Так, вслед за Шотландией и Фландрией, которые ощутили потребность в международной поддержке еще во второй половине XII в., на втором этапе англо-французского противостояния в него более прочно вовлекались страны Пиренейского полуострова. В середине XIII – первой трети XIV в. их участие в борьбе Англии и Франции все более тесно увязывалось с проблемами установления стабильных границ и борьбы за лидерство в пределах полуострова, что и привело к определению позиции вплоть до возникновения межгосударственных союзов в течение 80—90-х гг.
Конец XIII в. стал временем обострения англо-французских противоречий. Основным фокусом борьбы оставалась гасконская проблема. К ней стягивались наметившиеся в прошлом столкновения интересов на почве Фландрии и Шотландии, борьбы за влияние в странах Пиренейского полуострова. В течение 80-х – начала 90-х гг. администрация английского короля уделяла большое внимание наведению порядка в Гаскони, налаживанию отношений с феодалами и богатыми городами, не забывая при этом, естественно, о главной задаче – обеспечении максимальных поступлений в королевскую казну. Как показали события конца XIII – начала XIV в., Англия немало преуспела в этом, добившись по меньшей мере лояльности большинства населения среди тех социальных слоев, от которых больше всего зависела прочность английской власти. Однако трудности в решении задачи «закрепления» Гаскони за Английским королевством были очень велики. Они вытекали прежде всего из того, что крепнущая королевская власть Франции просто не могла примириться с существованием такого опасного «подданного», как английский король. Даже в ранге вассала он представлял несомненную угрозу королевскому сюзеренитету. Кроме того, усиление королевской власти в Англии при Эдуарде I и особенно его экспансионистская политика в Уэльсе и Шотландии не могли не вызвать опасений возрождения идеи восстановления владений анжуйского дома в прежних огромных пределах. Все это побуждало французскую корону в условиях официального мира с Англией и урегулирования связанных с Гасконью проблем продолжать максимально содействовать обострению противоречий на юго-западе. В течение 80-х – начала 90-х гг. право апелляции гасконских подданных Англии к французскому королю превратилось в серьезное орудие подрыва английской власти в герцогстве. Дело в том, что за прошедшие со времени Парижского мира два десятилетия стало вполне очевидно, что суд короля Франции всегда решает дело против английского короля и его администрации, а значит, в пользу любого недовольного. Об этом наиболее убедительно говорит интересный источник – приговоры королевского суда Франции за 1254—1318 гг. Все дела, касающиеся Гаскони, были за этот период решены против интересов английской короны. В 1282 г. Филипп III как верховный сюзерен герцогства Аквитанского запретил гасконским феодалам помогать Эдуарду I в войне в Уэльсе.
Постоянное французское вмешательство в гасконские дела болезненно воспринималось английской администрацией и самим королем. В 80-х гг. представители английской власти начали преследовать тех, кто обращался с жалобами в Париж. В ответ французский король издал специальное распоряжение, в котором запрещал преследовать апеллянтов из Гаскони. Данные источников за следующие годы показывают, что этот запрет не оказал реального влияния на ситуацию на юго-западе. Преследования недовольных продолжались, угрозами и конфискациями английская администрация иногда добивалась отказа от уже представленных в Париж жалоб. К концу 80-х гг. реакция английской короны на вмешательство Франции в гасконские дела достигла предельной остроты. В письмах Эдуарда I обращение коммуны Бордо (главного центра английской Гаскони) в курию Филиппа IV в 1290 г. приравнивалось к «восстанию». Дело определенно шло к новому военному конфликту на юго-западе.
Сменивший в середине 80-х гг. Филиппа III новый французский король Филипп IV Красивый (1285—1314) активно проводил политику укрепления центральной власти и расширения королевского домена. Очередная попытка покончить с континентальными владениями Англии логически вытекала из его общей внутриполитической линии. Эдуард I, который в течение 70—80-х гг. проявил себя как покоритель Уэльса и законодатель, должен был ощущать растущую угрозу сохранению английской власти в последнем континентальном владении и опасную для своего авторитета жесткую политическую линию французской монархии на превращение английского короля в «реального вассала» Франции на юго-западе. Немало сделав для улучшения финансово-экономического использования Гаскони Англией, Эдуард I готовился к бою за нее.
Вопрос о новом конфликте на юго-западе был предрешен начиная с 1286 г., когда Филипп IV в свойственной ему твердой манере лидера и хозяина положения потребовал, чтобы английский король в связи с восшествием на престол нового короля Франции принес ему оммаж. В письме французского короля подчеркивалось, что никакие отсрочки невозможны и что «оммаж должен быть тесным, в то время как он был принесен (Филиппу III. – Н. Б.) лишь в общей форме» [48]. Эдуард I уклонился от личного выполнения этого требования, дав тем самым понять, что английский король (он же герцог Аквитанский) был и остается самым непокорным вассалом французской короны.
Готовясь к предстоящему столкновению в борьбе за юго-западные земли Франции, обе стороны обратились к поискам международной поддержки. К этому вела логика развития англофранцузских противоречий в предшествующую эпоху. В изменившихся исторических условиях в Западной Европе сложились уже не просто личные унии государей, а межгосударственные союзы. Первым оформился союз между Францией и Кастилией (1288), который не имел столь давних и глубоких корней, как, например, франко-шотландский или как сближение Англии и Фландрии. Тем не менее именно между этими странами был заключен союзный договор с определенными военно-политическими обязательствами, а не просто провозглашением «дружбы», как это было в прежние времена. Причин резкого ускорения наметившегося в 70-х гг. сближения Франции и Кастилии было несколько. В течение 70—80-х гг. укреплялись военно-политические связи между двумя королевствами. Военная служба кастильских рыцарей в пользу французской короны по договору за денежную плату стала обычным и распространенным явлением. Договор 1281 г. способствовал закреплению этой практики и усилению дипломатических контактов. Но главным поводом к этому стало, по-видимому, резкое ухудшение отношений между Францией и Арагоном после антифранцузского восстания 1282 г. на Сицилии («Сицилийская вечерня»).
Папа Мартин IV продолжал установившуюся со времени Людовика IX линию относительно стабильной поддержки Франции римской курией на международной арене. В расчете на дальнейшую помощь французской монархии в борьбе с германскими императорами папа решительно поддержал Анжуйскую династию, которая в свое время с помощью этой же поддержки пришла к власти в Южной Италии и Сицилии. Призванный сицилийским парламентом король Арагона Педро III был объявлен низложенным, против него организован «крестовый поход», который возглавил французский король Филипп III. Для Кастилии определился «враг ее врага», поскольку политическое соперничество с Арагоном все более занимало внимание кастильской короны. Убедительная победа Арагона, явно превращавшегося в крупную средиземноморскую державу, угрожала его дальнейшим усилением. Это не могло не беспокоить кастильскую монархию, которая реально претендовала на роль пиренейского лидера. Объединение с последовательным противником Арагона, каким стала в это время Франция, было политически очень ценно для Кастилии. Договор о союзе между королем Франции Филиппом IV и королем Кастилии Санчо IV был заключен 13 июля 1288 г. во время франко-арагонской войны за влияние в Средиземноморье и был откровенно направлен против Арагона. Стороны принимали на себя взаимные обязательства оказания военной помощи против Арагона. Кроме того, еще раз подтверждалось урегулирование франко-кастильских противоречий на почве династических прав Бланш д’Артуа и ее детей. Казалось, все это никак не было связано с англо-французскими противоречиями. Действительно, побудительные мотивы заключения Лионского договора 1288 г. не вытекали непосредственно из давнего соперничества Англии и Франции, но безусловно имели с ним связь. Подготовка франко-кастильского договора вызвала в Англии пристальный интерес и очевидное беспокойство. Уполномоченные английского короля в Париже сообщали о ходе переговоров между Францией и Кастилией, пытались добиться для Эдуарда I хотя бы роли посредника, докладывали о настроениях кастильских послов в отношении Англии.
