Она имела понятие как целоваться. Немного. Но, как и в шахматах, Гэвин был гораздо опытнее в этой области. Кого он целовал? Если другие девочки в школе разделяют взгляды Лизы на него, ему будет трудно найти ту, которая согласится встречаться с ним. А может, и нет. Он достаточно быстро изменил ее мнение.

«Шахматы. Ты должна думать о шахматах».

Вэл смогла сосредоточиться на фигурах на доске, когда ее мысли немного прояснились. Она думала, что сможет вспомнить основы игры, как только они начнут играть, но это не было самой сложной частью шахмат. Сложная часть шахмат состояла в том, чтобы предугадывать ходы противника и выстраивать подходящую защиту и нападение с учетом специфического стиля игры каждого игрока.

Вэл посмотрела на лестницу. Как попасть на второй этаж, если придется вести партию?

Звук из кухни заставил ее виновато сосредоточиться на доске. На краю стола лежал кожаный журнал. Обложка была потертой, выцветшей и выглядела довольно старой. Что-то из его антиквариата? Она открыла его, бросив быстрый взгляд на кухню, и обнаружила пожелтевшие страницы. Очереди из цифр и букв образовывали большие колонны, которые тянулись на целые страницы. Пролистав их, она нахмурилась. Может это какой-то код? Если так, то ключа нет.

— Это шахматная нотация, Валериэн. Ничего секретного.

Вэл подпрыгнула, и журнал упал на пол с глухим стуком, заставившим ее снова вздрогнуть. Он словно прочитал ее мысли.

— Я не…

— Шпионила? — Он поставил кофе на стол и наклонился, чтобы поднять книгу. Ее реакция, казалось, развлекла его, если судить по улыбке. — Я вижу. Совсем незаметно.

Вэл сложила руки на груди и постаралась выглядеть спокойной.

— Ты записываешь свои игры?

— Да, но это не мои, а отца. Я изучал несколько его победных партий. Он был шахматистом, — небрежно добавил он.

— Был?

Гэвин отложил дневник.

— Мм. И очень хороший, хотя мне кажется, что сейчас я лучше, чем он. Я много практиковался.

— Действительно, — проговорила Вэл. — Как его звали?

— Что-то испанское. Он был из Испании. Предполагается, что мы очень похожи, хотя я могу судить об этом только с чужих слов. — Он положил голову на руку, наблюдая, как она потягивает кофе. — Конечно, шахматы были не единственным талантом, которым он владел в совершенстве, если верить моей матери.

Вэл поперхнулась кофе.

— Но опять же, нельзя полностью полагаться на стереотипы, чтобы сформировать свое мировоззрение. Даже если они в целом верны. Опыт — это все. Ты согласна, Вэл?

Она не могла смотреть на него.

— Я не знаю.

— Хм. Нет, я полагаю, не знаешь. Ну, — его тон немного утратил свою резкость. — Какие предпочитаешь белые или черные?

— Прошу прощения?

— За кого хотела бы сыграть?

— О … хм … черные.

— Интересный выбор. — Он повернул доску так, чтобы выбранный Вэл цвет оказался на ее стороне. Поскольку сам он не сделал ни малейшего движения, Вэл расставила фигуры на место. Она не могла избавиться от ощущения, что он испытывает ее, хотя что это за испытание и каковы последствия, она понятия не имела. Он ничего не сказал, когда она закончила, так что Вэл решила, что прошла.

На сегодня.

Но ей хотелось, чтобы он перестал так на нее смотреть.

— Твой ход, — тихо сказал он.

Он передвинул одну из своих пешек. Ту, что стояла перед его королевой. Верно. Белые ходят первыми.

— Ты нервничаешь? — спросил он, когда она дрожащей рукой передвинула пешку перед ладьей. — Всегда такая возбужденная. Возможно, мне не следовало давать тебе этот кофе.

— Нет, я просто волнуюсь.

Он передвинул слона.

— Ты замышляешь что-то коварное, Валериэн?

Вэл снова чуть не поперхнулась.

— Почему ты так говоришь?

— У меня такое чувство, что ты что-то ищешь. — Он поигрывал цепочкой на шее, и, глядя на нее, Вэл захотелось покраснеть. — Кое-что, что должно меня беспокоить.

Она прикусила губу и, не отвечая, двинула еще одну пешку. Словно ожидая этого хода, он тут же вывел своего коня. Вэл пассивно отомстила, переместив другую пешку, избегая той, которую он поставил раньше. Слегка покачав головой, Гэвин снова передвинул коня, и она уставилась на доску, пытаясь понять, что он делает. Он редко двигал одну и ту же фигуру дважды подряд, если только не собирался атаковать.

«Он нацелился на моего короля? Конечно, да. В этом весь смысл игры. Глупый вопрос».

Вэл взглянула ему в лицо. Он приподнял бровь.

— Да?

— Ничего, — пробормотала она.

Где-то в глубине дома старинные часы пробили час.

— Знаешь, ты так и не ответила на мой вопрос.

Она снова оторвала взгляд от доски.

— Какой вопрос?

— Ты что-то задумала?

— Нет! — воскликнула она слишком высоким голосом.

— Даже на доске, Вэл? — Его губы растянулись в улыбке. — Кстати, ты покраснела.

Вэл закрыла лицо ладонью. Было жарко. Она неохотно передвинула пешку перед своим королем на две клетки вперед, давая королю возможность маневра, если ему придется бежать. Она ни за что не позволит, чтобы его прижали, как в последней игре, которая закончилась так ужасно.

Ей действительно хотелось, чтобы Гэвин перестал на нее смотреть. Это холодное веселье пронзало ее сердце дюжиной ледяных ножей каждый раз, когда их взгляды встречались через стол. Раз или два она ловила себя на том, что смотрит на его футболку, которая в его непринужденной позе оставалась плотно натянута на худощавой груди.

И его одежда, и небрежная поза казались вызывающими в сочетании с тем, на что он намекал ранее о своем отце. Если бы Вэл продолжала думать в том же духе, она могла бы заподозрить, что он пытается соблазнить ее, но она была слишком сосредоточена на том, чтобы попасть наверх.

— Осторожно, — сказал он, когда она потянулась за очередной пешкой.

— Что? Почему?

Он не стал вдаваться в подробности.

И тут она увидела опасность. Она начала двигать ладью, собираясь произвести рокировку, но Гэвин поймал ее за запястье.

— Боюсь, ты не сможешь этого сделать. Я держу тебя под контролем, — он обратил ее внимание на короля, — И ты не можешь спасти ладью. Уже поздно.

Она не могла поверить, что он так быстро заманил ее в ловушку.

Гэвин отпустил ее, довольно улыбаясь.

— Это называется вилка. Выхода нет, так что тебе остается только решить, кем пожертвовать.

Она смотрела на его коня с чувством паники, ее кожу все еще покалывало там, где он коснулся ее, как будто прикосновение Гэвина оставило клеймо. Она передвинула свою королеву, чтобы забрать его коня, и он захватил провинившуюся фигуру своим слоном, поставив черную королеву на свою сторону стола.

— Это был очень плохой ход, моя дорогая. На самом деле, хуже некуда. Ты должна была позволить мне забрать ладью.

— Я не хотела, чтобы ты забирал их.

Гэвин рассмеялся.

— Ты не можешь защитить всех. Игра ведется не так.

— Я могу попробовать.

— Боже, боже. Такая идеалистка. Тебе стоит научиться быть более хладнокровной, если хочешь победить меня в этой игре.

Вэл передвинул еще одну пешку.

— И что мне делать?

— Быть готовой пожертвовать всем, заплатить любую цену, чтобы победить.

«Думаю, прошло уже достаточно времени. Я выпила более чем достаточно кофе, чтобы сделать перерыв, не вызывая подозрений».

— Звучит довольно жестоко.

— Шахматы - жестокая игра.

Значит, они согласны хоть в чем-то.

— Опять убегаешь от меня, Вэл? — Сердце Вэл остановилось. На одно ужасное, иррациональное мгновение она подумала, что он использовал свой интеллект шахматного мастера, чтобы прочитать ее с той же сверхъестественной точностью, какую использовал в шахматной партии. Но нет, он говорил об игре, всегда об игре, двигая свою пешку ближе к той, которую она только что передвинула.

— Конечно, — ответила она. — Ты только что лишил меня королевы.

— Ах, да. Хорошо. Просто помни, — сказал он ей. — Если ты побежишь от меня, я буду преследовать.