— Давайте, Николай Гаврилович, прямо со столкновения, — попросил посол. — А еще лучше — после столкновения.

— После столкновения были предприняты все меры безопасности по спасению своего судна и парома, а также пассажиров парома: аварийная партия собралась у места повреждения и была в готовности бороться с пожаром, затоплением водой, а также подготовила все средства для пересадки пассажиров парома на наше судно. Капитану парома были предложены все виды помощи, в том числе и медицинская. С приходом в Ванкувер для охраны интересов судовладельца и грузоотправителя был заявлен морской протест, нанят адвокат, обратились в торгпредство с просьбой оказать содействие в квалифицированной юридической помощи…

— Так, так, — с непонятной интонацией сказал посол. Гена Свешников начал делать капитану какие-то знаки, но тот остановиться при всем желании почему-то не мог.

— Уже в первые часы после столкновения в газетах и по телевидению здесь начали демонстрировать снимки, — продолжал капитан. — Их давали крупным планом. Было написано много статей, обвиняющих командование «Сергея Есенина» в небрежном судовождении. С обвинительными заявлениями выступили такие ответственные лица, как генеральный прокурор Британской Колумбии, министр шоссейных дорог Колумбии, а заместитель генерального прокурора Британской Колумбии будет даже свидетелем обвинения против командования теплохода «Сергей Есенин»…

— …В этой обстановке с экипажем проводилась большая работа, — продолжил капитана посол, — по предотвращению различного рода провокаций, возможностей неправильных и ненужных репортажей, разъяснению обстоятельств столкновения и линий на охрану интересов Советского Союза, так?

— Так, — сказал капитан.

— Вы мне одно скажите, — сказал посол и посмотрел в глаза капитану. — Я ведь в морских делах не специалист. Вы мне скажите, на сколько процентов вы чувствуете себя виновным в случившемся?

— Не мне об этом судить, — сказал капитан твердо. — А все-таки?

— Ни на один процент, — сказал капитан.

— Хорошо. Хотя, как говорится, и на солнце пятна… Запомните главное: дело не имеет и не должно иметь никакого политического подтекста. Дело коммерческое. Дело в убытках, в долларах. Вот на доллары все и переведите. И счастливо вам чисто выпутаться.

Тут появился адвокат Стивс. Он быстро вошел в каюту капитана и, поздоровавшись, сказал:

— Я думаю, всем вашим, то есть нашим, свидетелям будет полезно посмотреть то, как столкновение выглядит со стороны. Некий Джонсон ловил рыбу в Актив Пасс и снимал, как говорит, фильм о красивом русском судне. Он утверждает, что понял, что суда должны столкнуться. Его пленки демонстрировались по телевидению уже пять или шесть раз. Их суют в каждые «Последние известия». Я заказал просмотровый зал на девятнадцать часов.

Поехали все, кто был в числе подписантов под морским протестом.

Главная часть телецентра Ванкувера под землей. Наверху только низкое длинное здание. Эскалатор, длинные коридоры, вечерняя пустынность, маленький просмотровый зал, стена в звуконепроницаемых панелях, напоминающих упаковочные прокладки для яиц. И во весь широкий экран несущийся, как эсминец, «Сергей Есенин». Навстречу «Есенину» милой свечкой, как бы ощупью, бредет «Королева Виктории». И бесстрастный голос диктора за кадром: тогда-то там-то произошло столкновение того-то и того-то, погибли трое, причина — навигационные упущения русских навигаторов. Весь фильм — около одной минуты.

Капитан попросил повторить ленту. Смит сказал, что он заказал четыре повтора.

В глубокой тишине посмотрели.

Было странно видеть со стороны событие, в котором сами участвовали. Извечное и единственное развлечение моряков — кино, любое, пусть самое дурацкое, в шторм, хоть вверх ногами, даешь кино!… И вот сами на миг стали участниками. И хоть на очень общем плане, но можно найти и самого себя. И даже киноэффекты есть: весь фильм прокручивался с ускоренной частотой, а так как вначале фильма около 40 секунд было снято плавание только одного «Сергея Есенина», паром и «Есенин» попали вместе в объектив киноаппарата только последние 7-10 секунд, после чего шли кадры столкновения и дрейфа сцепившихся судов. У зрителя складывалось впечатление только от одного судна — т/х «Сергей Есенин». При этом создавалось впечатление, что это судно идет с очень большой скоростью.

Общественное мнение. Его можно отражать. Им можно манипулировать. Его можно создавать. Средства массовой информации. Научно-техническая революция.

В тишине просмотрового зала засмеялся адвокат Стивс:

— Господа, мне кажется, теперь любой канадец, который хоть раз в жизни ездил на пароме, сможет иметь квалифицированное мнение по нашему делу.

— Я доволен лентой, — сказал капитан. — Заметен выхлоп из трубы «Есенина». Черная шапка внезапного выхлопа дыма. Она бывает при даче заднего хода.

— О'кей! — сказал Стивс. — Теперь поехали на судно. И каждого из вас я буду учить актерскому мастерству.

И действительно, до трех часов ночи Стивс вколачивал в каждого из свидетелей его роль. Он задавал вопросы с самыми различными интонациями, орал, как прокурор, ластился, как теленок, запутывал, как иезуит. Он, как хороший режиссер, отлично понимал, что на съемочной площадке, то есть в кабинете аварийного инспектора, могут растеряться даже Грегори Пек и Одри Хепбэрн, а не только боцман Менкин или рулевой матрос Наумов.

В три часа ночи капитан проводил адвоката до машины.

Над пустынным причалом свисали с кранов желто-оранжевые конусы света от сильных фонарей. Поднимались в черное небо мерцающие огни по контурам небоскребов. Огни лениво перемешивали свои отражения в черной воде. Затмевались и проблескивали буи. Парами горели в вышине красные огоньки на радиорелейных мачтах. Тревожным пунктиром, трассирующими синими вспышками прочертил черноту гавани между громадами сонных судов полицейский катер. Было тихо той живой тишиной, какая бывает только в ночном неработающем порту, которая нашпигована беззвучными сотрясениями от работы генераторов в чревах прижавшихся к причалу судов.

— Итак, капитан, правду, всю правду, только правду? — сказал Стивс.

— Всю правду для победы?

— Нет. Для меня. Вы должны доверять мне все и вся. Моя забота отбирать правду для победы. Вы должны говорить мне чистую правду.

— Я стараюсь, — сказал капитан.

— Это, конечно, трудно, капитан. Я человек другой страны, другого мира. Еще вчера мы были не знакомы. Но вы должны доверять мне.

— Вас понял, — сказал капитан.

— Я буду вынужден проверять каждое ваше слово, — сказал Стивс. — Будьте готовы к этому. Вы вообще замкнутый человек?

— Мне трудно говорить на английском на отвлеченные темы. Боюсь, что я не улавливаю многого.

Стивс засмеялся.

— Ответьте на один специальный вопрос. Вы действительно положили руль до конца на правый борт?

— Мне КАЖЕТСЯ, что я так приказал.

— О'кей! Будем считать это первым вашим шагом к полной правдивости, — сказал Стивс, забрался в темное нутро машины и включил зажигание. — Лоцман Краббе подал свое объяснение в лоцманскую ассоциацию. Дорого бы я дал, чтобы взглянуть на это объяснение одним глазом. Согласно закону, донесение лоцмана является строго конфиденциальным, и оно может быть представлено для прочтения только министру транспорта. Лоцмана у нас пишут в объяснении абсолютную правду. Именно поэтому никакой суд не сможет выколотить из ассоциации лоцманское донесение.

— Почему, если это надо для восстановления истины?

— Потому, что тогда ни один лоцман больше никогда не напишет своей ассоциации правды. Тайна исповеди, капитан.