Потихоньку, по мере того как разворачивалось их совместное странствие, Бет начал открываться целый новый мир, — мир, о существовании которого она раньше почти ничего не знала, мир, над которым маячила тень Уркку — вездесущая, мрачная, угрожающая. У нее словно распахивались глаза, и когда Наб наконец пересказал ей, как сумел, сагу, поведанную ему лордом Викнором, стали понятны ответы на множество беспокоивших и ставивших ее в тупик вопросов; теперь головоломка сложилась. Она чувствовала смирение и гордость от того, что Ашгарот избрал ее сопровождать Наба, и обрадовалась тому, что объяснилось значение ее снов. Ей предстояло сыграть свою роль в этой саге, — роль, которую она и прочие поймут полностью лишь в конце, когда ее явит им Ашгарот. Закончив, Наб порылся рукой под одеждой из коры, нашел на Поясе Аммдара футляр, в котором находилось Кольцо, нажал на защелку и вынул его.
— Вот, это твое. Это дар тебе от Ашгарота; мне его дал лорд Викнор как знак для тебя, — ласково сказал Наб.
Бет приняла прелестное кольцо, которое она так отчетливо помнила по снам. Лишь только она это сделала, серебристые туманные нити глубоко внутри него замерцали и пришли в грациозное движение в золотых отсветах от драгоценного камня, глубоко посаженного в оправу. Она бережно и не спеша надела кольцо на длинный средний пальчик правой руки, и оно словно окружило девочку аурой света — настолько могучим было его сияние. Там кольцо и осталось навсегда — она никогда больше его не снимала — и сила его красоты не переставала изумлять Бет всякий раз, когда она поглядывала на него, и поддерживать в трудные моменты, когда девочка чувствовала сомнения, страх или неуверенность. Кольцо стало связью Бет с миром, что показал ей Наб, ее доказательством того, что она действительно избрана, и постоянным напоминанием о силе и волшебстве этого мира и о глубине его тайн.
Местность, по которой они шли, оказалась не такой однообразной, какой представилась им на первый взгляд; ее перерезали маленькие ручьи и долины, попадались и большие участки леса, которые животные старались быстро миновать, чтобы их не увидел никто из тамошних обитателей. Ведь даже само существование Наба и Бет должно до конца сохраняться в тайне, ибо стоит только молве распространиться в лесах, и она очень быстро дойдет до ушей Дреагга.
По мере того как они продвигались по равнине, земли становились плодороднее, поля меньше, а жилища уркку многочисленнее. Повсюду стояли фермы, и иногда было невозможно не оказаться в пределах видимости хотя бы одной из них. Тогда они ползли по канавам или вдоль изгородей, а тем временем над полями вспыхивал свет из окон ферм, и в морозном воздухе разносился шум от дойки коров в стойлах — гул доильных аппаратов или грохот ведер. Иной раз взлаивала собака, и путешественники застывали на месте, когда в доме открывалась дверь и уркку выглядывал в ночь — посмотреть, что потревожило пса. Потом они ждали, пока дверь опять не закроется, прежде чем продолжить путь вперед, словно безмолвные тени.
Тогда же животные познакомились и с шоссе — огромными полосами бетона, которые пересекали поверхность земли. Бет объяснила их назначение Набу, а тот в свою очередь передал остальным, хотя они видели подобное и раньше. Бет рассказала им об опасностях перехода дороги, когда по ней проезжает автомобиль уркку, и всегда сама переводила их: затаившись на обочине, она высматривала, не приближается ли свет фар, и делала зверям знак идти по одному, когда было можно. Иногда случалось так, что двое из них оказывались в безопасности на противоположной стороне — как правило, это были Перрифут и Брок, потому что шли первыми, — и тут вдруг из ниоткуда появлялся поток машин, и животные, дрожа от страха, отлеживались за откосом или прятались в кювете на краю, пока машины проносились мимо в урагане шума и света, душили их пылью и выхлопом.
Однажды они пересекали дорогу у поворота и, думая, что опасности нет, Бет махнула Перрифуту перебегать. Только он выпрыгнул на асфальт, как из-за угла с визгом вылетел автомобиль и поймал его в свет фар. Мгновенно загипнотизированный заяц застыл, как в том запомнившемся Набу случае в поле перед Серебряным Лесом, но, к счастью, Бет кое-как успела выскочить и затащить его назад, прежде чем Перрифут попал под колеса. Водитель увидел девочку в свете фар и притормозил на дороге поодаль. Когда он вышел, Бет подошла к нему и сказала, что он чуть не сбил ее маленького песика, которого она пока что привязала к дереву на обочине дороги, в канаве. Он предложил подвезти домой и ее, и песика, поскольку ночь холодна, а время приближается к полуночи, но она вежливо отклонила предложение, объяснив, что живет недалеко и просто выгуливала собаку на ночь. Тогда мужчина пожелал ей спокойной ночи, вернулся к своей машине и уехал, слегка сбитый с толку при виде симпатичной, правда, несколько диковато выглядящей девчушки в коричневом твидовом плаще, с глазами, ошеломляющими своей глубиной и проникновенностью, и со спутанной гривой светлых волос. Она сказала, что живет недалеко, а ближайший дом, который он проехал, находился в восьми милях позади. Снова сидя в привычной кабине собственной машины, он почти уверился, что все происшествие ему привиделось.
Чуть позже путешественники наткнулись на свой первый город. Предыдущей ночью они заметили в темном небе красное свечение и гадали, откуда оно взялось. С рассветом животные остановились у подножия огромного дуба и отдыхали весь день, а вечером снова отправились в путь. Впереди все так же светилось зарево, а к полуночи они уловили неумолчный гул, доносимый ветром. Гул этот пока сливался в неразличимую смесь шумов, на которую можно было почти не обращать внимания; он напоминал животным вой ветра в деревьях. По мере их приближения зарево становилось ярче, а шум — громче и разнороднее, так что теперь среди общего фона различался то случайный гудок автомобиля, то рокот тяжелого грузовика, катящего по улицам, то стрекотание мотоцикла на опустевшей дороге.
Они подбирались через луг к вершине крутого подъема и вдруг очутились на высоте над раскинувшимся внизу городом. Он был не особенно велик, но животным казалось, будто он уходит в бесконечность. Уши зверей тут же принялся терзать шум, небо запылало светом; прежнее красное, сравнительно мягкое свечение исчезло, теперь им предстал водоворот красного, оранжевого и белого. Свет высек огромный свод в ночной тьме над головой, и повсюду, как искривленные спицы гигантского колеса, протягивались красные ленты — это расходились вдоль дорог в пригороды уличные фонари. Местами путники видели движущиеся сдвоенные пятна света там, где возвращалась домой запоздавшая машина или колесил по городу одинокий грузовик. Порой, если ехавшая по предместьям машина круто заворачивала, этот свет врезался лучом в темноту окружающей сельской местности и описывал дуги; раз или два фары светили прямо на животных, на мгновение ослепляя их, и следовали дальше своей дорогой.
Здесь стоял тошнотворный запах дыма и химикатов, идущий из большой промышленной зоны на краю города — там и огни сияли ярче, и шума и оживления было больше. Запах забивал ноздри и отдавал странным металлическим привкусом во рту; путешественники никак не могли продышаться и немного испугались, ощущая, как с каждым вдохом в легкие проникает этот чуждый воздух, от которого их выворачивало.
Какое-то время животные простояли на вершине подъема, одновременно устрашенные и зачарованные городом. Он был словно огромный зверь, дышащий огнем и дымом, который, даже отдыхая, не мог остановить неустанной суматохи в своем нутре. Наб засыпал Бет множеством вопросов, и она ответила на них как могла, потому что была слабо знакома с городской жизнью. Когда она рассказала ему все, что знала, он похолодел от страха, ибо понял, что ни за что не смог бы здесь уцелеть — жизнь посреди города, в окружении этой массы бетона, света и шума, стала бы для него кошмаром.
— Через это место нам не пройти, — сказал он находящемуся рядом Уорригалу. — Я не смогу чувствовать Руусдайк, и мы потеряем направление. Придется обойти его. Будем надеяться, что подхватим след по другую сторону.
