Оставив церемонии, Мария принялась за легкую закуску, приготовленную для нее: несколько ломтиков пирога с птицей, варенье да немного вина. Анна устроилась напротив с бокалом в руке, дожидаясь, пока ее подруга подкрепится, что не заняло много времени, которого у Марии и так было в обрез...

– Хорошо, – начала она, – и что же мы имеем?

– А вот что: его высочество герцог Орлеанский вернулся в Париж.

– Он оставил армию?

– Как только ему было отказано в командовании войсками, он решил, что там ему делать больше нечего. По дороге на Лион, которую король постарался обойти из-за эпидемии холеры, он отделился и остался в своем княжестве де ла Домб. Стоило королю, достигнув Гренобля, отправить ему депешу с вызовом, как принц тут же двинулся в обратном направлении, заявив при этом, что никогда ранее не был столь решительно настроен на женитьбу на малышке Гонзага!

– Этого следовало ожидать! Без позволения на то короля отец Марии-Луизы своего согласия не даст. В настоящее время названный папаша заперт в Касале и дожидается, пока король не придет и не выручит его из осады. У него нет ни малейшего желания раздосадовать короля.

– Допустим, у него есть одна возможность. Остается регентша! Если королева-мать даст свое согласие, тот сможет заявить, что ему выкрутили руки. Перспектива видеть собственную дочь второй дамой королевства, скорее всего, не оставит его равнодушным.

У королевы дернулась губа, как это случалось с ней всякий раз, стоило ей услышать намек на ее неспособность одарить Францию наследником.

– Королева-мать своего согласия не даст, она настроена против этой женитьбы...

– Поскольку Гастон Орлеанский вернулся, долго ждать перемен не придется. Ласки и прочие приемы растопят сердце матери...

– Значит, вы недостаточно хорошо ее знаете, – заметила Анна, передернув плечами. – Она только что приказала арестовать мадемуазель де Гонзага вместе с ее тетушкой, мадам де Лонгвиль, их препроводили в Венсен!

– Как?

Марию нелегко было чем-либо удивить, к тому же она знала – Мария Медичи способна на все, однако новость была такова, что в нее трудно было поверить. Она попыталась представить себе, что же произойдет, когда об этом доложат королю. Впрочем, и отголоски воплей его братца разнесутся повсюду. С некоторым запозданием она взяла себя в руки и вернула серьезность:

– Это безумие! Без всяких на то причин не арестовывают!

– О! Есть одна, и весьма веская, – вставила свое слово мадам дю Фаржи. – Боязнь тайного венчания, а поскольку эти дамы направлялись в замок Куломье, принадлежащий Лонгевилям, королева-мать предположила, что этот союз неминуем. До нее дошли слухи, что и его высочество, в свою очередь, собирался отправиться туда.

– Что думаете об этом вы, Мария?

На ответ требовалось время, герцогиня задумалась.

– В каком-то смысле, – заговорила она через некоторое время, – это нам на руку, поскольку мы ни в коем случае не желаем допустить повторной женитьбы Гастона. Мы вновь в той же ситуации, что и два года тому назад, когда мы пытались помешать его высочеству взять в жены мадемуазель де Монпансье. Новоиспеченная герцогиня Орлеанская вряд ли думала о смерти через месяц после рождения дочери. Все, что нам нужно, это извлечь выгоду из того, что юная мадемуазель де Гонзага под стражей, и убедить ее возлюбленного бежать в Нидерланды...

– Без нее он никогда не согласится!

– Если я не ошибаюсь, она будет довольно скоро освобождена. Заверения, что мы сделаем все, чтобы его избранница присоединилась к нему, без особого труда уверят принца в том. До сих пор любовь всегда уравновешивалась у Гастона с интересами. Влюблена ли в него Мария-Луиза де Гонзага?

– Похоже, что так.

– Вот и прекрасно! Их встреча в Брюсселе или в любом другом месте обернется бракосочетанием по благословению инфанты Клер-Евгении, в качестве свадебного подарка которой могло бы стать достижение соглашений по освобождению Гонзага-отца из Касаля. Вследствие чего молодая чета подпадает под протекцию Испании и становится чем-то вроде добровольных заложников с достаточно убедительным противовесом безумной политики Ришелье. И тому придется признать, что борьба с единоверцами равнозначна преступлению, в то время как еще столько нерешенных дел с гугенотами.

– В случае надобности, – подала голос увлеченная общим настроением Мадлен дю Фаржи, – мы могли бы вновь вернуться к нашей давнишней затее и окончательно освободить короля от этого опасного Ришелье.

– Почему бы и нет? – поддержала ее Мария.

– Об одном лишь вы забываете, – сухо прервала их королева. – Своими руками вы стряпаете как раз то, от чего мы же только что и отказались, от женитьбы его высочества, которая нам так невыгодна.

Нескольких этих слов вполне хватило охладить пыл ее собеседниц, разгоряченных чудесной выдумкой.

– Верно, – согласилась мадам де Шеврез. – Но во всем этом есть нечто такое, чему следовало бы уделить внимание. Если бы у нас с Брюсселем была возможность повлиять на инфанту, голубки, оказавшиеся под ее крылом, могли бы потянуть с браком, а то и избежать его до тех пор, пока мы не достигнем разрешения конфликта с Испанией проклятого кардинала, а может, и короля. Полагаю, что инфанта отнеслась бы к женитьбе его высочества, ставшего королем Гастоном I, на вас, Ваше Величество, весьма благожелательно! Остается найти средство...

– Это средство у нас есть, – воскликнула мадам дю Фаржи. – Маркиз де Мирабель, посол Испании в Париже, ради нашей королевы и союза своей страны с нашей готов жертвовать собой! Вам нужно с ним встретиться, герцогиня!

– Я не прошу о благах, но и ездить в Валь-де-Грас так часто я не могу. Вот если бы он сам явился в Дампьер под каким-либо предлогом – это другое дело!

– Устроить это, пожалуй, можно...

Монастырские часы пробили два раза. Мария, не скрывая сожаления, стала собираться в обратный путь. Время, проведенное с королевой и ее наперсницей, пусть даже и под сводами монастыря, все же дохнуло на нее благоуханием столь любимого ею двора. Мария не смогла удержаться от вздоха.

– Мне нужно возвращаться в свою деревню, увы!

Анна Австрийская не осталась безучастной к подобному проявлению грусти. Заключив молодую женщину в объятия, она на миг прижала ее к себе:

– Помните, вашему возвращению из изгнания я отдам все свои силы! Сердце мое разрывается, когда я вижу, как вы уходите. Я попрошу Ла Порта проводить вас.

– Нет, это ни к чему!

Герцогиня поискала глазами зеркало, собираясь вновь задорно водрузить шляпу на манер лихого наездника, и улыбнулась:

– Кто осмелится напасть на мушкетера короля?

Чуть погодя ей подвели отдохнувшего Ланселота и проводили тем же путем, что и встретили. Оказавшись за стенами монастыря, Мария села в седло. Не столь легко, как при отъезде сюда, а потому вдруг забеспокоилась, правильно ли рассчитала свои силы.

– Что-то не так? – поинтересовался Ла Порт, от которого никогда и ничто не ускользало. – Не лучше ли вам, герцогиня, немного отдохнуть и выехать позже?

– Чтобы на месте хватились и подняли тревогу из-за моего отсутствия? Об этом не может быть и речи! Я должна вернуться в Дампьер, где времени для отдыха у меня будет предостаточно. Передайте Ее Величеству, что я буду навещать ее столь часто, как это необходимо или же как только ей захочется увидеть меня...

И мгновение спустя исчезла в кромешном мраке. Ей не пришлось заставлять лошадь перейти на галоп. Умное животное само знало, что его ждет конюшня, и Марии можно было не думать о предстоящем долгом пути. Ей и без того было о чем задуматься: поручение королевы было не из легких, и молодой женщине предстояло отыскать тот ключик, который подошел бы к нужной двери, ведущей к успеху в только что затеянной ими интриге. Лучшее из средств для поощрения ума, а взбудораженному уму безоглядно потворствует и тело.

Усталость все же дала о себе знать, и, спрыгнув на землю возле калитки замка, Мария вынуждена была опереться на Перана, чтобы не упасть.