Татьяна Алюшина

Сто удач и одно невезение

Моей большой, прекрасной, любимой семье, и в частности замечательным тетушкам Октябрине Ильиничне и Марии Ильиничне, посвящается

Зинаида в полной мере прочувствовала точность определения: «кромешная тьма». Да потому она и кромешная, что, кроме тьмы этой жуткой, нет ничего – вообще ничего! Первозданная изначальная темень, с которой все началось: взрыв новой звезды, галактики, атомы – жизнь, и которой все закончится – небытие!

И такой же это кромешный ужас! Господи, как с этим предки-то дикие справлялись?! Оказаться в такой чудовищной темнотище, к которой ни глаз человеческий, ни организм ни привыкнуть, ни адаптироваться не могут!!

А еще, что самое поразительное…

Мистическим, сверхъестественным образом проснулись, всколыхнулись все задавленные, уничтоженные за ненадобностью комфортом цивилизации первобытные инстинкты и скрытые резервы организма, обострив мгновенно во сто крат, а может, и поболее, все органы чувств!

Зинаида чувствовала этого мужчину всеми этими самыми пугающе обострившимися инстинктами! И, не видя, ощущала его в метре от себя, на расстоянии вытянутой руки – слышала его дыхание, стук сердца, впитывала запах, чувствовала тепло, исходившее от его кожи даже через одежду, и, как ей казалось, даже мысли его улавливала.

– Вы меня боитесь? – тихо спросил он, не тревожа голосом темноту.

Она услышала недосказанное, подуманное им: боится ли она его желания, которое чувствовала всей кожей, возможности воспользоваться странной ситуацией, нападения…

– Нет, – в тон ему тихо ответила Зинуля, – не вас.

Они помолчали. Оба, сквозь вязкость первозданной темени, договаривая не словами, чувствованиями, недосказанное.

Не его! Себя! Она боялась себя, своего странного, необъяснимого желания броситься к этому незнакомому мужику, к нему, в него, позабыв обо всем на свете, боялась желания, от которого, как натянутая струна, звенела кожа на всем теле!

– Я тоже, – еще тише признался он. Помолчал и пояснил: – Не вас.

И что-то надо было немедленно, еще быстрее, чем немедленно, говорить, делать – как угодно сбить, нарушить эту пугающе-оглушающую невероятную тягу друг к другу!

Они оба сразу почувствовали взаимное желание-интерес и нечто больше простого желания-интереса, как только встретились взглядом, а когда, официально знакомясь, обменивались рукопожатиями, их так шибануло молнией в ладони, что пришлось отдернуть руки и смущенно улыбаться, изображая непонимание и испытывая неловкость.

Но что бы там не возникло между ними, удивив и слегка напугав, умело управлялось и загонялось куда подальше воспитанием и принятыми правилами поведения развитого социального общества. Подумаешь, кольнуло-шибануло! Подумаешь, от одного его взгляда голова закружилась – и что?

Да ни-че-го!!!

Вот именно! Как ему, так и ей! Два совершенно незнакомых человека, встретившихся по делу, в первый и, скорее всего, последний раз и мирно благополучно расставшихся! Все правильно! И оба, старательно не придавая значения чему-то там вроде повышенной заинтересованности, занялись насущным вопросом, из-за которого и встретились. И все!

Какие мансы?! Еще чего!

И оба прекрасно справлялись, демонстрируя хорошие манеры, умение управлять своими эмоциями. Справлялись до того момента, пока не оказались в этой самой жуткой, бескомпромиссной кромешной тьме!

Наедине! Вдвоем! Запертыми!

Внезапно Зинуля перестала бояться, как отрезало! Всего! Себя, его, их обоюдного магнитно-непреодолимого влечения друг к другу, возможных последствий, наистрожайших запретов, почувствовав знание, в чем именно находили первобытные предки спасение от страхов первородной жуткой тьмы! В единении!

Мужчина уловил в ней эту перемену и протянул руку…

Жизнь странная штука!

И эта ее всегда присутствующая странность пугает человечество на протяжении всей истории его существования – непредсказуемость!

Самый страшный страх из всех людских страхов!

Нет, мы, конечно, заигрываем с судьбинушкой, втайне лелея надежды, что уж если и бахнет она этой своей непредсказуемостью, то сваливши на тебя счастье немереное, нежданное-негаданное! Вдруг – бац! И ты в шоколаде!

Ну бывает же так? Бывает!

И чтоб ни хрена не делать, всяческих трудностей, испытаний, потерь-лишений не проходить, минуя, так сказать, стадию подхода: за тридевять земель не шастать, железных сапог не истаптывать, хлебом черствым не давиться – а бац! И сча-а-астье!

Скажем, богатство на голову свалилось, или там принц на коне, и тебя одну всю-то жизнь искал и любил, вот приехал, из навозу достал, помыл-накормил и приголубил! Или там прынцесса к Емеле на печь – бац! – и люблю, не могу, и полцарства в придачу, а ты лежи, лежи, милый!

Да, лелеем, лелеем такие мечты втихаря, а чё! Я ж вон какой хороший – заслужил!

Но подгаживает одно: что ни сказка, что ни история из жизни, что ни книжка какая захудалая, а все без бития жизненного, лишений и трудностей в паре с терпением золото с неба не сыпется! Вот же гадость в чем!

А та-а-ак нет! Так мы не согласные! Так мы не хотим, спасибо!

И, с детским жгучим любопытством, замирая, слушаем рассказы, что у кого-то тако-о-о-ое произошло!! После всяческих тревог и ужасов испытаний уж такое счастье небывалое на него свалилось, по сей день счастлив и благоденствует! И радуемся, как дети, потаенно в душе, что случилось-то не со мной, а с каким-то неизвестным Васей, а мне такое счастье и подавно не нать! И слава богу, пронесло! Я лучше здесь, в тишке отсижусь, зато без тревог и волнений, тихой сапой! И посмеиваемся с гордостью отстраненного наблюдателя: «Ну и дурак этот Вася, что вдряпался во все это! Вон ему как жизнь наподдавала! А я молодец, аккуратный, в истории не попадаю! И поговорочка дурацкая «Не было бы счастья, да несчастье помогло» – это не про меня!»

А все ж таки завидуем конечному результату Васи того и надежду тайную сохраняем, а вдруг Боженька мне полный короб счастья отвалит просто так!

Как в том старом анекдоте:

«Ты хотя бы билет купил!» – возмутился Господь, уставший от бесконечных молитв и просьб старого еврея о большом выигрыше в лотерею.

А судьбинушка на все это тихо посмеивается, продолжая выкидывать свои кренделя и мало интересуясь нашими планами, желаниями и страхами.

Зиночка Ковальчук родилась в очень правильной, крепкой, полноценной семье, с правильными родителями, бабушками-дедушками и с правильными общественно-социальными устоями. И вся ее жизнь просматривалась от рождения и до заката, прямолинейно, как Восточно-Сибирская магистраль со станциями – этапами социального становления: школа, институт, работа, замужество, двое детей, еще и еще работа – есессено, все правильное до тошноты, пенсия. Внуки, шесть соток, счастье тихого огородничества, почетная старость в кругу родных и близких.

Красота несказанная!

Добротно, прямолинейно, с неизменной уважухой и почтением окружающих за суперправильность общественного поведения и бытия. Такое вот полотно жизни в серо-белых тонах, без узелков и вкраплений.

Ну, в такое время она родилась, когда перспективы хорошей жизни раскладывались в стандартный ряд, и, как всякие любящие родители, ее желали дочери только самого лучшего, жизнь без изломов, потерь и потрясений, счастья, одним словом.

А тогда счастье и стабильность виделись именно так – высшее образование, да по барабану какое, главное высшее, лучше несильно напряженное, инженер, скажем, учитель, переводчик, работа, само собой, как эквивалент стабильности и пятнадцати-двадцатилетней очереди на получение личной жилплощади, семья, дети! А что еще?!

Все как у всех!

– Ха! – хмыкнула судьбинушка. – Щас-с-с!

У нее имелись свои планы на разнообразие жизни Зиночки Ковальчук.

Первые семь младенческих лет Зиночка прожила, как от нее и ожидалось, очень правильной, спокойной, послушной девочкой, четко зная, как хорошо себя надо вести, не имея поводов к каким-либо конфликтам в нормальной и любящей семье и поводов выказывать и проявлять какой-либо характер.