За вечерней трапезой молодую чету сердечно поздравили все рыцари и челядь замка. Когда ужин окончился, Анна проводила сестру наверх.

Морван остался в главном зале. Он нетерпеливо ждал ее возвращения. Когда же миновала полночь, он отправился ее искать.

Зря она рассчитывала, что он позволит ей завтра биться против войска де Бомануара наравне с рыцарями. Весь минувший день перед его мысленным взором то и дело возникала ужасная картина: ее мертвое тело на сырой земле. Фуке и Гарольду, может быть, все равно, останется она жива или погибнет, даже Асканио в случае столь печального исхода наверняка утешится тем, что ангелы забрали ее душу на небеса. Что же до самого Морвана, то мысль о ее возможной гибели приводила его в исступление. Он знал, что не сможет жить без нее.

Он не сомневался, что в спальне ее нет: там по-прежнему находились несчастные крестьянка с дочерью в окружении служанок. После некоторого размышления он направился в приемную. Анна, как он и ожидал, оказалась там. Сидя в огромном кресле с высокой резной спинкой, она задумчиво смотрела на огонь в очаге. Золотистые локоны спускались ей на плечи и пышным ореолом окружали всю ее голову и виски. Казалось, она только что поднялась с кровати, не в силах заснуть. Завернувшись в просторный темно-зеленый мужской халат, она прижимала к груди рукоятку меча, острие которого упиралось в пол.

Огненные блики отражались в ее расширившихся зрачках, но взгляд синих глаз, казалось, был обращен вовсе не на яркое пламя, а куда-то внутрь, в самые сокровенные глубины ее существа. Морвану, как, впрочем, это случалось почти всегда с момента их первой встречи, тотчас же передалось ее настроение. Вся ее фигура, казалось, излучала печаль. Печаль и решимость. Но было в ее позе, в задумчиво-отрешенном взгляде и еще нечто, чего он не мог определить. Смущение?

Она даже не взглянула в его сторону, словно не сомневалась: он придет.

Да, она заранее об этом знала. Благодаря той незримой связи, которая существовала между ними. Возможно, она стала бы это отрицать, но Морван был уверен: она тоже ее ощущает.

– Размышляете о завтрашнем сражении? – спросил он, чтобы нарушить затянувшееся молчание.

– Я думала о Катрин и Джоссе.

Его это не удивило. Если даже он почувствовал укол зависти, глядя на одухотворенные, просветленно-счастливые лица жениха и невесты, то что должна была испытывать она во время обряда?

– Малышка Катрин вдруг стала совсем взрослой, – вздохнула Анна. – Зрелая матрона. И это моя младшая сестрица, моя Катрин! Да и Джосс – когда это он успел так вытянуться и возмужать? Ведь они совсем еще недавно были детьми. До чего же я была слепа! Возможно, причиной тому собственные мои иллюзии. Что я здесь нужна. Что они без меня не обойдутся.

– Оба они еще очень молоды. И брак не сделал их старше. Вы очень им нужны.

– Ничего подобного. Впрочем, пришла пора посмотреть правде в глаза. И это касается не только Джосса и Катрин. Я слишком много на себя взяла. Возможно, слишком много о себе возомнила. Свобода вскружила мне голову. Но скоро все это кончится.

– Нет, не говорите так! И не рассчитывайте, что завтрашняя битва разрешит все ваши затруднения.

Морван произнес это с таким жаром, что Анна мгновенно стряхнула с себя свое полусонное созерцательное забытье. Резко поднявшись, она вперила в него сердитый взгляд. Из-под халата виднелись ее стройные щиколотки, просторный вырез открывал шею и ключицы. Но она, казалось, не придавала этому ни малейшего значения.

Сжимая в ладони рукоятку меча, она смотрела на него в упор взглядом воинственной амазонки.

Она стояла в нескольких футах от него, и весь ее облик был наглядным отрицанием того, что он привык считать само собой разумеющимся, того, что воплощали собой женщины, которых он знал прежде. Плоть его алкала близости с ней.

Он с трудом поборол искушение разоружить ее, сорвать с ее тела просторный халат и…

– Я надеялся, что вы, как женщина недюжинного ума, сами поймете, что вам не следует сражаться с войском Порвана.

– Женщина недюжинного ума не может не понимать, как нам дорог будет завтра каждый мужчина, способный держать лук.

– Вот именно: каждый мужчина.

Она разочарованно вздохнула. Морван понял, что означал этот вздох: мол, время ли сейчас для глупых словесных ловушек?

– Признаться, я надеялась, что уж вы-то меня поймете, как никто другой. Будь Ла-Рош-де-Роальд вашим домом и окажись вы на моем месте, неужто у вас недостало бы мужества защищать свой кров с оружием в руках? Неужели вы остались бы за крепостной стеной, зная, что ваше участие в битве может переломить ее ход? Ведь вам известно: я – самый меткий стрелок излука во всем моем войске.

Умом он ее понимал. И готов был признать правоту ее доводов. Но сердце противилось самой мысли о ее участии в бою.

– Но ведь это не охота, не погоня за разбойниками. Воины будут умирать, сраженные стрелами, рассеченные надвое острыми мечами. И вы можете оказаться среди павших. Понимаете – вы!

Взгляд ее на миг смягчился, губы тронула слабая улыбка.

– Знаю. Я к этому готова.

– Так ли это? Не кажется ли вам, что вы и вправду святая и ангелы защитят вас от мечей и разящих стрел?

– Вам хорошо известно, что все это досужие вымыслы, которым я никогда не придавала значения. Святые жены, избранные Господом, ничем на меня не походят. Ничего общего. А теперь, с вашего позволения, я хотела бы немного отдохнуть. День грядет тяжёлый. Благодарю вас за заботу, но я буду биться за свой родной дом со всем умением, силой и сноровкой, какие даровал мне Создатель. Возможно, Ему было угодно сотворить меня такой, какая я есть, ради завтрашнего сражения.

Она отвернулась от него и снова стала смотреть на огонь.

Вот как! Выходит, она решила его выпроводить!

Гордость Морвана была уязвлена. Он стремительно преодолел разделявшее их расстояние и, схватив ее за плечи, развернул к себе лицом. Острие меча со скрежетом царапнуло пол.

– Вы все же меня не поняли. Извольте, я объясню вам как можно более доходчиво: завтра вы остаетесь в крепости. И наблюдаете из башни за ходом сражения.

Глаза ее загорелись недобрым огнем. Морван гневно сдвинул брови.

Она повела плечами, чтобы высвободиться из его рук, но он еще крепче сжал ладони.

– Нет, это вы меня не поняли! Не смейте мной командовать!

Если бы взгляды могли убивать, он упал бы к ее ногам бездыханным.

Добиться от нее чего-либо уговорами было невозможно. О том, чтобы попытаться сломить ее волю силой, он даже не помышлял. Оставалось одно…

С коварной улыбкой он охватил ладонями ее стан и прижал к себе. Глаза ее расширились от изумления. Она отвернула голову.

Морван ощутил тепло ее тела и, словно обезумев, резко потянул за пышный локон, так что лицо ее обратилось к нему.

Сопротивление Анны было сломлено. Она была не в силах долее противиться его ласкам. Взглянув на него с укором, она дрожащими губами прошептала:

– Ведь вы дали слово Асканио…

– Даже он не упрекнул бы меня в нарушении обещания. Ведь мною движет не эгоизм, а забота о вашем благе.

Он наклонил голову и осторожно втянул в рот ее нижнюю губу. Тело Анны затрепетало в его объятиях, и он еще теснее прижал ее к себе – грудь, живот, бедра, ноги. Ему хотелось большего, и она не противилась, не пыталась его остановить, а напротив, приоткрыла губы для поцелуя.

В душе Морвана бушевал вихрь противоречивых чувств. Ему хотелось защитить ее от всего мира и подчинить себе ее волю, повелевать ею и во всем ей уступать. Вот сейчас он навек прикует ее к себе цепями взаимной страсти и нежности, тогда она прислушается к его мольбам и не станет рисковать собой в завтрашнем бою.

Жажда обладания ею становилась все нестерпимее. Он страстно приник губами к пленительному изгибу ее шеи, развязал узел пояса и распахнул полы мужского халата, в который она была одета. И осторожно провел кончиками пальцев по упругому животу над самым лоном. Дыхание ее стало частым и прерывистым. Она была всецело в его власти. Он обнажил ее грудь и сжал губами сосок. Анна застонала от наслаждения. Морван чувствовал себя триумфатором.