И БЧП, кажется, услыхала эту мысль.

— Ну? Ты готов?

— К чему?

— До чего бестолковый! К растворению!

Авка ощутил обмирание как в прихожей баронессы фон Рутенгартен, только сильнее.

— Ой, нет еще! Подождите… ик…

— Чего ждать-то? Чем скорее, тем меньше хлопот…

— А больно не будет?

— Нисколечко, — успокоила БЧП. — Некоторые говорят, что это даже приятно. Будто таешь на солнышке.

«Не хочу я такой приятности!»

— Здесь ведь нету никакого солнышка!

— Я сказала «будто»… Не упрямься, мальчики должны слушаться старших.

— Не хочу, — хныкнул Авка.

— Это не имеет ни малейшего значения, хочешь ты или нет. Процесс необратим…

— Отпустите меня домой, пожалуйста!

— Какой хитрый! Ты не хочешь растворяться, а я не хочу отпускать. Да я и не смогла бы, если бы даже и захотела. Ты ведь уже внутри меня…

Авка задергал руками и ногами.

— Что ты опять дрыгаешься! Мне щекотно!

— Простите, пожалуйста… Но я… ик…

— Что ты все время икаешь! Это неприлично!

— А что делать, если у меня такая природа! У вас своя природа, растворительная, а у меня… ик… своя…

— Надеюсь, это не заразно?

— Очень… ик… заразно! Имейте в виду! Я растворюсь, а икота прилипнет к вам. Она — нерастворимая!

— Этого еще… ик… не хватало!

— Вот видите! Будете икать до конца своих дней!

— У меня не будет конца… ик… дней…

— Тогда еще ужаснее! Будете икать бесконечное время.

— С ума сой… ик… ти!.. А впрочем… ну и пусть! Это даже забавно. Это будет мне разнообразить длинные годы пустого… ик… ожидания.

— Замучаетесь!

— Не твоя забота. Поторапливайся… Ты уже начал… ик… растворяться?

«Кажется, начал. Потому что икота от меня отделилась. Жаль… Даже ее жаль, икоту. А уж себя-то…»

Он так и сказал с покорностью судьбе:

— Жаль…

БЧП отозвалась почти сочувственно:

— Жалей не жалей, а никуда не денешься.

И в этот миг Авку осенило:

— Да мне ведь не только себя жаль! Еще и вас!

— Это с какой стати?

— Потому что напрасно вы решили, что у вас не будет конца дней!

— Почему напрасно? А что… ик… будет?

Авка приказал себе перестать бояться и значительно произнес:

— Насколько я понял, ваша генеральная задача — растворять всё на свете. Так?

— Ну… ик… так…

— А потом что?

— То есть… как это что?

— Ну, когда вы поглотите всё-всё на свете: и землю, и китов, и океан, и небо со светилами, что будете делать дальше?

— Дальше? Ик…

— Ну да! Что потом-то?

— Потом… ик… буду царить одна во всем мире. Всемирная Черная Пустота…

— Вместе с икотой, — ехидно добавил Авка.

— Ну и пусть. Ик… Все равно буду царить…

— Ну и… ик… не будете, — заявил Авка. Теперь его «ик» было насмешкой. — Ничего не выйдет!

— Почему?!

— От своих привычек-то вы никуда не денетесь! Все равно вам будет хотеться что-нибудь съесть и растворить. Чем дальше, тем сильнее. Это же как голод… Икать и терпеть. Потом еще. И еще… И наконец начнете поедать и растворять себя!

— Ик… как это?

— А вот так это, — со сдержанным злорадством подвел итог Авка. — И не останется на свете ничего, даже Всемирной Черной Пустоты…. Только икота останется! Весь мир будет сплошной Великий Ик!

— Ик… странно… Знаменитый Рапамапатаункахап ничего не говорил о возможности такого варианта, когда мы беседовали на философские… ик… темы.

— Это он вам назло! Чтобы вы попали в собственную ловушку!

— Я не хочу, — хныкнула Большая Черная Пустота. Почти как Авка.

— Это не имеет никакого значения. Процесс необратим.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Понятия не имею… хотя нет, имею!

— Так говори же… ик… скорее!

— А зачем?

— Как зачем? Чтобы я не погибла!

— Ха! А мне-то что до вас?

— Гм… ик… да… ты прав… Но ты же сам сказал, что тебе жаль меня!

— Разве сказал?

— Ик… конечно! Честное слово!

— Ну… тогда ладно. Слушайте. Прежде всего вам надо изменить свою природу. Перестаньте глотать все, что попадется.

— Я не сумею…

— Надо попробовать.

— А как?

— Вам необходимо разобраться в себе. Может, внутри у вас есть что-то не только такое… глотательное и растворительное. Может, когда вас этот… Рамакака… така…

— Сумчатый… ик… Слон…

— Ну да! Может, когда он вас выбрасывал из принца, к вам прилипла частичка нормальной человеческой души? Ну, хоть одна молекула!

— А как я это… ик… узнаю?

— Загляните внутрь себя.

— Ага, «загляните!» В такой-то темноте…

— Я про это и говорю! Нужен какой-то свет!

— Легко сказать! Где я его возьму? В черной пустоте!

«Решайся, — сказал себе Авка. — Другого выхода нет».

И решился. С размаха двинул себя кулаком по глазу!

Каждый, кому попадало таким образом, знает, какие искры летят из глаз. Ого!.. И у Авки полетели. Целый сноп! И главное — они не погасли!

Авка надеялся, что так и будет. Даже не надеялся, а верил. Потому что иначе быть не могло! В таких вот странных обстоятельствах очень многое зависит от мысли. А мысль Авкина была об искусственном солнце!

Искры слетелись в один сияющий клубок. Солнце не солнце, но что-то похожее разгоралось во мгле. Шар горячего света, разрастаясь, умчался вдаль и оттуда начал пробивать и раскалывать глыбы тьмы. Они расползались и таяли, как черный лед.

— Ай… Осто… ик… рожнее, пожалуйста… — Это последнее, что сказала БЧП. И перестала быть Большой Черной Пустотой.

Шнуры притяжения лопнули, и Авка снова завопил от страха. Потому что опять полетел вниз! На сей раз — к зеленой земле.

— А-а-а! — И бултых в большущий стог свежего сена. Такая вот счастливая у него, у Авки, судьба.

ПИРОЖКИ И КОЧЕРЫЖКИ

Пахучие травинки залезли Авке в ноздри. Он зажмурился и зачихал. Потом выбрался из сена по плечи. Кругом зеленел обширный луг со стогами. На горизонте туманно синело что-то вроде города. Не было никакой подземной черноты, в безоблачной вышине лучисто сияло солнышко.

Авка подвигал руками-ногами. Кажется, ничего не болело… Ой, нет, болело — под глазом. Но это ерунда, не первый раз. Авка вылез из стога, собрал с себя сухие стебли. Посмотрел под ноги. Он стоял среди обычного клевера и желтых цветков под названием «утята». Может быть, они растут прямо на спине одного из китов? Поди разберись! Авка понял, что без помощи местных жителей ему ну никак. Оглянулся. И — опять удача! Местный житель вышел из-за стога. И приветливо сказал Авке:

— Доброе утро.

Это был мальчик. Удивительный мальчик! Сразу видно, что очень воспитанный и ничуть не задиристый. Примерно Авкиного возраста или чуть постарше. Пухлые щеки мальчика были чистыми, синие глаза умными, а светлые волосы длинными до плеч. На мальчике был белый костюм с отглаженными брюками и короткой курточкой. Из-под ворота наружу пышно выбивался зеленый бант с белыми горошинами. В тыквогонской столице так одевались (и то не всегда, а для концертов) юные певцы и скрипачи. А здесь? Может быть, в этом краю все мальчишки такие?

Авка снял с мятых штанов еще одну травинку и вежливо наклонил голову.

— Доброе утро…

— Признаться, я никого не ожидал тут встретить, — улыбнулся мальчик (он просто излучал доброжелательность). —

Думал погулять в этом безлюдном месте, пополнить запас поэтических впечатлений… тем более что такая славная погода и наконец-то появилось настоящее солнышко… Иду — и вдруг такая неожиданная встреча…

— Извините, если я помешал вам, — в тон собеседнику отозвался Авка. Надо было приспосабливаться к местным обычаям.

— Ничуть не помешали! Наоборот!.. Я просто удивился! Вы будто с неба упали!

Авка глянул вверх, мигнул от солнечного света.

— Пожалуй, так оно и есть…

— О-о! Вы хотите сказать, что попали сюда из Верхнего мира?