Так знайте же, — продолжила она твердым и звучным голосом, — знайте, что сегодня утром я видела призрак старого Беренгельда… Горе отцу Люнаде, осмелившемуся посягнуть на достояние Беренгельдов!.. Призрак бродит здесь поблизости, я узнала его белую, как снег, голову, видела следы его костлявых ног. Он стоял на вершине холма Перитоун; сидя у его подножия, я чуть не умерла от страха, заметив, что, несмотря на порывистый ветер, широкий коричневый плащ, в который он был закутан, даже не шелохнулся, а сам старик словно врос в камень. Сначала я решила, что встреча с ним сулит мне скорую гибель; я прошла по деревне и всех спрашивала, не исчез ли бесследно кто-нибудь из ее жителей… Внезапно я поняла: Столетний Старец обратил свой огненный взор в сторону старого замка… Ах! наконец-то у нашей графини будет ребенок… Да, да, запомните мои слова, это говорит вам сама Лаградна! А вы, господин Верино, хорошенько следите за вашей женой! Полани тоже была красавицей… (лесничий вздрогнул от ужаса); а вы, Бабиш, присматривайте за Люсни! Ростом и фигурой он похож на Жака Леаля! (привратница перекрестилась и забормотала «Pater noster»). Призрак Столетнего Старца витает над нашими горами! Ни разу еще дважды за одно столетие не являлся он в наши края. Грядут перемены! Ведь если призрак не заберет с собой чью-нибудь душу, значит, он будет воскрешать мертвых!..

Огонь в очаге окончательно погас, но никто не осмеливался встать и подкинуть в него новую охапку еловых дров; время от времени оттуда вылетали хлопья пепла, а синеватые огоньки, пробегавшие по обуглившимся поленьям, отбрасывали слабые отблески на лицо Лаградны. Подобно трепещущим язычкам пламени, слова повитухи метались в воображении ее слушателей: она бросала их одно за другим, а так как смысл их толком не был ясен никому, то они лишь удручали душу и нагоняли неизбывную тоску. Все недоумевали, почему вдруг старуха так разговорилась и каким образом ей удалось взволновать всех собравшихся, хотя они слушали ее весьма рассеянно. Но когда Лаградна вновь опустилась на свой стул, сильный порыв ветра сотряс стены харчевни и раздался настойчивый, дребезжащий звон привратного колокольчика.

Никто не встал с места, чтобы пойти и открыть ворота; все решили, что это ветер заставил колокольчик так отчаянно дребезжать. Внезапно, когда ветер утих и все успели позабыть о назойливом звонке, колокольчик вновь зазвонил так настойчиво, что не оставалось никаких сомнений: за привязанную к шнурку ножку лани, завершавшуюся точеным копытцем, дергала чья-то уверенная и нетерпеливая рука. В подтверждение этой догадки раздался злобный лай: так сторожевой пес обычно встречал нежелательных гостей.

И опять никто не осмелился встать и подойти к двери.

— Эй, Люсни, друг мой! — окликнула супруга Бабиш.

— Идемте вместе… — выдавил из себя Люсни в ответ на настойчивый призыв своей прекрасной половины.

Затем он поднялся и подбросил в очаг охапку еловых ветвей; они мгновенно вспыхнули и озарили комнату ярким светом, вселяя мужество в собравшихся; лесничий зажег свечи в подсвечнике и, встав во главе маленького отряда, состоявшего из Бабиш, Лаградны и замыкающего шествие Люсни, направился к двери.

— Эй, спите вы там, что ли?.. — раздался на улице громоподобный голос, от которого у всех по коже побеждали мурашки.

— Это он!.. — прошептала Лаградна. — Зачем он сюда пожаловал?

— Кто «он»? — переспросил Верино.

— Беренгельд-Столетний Старец.

Люди, отважившиеся выйти навстречу неведомым ночным гостям, мгновенно замерли: страх пригвоздил их к полу. Дрожащее пламя свечи отбрасывало причудливые тени на лицо доброго Люсни. Толстяк уже раскаивался, что вместо того, чтобы спокойно спать у очага, он проснулся и наслушался жутких историй старой Лаградны.

— Выйдет ли кто-нибудь наконец? — властным тоном повторил страшный голос.

— Может быть, нам все-таки откроют ворота? — раздался еще один голос, несомненно принадлежавший живому человеческому существу.

Выхватив подсвечник из рук привратника, Лаградна распахнула дверь харчевни и медленно направилась к воротам, преграждавшим вход во двор замка. Влекомая любопытством Бабиш последовала за ней; устыдившись, что обе женщины превзошли его в мужестве, лесничий Верино быстро опередил их. Тогда Люсни тоже сделал несколько шагов по направлению к двери, но после короткого размышления остановился на почтительном от нее расстоянии. Что же касается трех кумушек, то они столпились на ступенях харчевни.

— С каких это пор в эту дверь приходится стучать дважды? — пророкотал глухой замогильный голос, в то время как Лаградна пыталась попасть ключом в замочную скважину.

— С тех пор, как был несправедливо казнен Бютмель! — ответила совсем потерявшая голову повитуха; в девяносто лет это случается достаточно часто.

Ответом на странное восклицание Лаградны стал устрашающий хохот, от которого, казалось, содрогнулись не только стены хижины, но и каменная твердыня замка. Все присутствующие похолодели от ужаса.

— Бютмель жив!.. — прогрохотал зловещий голос. Внезапно воцарилась тишина, по изборожденным морщинами щекам Лаградны полились горькие слезы.

— Вот вы и прибыли в Беренгельд!.. — произнес страшный голос, принадлежавший, как теперь все увидели, человеку поистине исполинского роста. Рядом с ним восседал на коне мужчина в военной форме; ему и были адресованы слова гиганта. Офицер, казалось, не обращал ни малейшего внимания на своего необычного спутника; он то внимательно изучал свой чемодан, то чистил мундир, используя вместо щетки собственные рукава, то придирчиво разглядывал своего коня. Решительно, его интересовал только он сам и его амуниция. Гигант указал своему спутнику на замок и бросил взор на собравшихся. Пламя свечей тотчас же померкло.

Оправившись от испуга и вновь зажгя свечи, привратник и его соратники обнаружили, что попутчик офицера исчез. До их слуха донесся конский топот: невидимая лошадь мчалась галопом.

— Вы видели?.. — спросила Лаградна, обернувшись к своим спутникам; привратник, его жена, лесничий и три старухи дружно закивали головами. — О, этот взор!.. Вы думаете, что он и в самом деле ускакал на коне? Нет! Призрак развлекается. Не сомневайтесь, у него не было никакой лошади, как нет и не было никакой растительности на моих ладонях.

Все застыли в молчании, боясь поднять глаза, точнее, вновь увидеть ужасного старца.

— Что с вами, черт подери? — воскликнул офицер; он уже привел в порядок мундир и теперь наблюдал за высыпавшими ему навстречу людьми: их страх откровенно забавлял его. Спешившись, он взял коня за повод и обратился к молчаливому сообществу, преграждавшему ему путь:

— Уверяю вас, мой спутник ускакал на самой настоящей лошади, да еще какой резвой! Он не только указал мне дорогу к замку, но и вызвался проводить меня, чтобы в темноте я не сбился с пути; я никогда еще не встречал столь приятного собеседника. К тому же он не потребовал никакого вознаграждения за оказанную услугу, хотя имел на него полное право.

— Вы утверждаете, что ваш проводник — человек? — произнесла Лаградна. — Да вас же привел сюда призрак!

— О каком призраке говорит эта сумасшедшая старуха?.. — нахмурился офицер. — Неужели из-за каких-то глупых бредней никто не может отвести меня в замок?

— Вы успели его разглядеть? — спросила Лаградна.

— Разглядеть? Разумеется, нет! Ведь на улице темно, как в печной трубе! А когда при этом еще приходится следить за своими вещами… — отвечал он, бросая беспокойный взор на круп своего коня, где была приторочена его кладь. — И все же, — продолжал офицер, заметив, что после его слов все уставились на его чемодан, — готов ли кто-нибудь проводить меня в замок?

Привратник взял свечу, загородил ладонью пламя от ветра, чтобы она не погасла, и повел незнакомца к дому; Лаградна и Бабиш пошли вместе с ними.

Безупречно подогнанный мундир незнакомца, равно как и все его обмундирование, свидетельствовали об аккуратности и скрупулезности. Выражение его лица подтверждало это впечатление: он походил более на негоцианта, привыкшего все тщательно взвешивать и подсчитывать, нежели на военного, то есть человека порывистого, привыкшего рисковать жизнью и принимать молниеносные решения.