Бормотанье. Наговоры.

Шепоток бежит рысцой.

Звуки-крохи. Звуки-воры.

Звуки — с хитрой хрипотцой.

Пёстрых слов тасуя карты,

Цедят песенку одну

Доморощенные барды,

Исщипавшие струну.

Голоском, подобным зуду,

Тянут так, что бог спаси...

Сколько их теперь повсюду

Расплодилось на Руси!

С тощей песенкой на пару,

С немудрёною строкой,

На миру казнят гитару

Бесталанною рукой.

Шепоток бежит сторонкой,

Мелким бесом стёжки вьёт...

Где ты, удаль песни звонкой,

Той, что за душу берёт?!

Где ты, рек великих вече,

А не слепенький поток?

Где ты, голос человечий,

А не микрофонный ток?!

Не узорные разводы.

Не кривлянье естества.

Где ты, голос — дар природы?

Где ты, искра волшебства?

Я кричу, как от удара,

Оттого, что на стене

Убиенная гитара

Молча

жалуется

мне...

Паразит

Две руки у тебя. А зачем?

Для чего тебе руки, скажи?

— Как зачем? Я ведь всё-таки ем.

Надо вилки держать. И ножи!

Две ноги у тебя. Две ноги.

А зачем? Ты ответить готов?

— Как зачем? Надо делать долги,

А потом убегать от долгов!

А глаза? Голубые глаза?

Для чего? Что ты видишь, ответь?

— Для чего? Чтоб тянулась слеза,

Чтобы люди могли пожалеть.

А спина? Что носил на спине?

Поднял в жизни когда-нибудь кладь?

— На спине? А зачем это мне?

Ведь спина для того, чтоб... лежать...

Ну, а совесть? Как быть тебе с ней?

Жить всю жизнь у чужого огня?

— Ну и что ж? Разве столько людей

Одного не прокормят меня?!

Прорицатели

Прорицателей ужасных

Столько стало — счёта нет.

Говорят, земля погаснет

Через тридцать тысяч лет.

Говорят, исчезнут люди.

Страны вымерзнут подряд.

И еще чего-то будет,

Говорят.

Я не знаю, в чём примета,

Только знаю я одно:

Про тебя, земля, вот это

Говорят уже давно.

Та седая небылица

Совершает свой набег,

А земля себе вертится

Вот уже который век.

Что ей только не пророчат!

Зло сулят, грозят бедой,

А она вовсю хохочет

Переливчатой водой.

А она вовсю смеётся

Спелым золотом жнивья.

Кто сказал, что сгинет солнце,

Что застудится земля?!

Ей кружиться по орбите

И нести тепло и свет.

А не верите — зайдите

Через тридцать тысяч лет.

***

Зачем архипелаги открывать?

Не лучше ли улечься на кровать?

Зачем лететь к Венере и к Луне?

Не лучше ли, когда они в окне?

Зачем у океана щупать дно?

В любом тазу заметнее оно.

Зачем сбивать затворы с теорем?

Зачем? Зачем? Зачем? Зачем? Зачем?

Да всё затем, что иначе Земля

Осталась бы на уровне нуля.

И человек, не сосчитавший звёзд,

Не встал бы с четверенек в полный рост.

И те стихи, что я тебе принёс,

Погибнут без есенинских берёз...

***

Был человек с собой на «Мы»

И говорил беспечно:

— Да, есть у нас еще умы,

И это мы, конечно!

Уйдем — и сгинете. Беда.

И всё. И горстка пыли.

И он ушёл. А как? Когда?

Об этом все забыли.

Щедрость

Я был

вчера

осой

ужален.

И был укус ее кинжален.

А ей

от этого

укуса -

-Ни мёда в рот, ни хлеба куса.

Зачем осе такой укус?!

А у неё

особый

вкус.

Особый нрав. Особый глаз.

Особой

щедрости

запас:

Она (заметьте!) очень рада

Отдать вам все запасы... яда.

Безликость

Прочтёшь стихи — ни запаха, ни цвета. Синтетика... Она теперь в чести.

В таких стихах нет ни зимы, ни лета.

Ни птицам петь. Ни дереву цвести.

А всё на месте. Свинчено на диво.

Всё пригнано. Да так, что не дыши.

И всё тут есть. И вроде всё красиво.

Единственно, чего тут нет,— души.

Да собственного зрения. При этом.

Да той, природной сути мастерства,

Когда своим, а не сторонним светом

Живёт любая клетка естества.

А то ведь вот какая незадача:

Вдоль хилых синтетических кривых

Бредут стихи — не хохоча, не плача,

Не трогая ни мёртвых, ни живых.

О серый яд безликого эрзаца!

Так гладко всё, что можно уморить.

А песням надо плакать. И смеяться.

И ненавидеть. И боготворить.

А тут — прочтёшь — ни запаха, ни цвета.

Синтетика... Она сейчас в чести.

И ни зимы в стихах таких. Ни лета.

Ни птицам петь. Ни дереву цвести.

Клятвы

Тот, кто пишет о совести

Очень длинные повести, -

Тот легко и прекрасно

Отмахнётся от совести.

Тот, кто честью своею

Клянётся отчаянно,—

Тот, наверное, служит

В подручных у Каина.

Тот, кто криком кричит

О своей откровенности,—

Тот затянет петлю на тебе

В совершенности.