина. — Это было спланированное нападение повстанцев, которые обесточили самолёт. Никто не знает было ли это запланировано для того чтобы ударить по королевству, или же это было целенаправленное убийство мисс Сингер. Это остаётся загадкой. Но мы, спустя восемь лет, продолжаем чтить её память.

Я не выдержала и выключила телевизор.

— Ты была красивой, — произнесла Идлин, попивая чай. Она знала, кем я была. Я не стала это скрывать от неё. Рано или поздно она бы узнала. И не факт, что узнала бы от меня. У нас с ней был простой уговор: она никому не должна говорить, кто я такая. — Ты и сейчас красивая, но там ты более… — она задумалась, подбирая подходящее слово. — Естественней.

Я улыбнулась ей. Она много раз пыталась уговорить меня, чтобы я перестала краситься, но я не могла. Это вернуло бы меня назад. Для всего мира я была мертва, не стоило давать повода для лишних слухов, хоть и внешность моя немного другая.

Я рада, что Идлин не похожа на меня. Разве что цветом глаз. В остальном она похожа на отца. Насчёт отца Идлин тоже пришлось всё рассказать. Раз я — та самая Америка, то отец мог быть никто иной, как сам Максон.

Реакция Идлин была неоднозначной. Она вроде бы и рада была, но в тоже время в её глазах тогда зажглась печаль, которая больше никогда её не покидала. Она, конечно, ещё маленькая, чтобы понимать что-то настолько серьёзное, но она точно поняла, что с отцом она вряд ли когда-либо встретится. Во всяком случае, я делала всё возможное, чтобы она как можно реже думала о нём, но это сложно сделать, когда почти каждый день по телевизору мелькала вся королевская семья.

Глянув на часы, я поторопила Идлин. Посмотрев на своё расписание, я устало вздохнула. Сегодня трудный день. Целых пять семей надо будет посетить. Проверив скрипку, я собрала нотные тетради.

Спустившись вниз, я заметила, что Идлин уже полностью готова и ждёт меня. В свои семь лет она прекрасно понимала, что время в нашей семье бесценно. Я никогда не сталкивалась с такой проблемой, как капризы. Идлин видела, как я верчусь, словно белка в колесе, чтобы достать нам деньги. Много денег, которых не всегда хватало.

То, что я стала тройкой, никак мне не помогало. Деньги у меня не задерживались. Часть ежемесячно я отправляла в Каролину. Даже после своей фиктивной смерти, я не могла бросить свою семью, пусть даже они и думали, что я мертва. После того злополучного дня, я больше не видела ни маму, ни сестёр, ни Джареда. Я не могла оставить маму без денег с двумя детьми на руках тогда, как я могла себе позволить отчислять приличные суммы.

Все остальные деньги шли на лечение Идлин. Врачи только разводили руками, после очередного рецидива. Признаки болезни у Идлин проявились в три года. Тогда случился первый приступ. Сначала я не придала этому значения, но когда моя малышка начала жаловаться на боли в груди и то, что ей больно дышать, я заволновалась. Но мы так и не успели добраться до больницы вовремя, потому что она просто потеряла сознание.

Три месяца в больнице, три месяца страха за жизнь моей девочки, чтобы получить неутешительный результат. Нужна операция, на которую у меня никогда не хватит денег. Выписавшись из больницы, я погрузилась с головой в работу, расписывая каждую свою свободную минуту, лишь бы накопить достаточно денег для операции. Но при очередном приступе, все накопления шли на новые лекарства, лишь бы приостановить процесс.

Проходя мимо ратуши, я вздрогнула, заметив свой портрет, возле которого горело уже около сотни маленьких свечек. Мне была приятна их память, но не пора ли забыть меня? В тот день была не только ведь моя смерть, но и сотня других пассажиров. Почему их не оплакивали? Да и к тому же тогда состоялась и помолвка принца. Почему бы не отпраздновать что-то радостное?

— Мам, верни рыжий цвет, — снова начала Идлин. — Я бы хотела быть рыжей.

— Вырастешь, делай, что хочешь со своими волосами, — улыбнулась я. — А мои не трогай.

— Но ведь тебя всё равно не узнать, даже если ты вернёшь свой цвет.

— Идлин, не проси меня об этом, — я села на корточки перед ней и поправила кофточку. — Я не могу позволить себе вернуть свой цвет волос, и дело не в том, что меня могут узнать. Просто это будет многое значить для меня. Может когда-нибудь я смогу преодолеть себя, но не сейчас, хорошо?

Идлин кивнула. Вот и молодец. Я знала, она всё равно снова поднимет эту тему, через месяц, год, два, пока не придёт полное осознание того, почему я это делала.

Отведя Идлин в школу, я поспешила на работу. Быть учителем прекрасно. Особенно, если любишь то, чем занимаешься. Количество клиентов у меня было не ограничено. Оказывается, высшие касты любили быть образованными во всём, даже в музыке. Маленьких деток уже с пелёнок пытались приучить к чему-то прекрасному. И, конечно же, чаще всего выбор падал на музыку. Я уже давно зарекомендовала себя как прекраснейший педагог, поэтому я всегда была при деле, что мне было на руку. Больше клиентов, больше денег.

Так и проходили день за днём. И сегодняшний день не был исключением. Домой я вернулась уставшей. Идлин сидела на кухне и что-то выводила на листке. Алана колдовала над плитой.

Алана стала мне верной подругой, когда я переехала в Мидстоун. Жили мы по соседству, да и Идлин нашла себе подругу в лице Мэри, дочери Аланы. Как только в моей жизни началась круговерть, она вызвалась помогать мне, приглядывая за Идлин. Вечером забирала её из школы, и до моего прихода сидела у нас.

— Привет, тётя Олив, — пробежала мимо меня Мэри.

— Привет, кузнечик, — успев потрепать её по голове, ответила я.

Сев за стол, Алана сразу же поставила передо мной тарелку с супом. Идлин начала кашлять. Не нравился мне её кашель. Он мог быть предвестником подступающей болезни. Стоило сходить к врачу чуть раньше намеченного срока.

По телевизору начались новости, и я машинально отвернулась от экрана, чтобы не созерцать королевскую семью. Даже спустя восемь лет я не могла спокойно смотреть на Максона. Идлин же напротив, впивалась в него взглядом.

Все новости я пропустила мимо ушей, но слово «Отбор» заставило меня обернуться, как раз тогда, когда Максона показывали крупным планом. Он изменился. Возраст даже сделал его лучше.