— Вот видишь, — сказала Мэри, — старый кусок гранита не так-то легко одолеть. Он бодр, как всегда.

— Да, черт меня побери, если это не так, — поддакнул Томми. — Кстати, Джим, половина двенадцатого ночи — не самое подходящее время для прогулок. Надеюсь, все сошло гладко.

Лоури кольнуло чувство досады — зачем Томми об этом заговорил? Как будто хочет лишний раз напомнить ему об его злосчастных приключениях. Правда, Томми осведомился об этом весьма дружелюбно, без заднего умысла. Однако этот странный визит и…

— Вот твой завтрак, — сказала Мэри, ставя перед ним яичницу с беконом.

Улыбнувшись ей, Лоури уселся во главе стола. Продолжая думать о Томми, он взял нож и вилку. Начал отрезать кусочек яичницы…

Тарелка еле заметно дрогнула.

Лоури посмотрел на Томми и Мэри — заметили они или нет. Нет, конечно. Он опять принялся за яичницу.

Тарелка снова плавно качнулась из стороны в сторону.

Он положил вилку.

— Что случилось? — спросила Мэри.

— Да., что-то есть не хочется.

— Но в последний раз ты ел вчера утром!

— Ладно… — Он храбро взялся за вилку. Тарелка медленно качнулась. Он пристально уставился на нее и тут заметил кое-что еще.

Когда он не смотрел на Томми прямо, то краем глаза видел, что у того изо рта торчат клыки. Стоило ему взглянуть на Томми в упор, как клыки исчезали, и рот был как рот. «Мерещится бог знает что», — подумал Лоури. Он опять склонился над тарелкой.

Сомнений быть не могло — это не галлюцинации. Как только он отводил глаза от лица Томми, у того появлялись желтые клыки, нависшие над нижней губой!

Тарелка качнулась.

Маленькая черная гадина метнулась ему за спину.

Где-то зазвенел высокий, пронзительный смех.

Призвав на помощь все свое мужество, Лоури усидел на месте. Он глядел на тарелку. Пока он не пытался к ней прикоснуться, она оставалась совершенно неподвижной.

Тут о л заметил кое-что еще. Когда он отводил глаза от Мэри, ему казалось, что у нее появлялись клыки, такие же, как у Томми!

Он смотрел на нее в упор — ее лицо было, как всегда, прелестным. Он отводил взгляд.

Рот Мэри обезображивали желтые клыки!

Если бы только он мог рассмотреть клыки, глядя прямо на них! Тогда бы его сомнения рассеялись!

Темный комочек удрал из поля зрения.

Он попытался есть — тарелка сдвинулась.

Он выскочил из-за стола, опрокинув стул. Мэри глядела на него большими глазами. Томми тоже поднялся.

— Мне надо кое с кем встретиться перед первым занятием, — сказал Лоури нарочито сдержанным тоном.

Он взглянул на Томми и заметил клыки у Мэри. Он взглянул на Мэри — она была такой же, как всегда, но клыки появились у Томми.

Он поспешил в прихожую и схватил свое пальто, видя, что Томми собирается последовать за ним. Мэри подошла к нему и с тревогой заглянула в лицо.

— Джим, ты ничем не хочешь со мной поделиться? Ты можешь доверять нам, Джим.

Он поцеловал ее, и ему показалось, что он ощутил клыки, которые не мог рассмотреть.

— Со мной все в порядке, дорогая. Не беспокойся. Ничего не случилось.

Ясно, что она ему не поверила, — она не знала, что и думать, и когда он уже спустился по ступенькам, с облегчением убедившись в том, что земля не уходит из-под ног, услышал, как она крикнула:

— Твоя шляпа, Джим!

Помахав ей рукой, он продолжил свой путь. Томми с трудом за ним поспевал.

—  — Джим, старина, что с тобой творится?

Лоури не глядел на Томми и при этом ясно видел клыки, а также хитрое, многозначительное выражение его лица.

— Ничего не творится.

— Не пытайся обмануть меня, Джим. Вчера вечером ты ушел, не доев, а в одиннадцать — полдвенадцатого бросился на улицу, словно в тебя вселились сотни дьяволов, сейчас ты опять выскочил из-за стола. Ты что-то скрываешь, Джим.

— Ты сам знаешь что, — хмуро ответил Джим.

— Я… я не понимаю.

— Это же ты наплел мне всякой всячины о демонах и дьяволах.

— Джим, — сказал Томми, — ты считаешь, я имею отношение к тому, что с тобой происходит?

— Я в этом почти уверен.

— Хорошо, что ты употребил слово «почти», Джим.

— Потом я выпил рюмку, и целых четыре часа оказались погружены во тьму, и я потерял…

— Джим, ни один яд в мире не может вызвать подобный провал в памяти, не оставив физических последствий. Поверь, Джим.

— Но…

— И ты это прекрасно знаешь, — сказал Томми. — Все, что с тобой происходит, никоим, образом не связано со мной.

— Но…

— Давай не будем ссориться, Джим. Я хочу тебе только добра.

Джим Лоури молчал; так они и шли — в молчании. Лоури был голоден, а в кафе неподалеку было шумно и пахло кофе. Он прогнал воспоминание о том, что с ним произошло здесь вчера.

— Дальше иди один, — сказал Джим. — У меня в кафе назначена встреча.

— Дело твое, Джим. За обедом увидимся?

— Наверное.

Томми кивнул и зашагал прочь. Лоури вошел в кафе и уселся за стойку.

— А-а! — вскричал Майк, довольный тем, что все-таки не потерял клиента из-за своего длинного языка. — Что будем заказывать, сэр?

— Яичницу с ветчиной, — сказал Джим Лоури.

Он с облегчением увидел, что на сей раз тарелка не движется. И все больше укреплялся в мысли, что без Томми тут не обошлось. Он ел, как после голодовки.

Через полчаса Лоури вошел в аудиторию. Он был рад оказаться в привычном месте, за кафедрой, и наблюдать, как к аудитории спешат студенты. Вскоре они рассядутся, и он начнет бубнить о древних верованиях и цивилизациях, — возможно, мир остался таким же, как и прежде.

Он огляделся по сторонам — все ли в порядке, чистая ли доска, ведь ему надо будет на ней писать…

Он посмотрел на доску над кафедрой. Странно. После выходных доска была всегда чистой. При чем тут эта надпись?

«Ты объективно существуешь. Жди нас в своем кабинете».

Какой занятный почерк. Чем-то напоминает ту записку, которую он получил, но здесь можно легко разобрать каждое слово. Объективно существуешь? Ты объективно существуешь? Что это может означать? Жди в своем кабинете? Кого? Чего?

В нем стало нарастать тяжелое предчувствие надвигающейся беды. Что это за шутки? Он схватил губку и начал неистово тереть по доске взад-вперед по всей надписи.

Поначалу она не стиралась, но когда он медленно провел губкой по первому слову, оно исчезло. Затем второе, третье, четвертое! Слова исчезали одно за другим! Он так старался, что от надписи вскоре не осталось и следа.

И тут первое слово, потом второе, медленно, буква за буквой, появились вновь. Его начала бить дрожь.

Он снова схватил губку и стер надпись. Медленно, буква за буквой, она возникала опять.

«Ты объективно существуешь. Жди нас в своем кабинете».

Он отшвырнул губку в тот самый момент, когда в аудиторию вошли двое первых студентов. Интересно, что они подумают об этой надписи. Может, стоит придумать какой-нибудь предлог и включить ее в лекцию… Нет, студенты привыкли к чудным записям на доске, которые остаются после предыдущих занятий. Лучше он сделает вид, что совершенно ее не замечает.

Аудиторию заполнили студенты, которые шаркали ногами, двигали скамейками и здоровались друг с другом. На девушке было новое платье, но она якобы не придавала этому значения. У молодого человека появилась новая симпатия, и он старался выглядеть в ее глазах взрослым мужчиной, а в глазах своих друзей — беззаботным шалопаем. Постепенно грохот, шарканье ног и гул разговоров стихли. Прозвенел звонок.

Лоури начал лекцию.

Ему удалось провести занятие только благодаря отработанному навыку и частому заглядыванию в книгу. В течение этого часа произносимые им слова время от времени доходили до его сознания — он говорил вполне складно.

Студенты делали записи, клевали носом, перешептывались и жевали резинку — словом, все шло, как обычно, и никто, похоже, не замечал ничего из ряда вон выходящего.

— Эти ложные представления вкупе с естественным желанием человека приступить к исследованию такого непостижимого явления, как болезнь, в течение столетий служили могучим препятствием к возникновению медицинской науки. В Китае…