— А сейчас бебе Аджит спросила бы: что самого роскошного можно приготовить из фазанов? Что-нибудь такое зимнее и прекрасное, прямо по-королевски? Я бы сказал, нечто вроде мург махани, только из фазана, и, может быть, немножко кулинарной позолоты сверху. Блюдо красноватое — значит, нужно к нему что-нибудь зеленое, для контраста. Ну, лук-порей у нас уже есть, и кудрявая капуста. Нужен еще рис для плова, обжаренный в масле и сверкающий, как драгоценные камни, и обязательно хлеб — для пенджабца без хлеба и еда не еда. А еще бебе Аджит сказала бы: к хорошей беседе нужны сладости, и стала бы искать что-нибудь такое, вроде кунжута, и кардамона, и розовой воды, и топленого масла гхи…

За этими разговорами Эверетт шел все дальше в глубь рынка, постепенно наполняя сумки. Выйдя из крытых рядов, они попали в путаницу переулков, выходящих на Далстон-лейн. Здесь были прилавки с тканями и одеждой, здесь продавали шляпы, и головные платки, и теплые шарфы, и целые рулоны ситца с набивным рисунком, шифона, шерстяной материи и тафты.

— Еще одна завершающая подробность, — объявил Эверетт, оглядывая длинный ряд прилавков.

Продавцы, укутанные в толстые пальто и шарфы, в перчатках с обрезанными пальцами, горбились над кружками с чаем.

— Нельзя подавать еду принцу, если стол накрыт как для нищего. Значит, нужна скатерть. Я знаю, на дирижабле всякий лишний вес должен быть оправдан — значит, ищем нечто очень красивое и легкое, как перышко. Вот вроде этого!

Магазинчик, торгующий сари, находился возле самой Сесилия-роуд — там, где пространство рынка переходило в собственно территорию порта. Хозяйка магазина, пожилая тамилка, хрупкая, как птичка, была одета в одно из продающихся у нее сари, с толстой вязаной кофтой и меховыми сапогами. Хозяйка сложила вместе ладони в приветственном жесте. Эверетт ответил тем же.

— Бона! — сказала Сен.

Хозяйка извлекала на свет одно сари за другим. Легчайшая ткань, развернувшись, словно знамя, плавно опускалась на руки Эверетта. Сен схватила белоснежное сари с золотой каймой и приложила к себе. Тамилка показала ей, как обернуть себя материей. Сен в сари долго вертелась перед зеркалом и строила себе рожицы.

— Бонару-у!

В конце концов Эверетт выбрал черное сари с серебряным узором, и оно отправилось в сумку, к другим покупкам. Теперь у них было все, что нужно к Рождеству. Фазаны, итальянская капуста, специи и топленое масло из молока буйволицы, сари и рис басмати. И еще осталось пятнадцать шиллингов.

— Тебе, может, кажется странным: что общего между пенджабским рождественским обедом и моим папой? А это весь он. И я. Ты с ним никогда не встречалась, но, наверное, думаешь, он такой тихий и заумный, и я знаю, ты считаешь, я не настоящий оми, — понятия не имею, кстати, кто такой этот «настоящий оми», — но так уж получилось, что у нас в семье все делается с размахом, будь то рождественское угощение или физика множественной вселенной. Поэтому я и оказался здесь, в вашем мире. Я просто не мог поступить по-другому. Вся моя кровь, до последней капли, требовала этого.

В кои-то веки у Сен не нашлось ехидного комментария. Она кусала губы и отводила глаза, вороша носком сапожка разбросанные по мостовой апельсиновые корки и афишки рождественского представления, а потом заключила Эверетта в пахнущие мускусом и серым шерстяным свитером объятия и крепко-крепко поцеловала в щеку.

— Эверетт Сингх, ты настоящий оми! Ты очень даже зо.

Сен почувствовала, как Эверетт напрягся, и резко оттолкнула его.

— Ты что? Разве я тебе не нравлюсь?

— Там Иддлер.

В своих странствиях по Большому Хакни Эверетт не раз видел издали здешнего крестного отца и потому сразу узнал. Наверняка Иддлер тоже замечал его и Сен, обходя свои владения. Случай с Шарки поумерил его агрессию — слухи в порту расходятся быстро, как эпидемия гриппа. Иддлер затаился на время и затаил обиду. Однако сейчас он не таился — шел смело и открыто. Женщина, идущая рядом, придавала ему храбрости.

— Он не один.

— Его придурки только для смеха.

— Это не ван Флит с Эвансом.

Эверетт узнал имена Утробного типа и Голландца тогда же, когда познакомился с врагом в лицо.

Сен оглянулась.

— Ой, караул…

Возле Иддлера стояла Шарлотта Вильерс — высокая, стройная, в чернобурке, сапогах на высоком каблуке и голубовато-серых перчатках. Ярко-красные губы выделялись на бледном от холода лице, точно у вампира. Рядом с ней Иддлер казался особенно приземистым, будто жаба в скверно пошитом костюме. За спиной Шаролтты Вильерс выстроились с десяток «миссионеров». Их шлемы на улицах Хакни выглядели смешно, зато резиновые дубинки совсем не казались смешными. Шарлотта Вильерс двигалась по Сесилия-стрит решительными шагами, словно никакая сила во вселенной не могла ее остановить. Встречные разбегались, как от цунами.

— Сейчас ты мне скажешь «давай, пошли отсюда», — буркнул Эверетт.

— И скажу. Пошли отсюда!

Сен юркнула за магазинчик, где они купили сари, и там свернула в арку, где хозяйка магазина держала товары. Эверетт побежал следом, волоча сумки с фазанами и прочими покупками. Краем глаза он заметил, что «миссионеры» пустились бегом. Шарлотта Вильерс шла все так же печатая шаг, неторопливо и неумолимо.

Сен проскочила между высоченными, до самого свода арки, металлическими стеллажами. На полках лежали рулоны душистого шелка и муслина. Дверь в глубине вела в коридор с уборными, а оттуда — в чайную. Там отогревались за чаем замерзшие женщины, поглядывая на укрепленный высоко на стене крошечный телевизор с большущей линзой. Выскочив наружу, Сен стала пробираться на Сандрингем-роуд, стараясь держаться позади лавчонок.

— Тут можно пройти насквозь, а эти нас в жизни не найдут, — сказала она, ныряя в кладовку, полную мохнатых, пыльных мотков шерсти.

— Тьфу, пакость! — охнула Сен, выбежав через другую дверь на улицу.

Они оказались на небольшой площади в том месте, где Амхерст-роуд выходит к Далстонскому шлюзу на реке Ли. Позади вода. Вперед, между ними и Андре-стрит — еще «миссионеры», а возглавляет их таинственный клон Шарлотты Вильерс. Их удивительное сходство было еще заметнее в косых лучах по-зимнему низкого солнца, светившего поверх электромастерских на Амхерст-роуд.

— Ненавижу сюрпризы! — крикнула Сен. — Так, давай сюда!

Она, кажется, знает наизусть все пожарные лестницы в Ист-Энде, подумал Эверетт. Железная лестница спустилась с галерейки третьего этажа пакгауза, с трех сторон замыкающего отводной канал.

На середине подъема Сен остановилась.

— Что ты их тащишь? Бросай все!

— Я больше нигде не найду четырех фазанов за четыре фунта, — ответил Эверетт, вцепившись в сумки.

Сен мотнула пушистой головой, и они стали карабкаться дальше. Двое кьяппов осторожно полезли вверх. Лестница скрипела под тяжестью взрослых мужчин. Остальные во главе с человеком, которого Эверетт про себя называл Шарлем Вильерсом, следовали за ними по мостовой.

— Жаль, у вас тут нет веб-сайта под названием «Киноштампы», — пропыхтел Эверетт, цепляясь за перекладину.

— Побереги силы! Мало тебе, что сумки лишние тащишь? — огрызнулась Сен.

— Там собраны разные сюжетные ходы, которые без конца повторяются в фильмах, и в книгах, и в комиксах. Один такой прием называется «Загнать на дерево». Это когда положительные персонажи, убегая от погони, залезают на крышу, и тогда отрицательным остается только окружить их и ждать, пока они спустятся. Как собаки загоняют кошку на дерево.

Теперь и Сен увидела, как из-за угла пакгауза появилась Шарлотта Вильерс со своим отрядом. Иддлер исчез, честно выполнив работу проводника. Он, наверное, был единственным человеком, знающим все закоулки порта не хуже Сен. Шарлотта Вильерс что-то проговорила в воротник, и трое кьяппов заняли позицию у второй пожарной лестницы, со стороны Андре-стрит.

— Кошка на дереве, говоришь, мистер Киноштамп? Иди лучше за мной!

Сен влезла на перила, а оттуда через водосточный желоб забралась на крышу. Эверетт последовал за ней, держа одну сумку в зубах, а другую повесив на локоть. Сен показала вперед: между виадуками рынка виднелся подъемник, пристроенный к стене очередного пакгауза.