Ее приезд в парадной карете и строгий наряд не остались незамеченными, герцогиню приветствовали многие вельможи, она отвечала им сдержанным кивком головы. Следуя за ней, Эрмина, наслаждаясь каждым мгновением происходящего вокруг нее и столь для нее исключительного, смогла получить представление о достоинстве. Так дошли и до приемных покоев, где службу несла швейцарская гвардия. Мария отыскала мсье де Ла Вьевиля и попросила, чтобы тот добился для нее аудиенции по весьма важному и срочному делу.
– Его Величество вернулся с охоты. Я видела внизу его экипаж...
– Не знаю, удачный ли вы выбрали для этого момент, госпожа герцогиня. У Его Величества очень плохое настроение. Он сейчас в оружейном кабинете принимает мсье де Тревиля и четырех мушкетеров по делу весьма неприятному, которое, как я понимаю, может еще сильнее разгневать его...
– Между тем именно об этом я приехала с ним поговорить. Заклинаю вас, герцог, помогите мне попасть к нему хотя бы на минуту!
– Вы в трауре, говорят?
– Да, по своей золовке, мадам де Конти, и глубоко скорблю...
– Следуйте за мной, посмотрим, что можно сделать...
Он провел герцогиню в зал, предшествующий оружейному, и оставил в нем, тогда как сам после осторожного поскребывания в дверь, возле которой стояли двое караульных, проник внутрь буквально на цыпочках. Выскочил он оттуда практически мгновенно, и сразу же за ним вышли де Тревиль и четверо мужчин, их хмурые лица усилили и беспокойство, и решимость Марии. Никогда близость схватки не пугала ее, и если она и опасалась потерять решимость, то исключительно из-за Габриэля. Проходя мимо, пятеро мужчин приветствовали ее. Арамис с грустью в глазах отрицательно покачал головой. Это не помешало ей с интересом рассмотреть товарищей Мальвиля, догадываясь об их интересе в свой адрес. Атос, самый старший из них, с благородной осанкой и гордым глубоким взглядом, гигант Порто, обладающий невероятной силой, на его добродушном лице были заметны следы слез, наконец, д’Артаньян, сухощавый и живой, с дерзким лицом и горящими глазами беарнец, каким был и король Генрих IV. Их приветствие было безмолвным, Мария же бросила им:
– Он дрался за меня! Теперь моя очередь драться за него!
Но де Ла Вьевиль уже тянул ее за собой внутрь...
Затянутый в гобелены из Фландрии с развешанными на них трофеями, уставленный ящиками и застекленными шкафами с самым разнообразным оружием, этот кабинет не был Марии незнаком. В давние времена прежней милости она бывала здесь не единожды, молодому тогда королю нравилось хвалиться перед ней своими последними приобретениями. Тогда обычно он выходил навстречу ей, целовал руку, нежно и с участием интересовался ее самочувствием. Теперь же все изменилось...
Сидя в высоком резном с кожаной отделкой кресле, Людовик XIII поигрывал длинным кинжалом в ножнах, золоченая с черной эмалью рукоять которого говорила о том, что сделан он в Толедо. Король удостоил вошедшую всего лишь беглым взглядом, в то время как она склонилась перед ним в грациозном и почтительном реверансе. Потом, однако, этот взгляд все же задержался на ее туалете:
– По кому траур? Шеврез ведь не умер, насколько я знаю?
– Слава богу, нет, сир, но он только что потерял сестру, которую любил, и я разделяла эту любовь.
Черные брови Людовика взметнулись вверх: он, должно быть, об этом не знал. И действительно Мария услышала:
– Я этого не знал. Отчего же мадам де Конти умерла?
О, что за равнодушный тон! Мария сделала над собой усилие, чтобы ответить без колкости:
– От горя, сир! От скорби быть разлученной с тем, кто был ей супругом перед Богом...
– Ах, верно! Нужно будет сообщить Бассомпьеру, что он овдовел. Поручу-ка я это министру юстиции. А теперь, мадам, скажите же, что вас ко мне привело.
И Мария, забыв свою гордость, рухнула перед королем на колени:
– Помилуйте шевалье де Мальвиля, сир, одного из ваших мушкетеров, который...
– Знаю! Почему вы просите за него? Он что же, один из ваших любовников?
– Нет, сир. Он был у меня пажом, пока не выбрал службу Вашему Величеству: он восхищался вашей храбростью. Герцог и я весьма сожалели о потере преданного слуги. К тому же, несомненно, он был одним из лучших клинков Франции!
– Он только что перестал быть таковым, убив Беланжера, который был расторопен, но пьян. И все это из-за некой женщины, имя которой мне так и не сообщили.
– Я прошу вас за истинного шевалье, вашего благородного мушкетера, сир. Гвардеец кардинала оскорблял меня! Но, кажется, я прошу напрасно...
Усы короля не смогли скрыть его недоброй ухмылки.
– И что же, женщину с вашей репутацией можно оскорбить?
Волна негодования подняла Марию с колен.
– Если я правильно услышала, Ваше Величество, знатный вельможа Франции ставится на одну доску с пьяным солдафоном? Сир, признаюсь, король, которого я когда-то знала, был милосерднее.
– Все меняется, мадам! Вы тоже изменились.
– В меньшей степени, чем думает король. Сердце мое осталось прежним!
– Странно! Я часто спрашиваю себя, есть ли оно у вас вообще!
Мария поняла, что, опровергая короля, она ничего не добьется.
– Сир, вас называют Людовиком Справедливым. Неужели вы допустите, что один из самых верных вам солдат лишится жизни лишь из-за того, что вступился за честь женщины, которой долгое время служил? И это не покажется вам несправедливым?
– Грубияна можно осадить, не убивая его. А тот еще и лишнего хлебнул, потому был на голову слабее. Более того, мадам, этот Беланжер мне не принадлежит.
– Это означает, что, будучи на службе у кардинала, человек перестает быть французом и подданным Людовика XIII?
Она испытала удовлетворение, увидев румянец на лице короля, который какое-то время не мог подыскать ответ.
– Вы сами отлично знаете, что нет. Однако я хотел бы, чтобы мой самый надежный слуга обладал достаточной силой, способной защитить его при любых обстоятельствах против любых врагов, как если бы речь шла обо мне самом...
– В таком случае, сир, ему следовало бы придать половину вашего войска, поскольку народ любит, я сказала бы, обожает Ваше Величество с той же силой, с какой ненавидит вашего министра.
– Прежде я не наблюдал за вами столь сильного ко мне чувства! Что бы там ни было, но смерть все же удел кардинала: он единственный, кому в данных обстоятельствах принадлежит право миловать...
Марии едва хватило сил, получив подобный отказ, поклониться. Сдерживая гнев, она покинула королевские покои и подумала было, не пойти ли к королеве, но тут же одумалась, дернув плечиком. Бедняжка королева не располагает никакой властью. Пересказывать ей эту историю значит потерять время, а оно сейчас невероятно дорого: если никто не вмешается, часы Габриэля сочтены...
Направляясь к карете, она заметила Арамиса, который, скрестив руки на груди, в задумчивости отмерял, видно, не первую сотню шагов, явно ожидая ее.
– Чем закончилась ваша аудиенция? – спросил он герцогиню, приблизившись к ней.
– Увы! Мне было сказано, что лишь кардинал вправе распоряжаться жизнью Мальвиля, поскольку убит его человек.
– То же самое король сказал и нам, – с горечью подтвердил мушкетер. – Мы хотели нанести кардиналу визит, но господин де Тревиль запретил, он считает, что это его дело. Трудно, дескать, сдержаться пятерым, пусть потому страдает лишь его гордость. Вам, мадам, наверняка известно расположение друг к другу гвардейцев кардинала и мушкетеров короля.
– Господин де Тревиль уже в отправился к кардиналу?
– Нет еще, он собирается к нему вечером.
– Я еду к кардиналу сейчас же. Как вы, может быть, заметили, его высокопреосвященство в последнее время ищет моего общества. Остается уточнить, какого качества его симпатия.
– А если окажется, что это не то, на что вы надеялись?
Герцогиня твердо посмотрела в глаза молодого человека.
– Нужно будет идти на риск и вырвать Габриэля из рук палача, пусть даже и прямо с эшафота.
