— Ваш знакомый врач согласился на все это вранье? Она дала ложные сведения полиции? Да ее лишат лицензии!

Пат широко улыбнулась на это, а Рейдин посмотрела на Фрэнсиса как на полного идиота или в лучшем случае на фламандца.

— Вас не могут лишить того, чего у вас нет, — торжествующе заявила она. — Моей Берне вообще лет сто, и еще больше лет она работает в этом психдоме, только не врачом, а на кухне. Можете сами проверить. Позвоните туда, добавочный двадцать четыре, и попросите доктора Слейбек. Вам все позовут старуху Верну.

Фрэнсис не мог отказать себе по этому поводу в дополнительной, и весьма внушительной, порции кьянти.

— У вас есть деньги? — почти без всякого перехода поинтересовалась Рейдин.

— Ну, в общем, да, — ответил он, не совсем понимая смысл вопроса.

Рейдин удовлетворенно кивнула, хлопнула по столу и поглядела на Пат. Та ответила кивком и начала тасовать карточную колоду.

— Тогда вперед! — провозгласила Рейдин. — Мне сегодня везет. Попробуй сразиться со мной, Большой Брат!

— Пожалуй, — сказал Фрэнсис, и мне стало его немного жаль.

Ему приходилось, конечно, играть в клубе нашего землячества. Даже довольно часто. Но это была, как бы поточнее выразиться, джентльменская игра. Помногу там никто не проигрывал и не выигрывал, а Фрэнсис, кроме того, вообще был везунчиком, насколько я знаю. Однако Рейдин и Пат собрались показать ему свою игру в покер.

Карты были сданы, Фрэнсис с любезной улыбкой взирал на своих соперниц. Я представляла, что он сейчас думает. Что-нибудь вроде: “Постараюсь не слишком обижать этих милых одуванчиков” или: “Надо быть помягче, чтобы старушкам не пришлось лезть за деньгами в старые сундуки”.

Участливо покачав головой, я вышла из кухни, чтобы приготовиться к работе. Сегодня я собиралась наведаться в клуб. Я не стала тратить время на завивку и макияж, так как не хотела, чтобы Фрэнсис видел меня во всем блеске. Он бы определенно не одобрил. Поэтому я нацепила джинсы, небрежно заколола волосы и с рабочей сумкой направилась к выходу.

— Мне нужно уйти, — сказала я ему, однако слова мои были как вопль вопиющего в пустыне: Фрэнсис был уже с головой погружен в игру. Не забывая, впрочем, и о кьянти.

За то время, что я принимала душ и одевалась, он, насколько я могла заметить, потерял свой снисходительный вид и выглядел теперь обеспокоенным. Я бы сказала, даже растерянным. И на стакан с вином, стоявший перед ним, смотрел так, словно хотел обвинить его в своих бедах.

— Будьте бдительны, игроки, — проговорила я уже от двери. — Неизвестно, что надумает мистер Коццоне, когда его выпустят.

Фрэнсис только хмыкнул, а Рейдин подняла глаза от карт и сказала, кивая на угол возле двери, где стояла ее короткостволка:

— Мое оружие всегда на страже. Фламандцы ведь тоже не дремлют.

— У меня роджер, — объявила Пат.

— Господи! — воскликнул в сердцах Фрэнсис. — Что за карты!

Моего ухода они не заметили.

Винсента Гамбуццо я увидела сразу, как вошла в клуб через заднюю дверь. Шеф стоял там, нервно двигая челюстями, в огромных солнечных очках отражались огни нашего закулисья.

— Слава Богу, ты пришла, — начал он жаловаться. — Теперь будет хоть немного легче. У нас стало опаснее, чем в джунглях, Кьяра. Клиентов — раз-два и обчелся, народ бежит от нашего клуба как от чумы. Девушки боятся работать, после того как двух застрелили. Без Марлы и без тебя у нас не стало настоящего шоу. Я связался кое с кем, чтобы прислали хотя бы еще одну из гастролерш, но они не очень обещают. Кроме того, агенты запрашивают такие комиссионные — обалдеешь! Хорошо бы ты уговорила наших девушек не убегать с корабля. Ты ведь, надеюсь, тоже заинтересована в нашем бизнесе. Или нет?

Вот так: ни тебе “пожалуйста”, “попробуй”, “буду благодарен”… Просто — давай уговори, ты заинтересована.

Конечно, заинтересована и могла бы, возможно, кое-кого из девушек уломать легче, чем он, но все-таки когда наконец этот хмырь научится нормально разговаривать с людьми? Уверена, тогда и дела пошли бы лучше!

— Марла в тюрьме? — спросила я.

— Нет, насколько я знаю. Никому не известно, где она кантуется… Ты не хочешь подойти к входной двери и постоять немного? Может, это привлечет публику? Сделай, пожалуйста.

Чудеса: дождалась столь редкого от него слова.

Ворвался режиссер, ему зачем-то понадобился Винсент, а я отправилась к главному входу посмотреть, так ли все плохо, как сказал босс. Было еще рановато для съезда гостей, они начинают обычно валом валить после девяти, но я надеялась, что и сейчас кое-кто появится. Во-первых, новички, которые еще ни о чем не наслышаны; во-вторых, просто любопытные — после того как узнали о том, что у нас произошло; ну и потом вездесущие журналисты.

Гордон был на месте у дверей, продавал входные билеты и односложно отвечал на многочисленные вопросы. Он был бледен и напряжен, глаза ввалились. Переживает случившееся или, может быть, сам каким-то боком замешан?

Он улыбнулся, увидев меня, и тоже сразу начал жаловаться.

— Гамбуццо заставляет работать без отдыха. Вчера — всю ночь. А у меня желудок болит мочи нет.

— Что с тобой?

— Язва… Сегодня тоже до утра буду. Может, позавтракаешь со мной потом? Поболтаем… — Он просительно смотрел на меня.

— Посмотрим, как пройдет ночь, — сказала я. — Я еще не совсем здорова, и ко мне приехал брат.

Я вошла в помещение клуба, прошла мимо Бруно, который мне довольно весело подмигнул, приблизилась к бару, где сгрудились официантки, лица у всех были нервные, неприветливые.

Только один человек на этом фоне выглядел абсолютно таким, как всегда, — таким же скудоумным и малоприятным. Это был, разумеется, Рикки Растяжка. Как ни в чем не бывало ущипнул меня за бок и заорал:

— Кьяра! Ты опять с нами!

Я раздраженно обернулась к нему, раздосадованная собственной злостью: ведь говорят же — “на обиженных Богом не обижаются”.

— Еще раз попробуешь, — прошипела я, — проткну каблуком другой палец! Или какое-нибудь еще место, более важное для тебя.

Рик непроизвольно отдернул ногу и неловко рассмеялся.

— Я ведь по дружбе, — сказал он.

Ей-богу, иногда он может быть даже трогательным. Наверное, убийцы и маньяки тоже могут… Брр!..

— Скажи лучше, — я понизила голос, — где сейчас Марла?

— Мой рот запечатан, — ответил он.

— Рик, будет хуже, если его распечатают другие, а не я! Он не выказал никакого испуга.

— Дорогуша, да я знать не знаю. Она и мне ничего не сказала.

— Тебе известно, что у полиции ордер на ее арест? Он утвердительно кивнул и поглядел на меня с хитрой усмешкой.

— Конечно. И после этого ты думаешь, мы с Марлой будем доверять тебе? Ведь это твой дружок-коп постарался.

— Не вали с больной головы на здоровую, парень! Это ты готов предать Марлу ради любой юбки, хотя увиваешься за ней и на каждом шагу клянешься в своих дурацких чувствах! Я никогда не говорила ей, что она мне нравится, а, наоборот, высказывала в лицо то, что думаю. Но никогда не предам ее. Хотя бы потому, что мы в одной упряжке. А для тебя это раз плюнуть!

И опять в лице Рика мелькнуло что-то детски беспомощное, когда он сказал:

— Я и сам мучаюсь оттого, что хочу всех женщин перетрахать. Честно. Сам не знаю, что делать. Хочу к психарю обратиться.

— Обратись. Он тебе выпишет таблетки, чтобы поумнеть. Если такие есть.

— Не говори так, Къяра. Ты вот не читала книжку “О мужчинах, которые не умеют любить”. Там все про меня написано. Я сейчас изучаю эту штуковину, когда есть время.

— Лучше почитай книжку “О женщинах, которые не хотят иметь дело с круглыми идиотами”, — проворчала я.

И ушла. Ну как с таким можно иметь дело?

Наша гримерная-костюмерная была почти пуста. Если не считать нескольких девушек, которые не танцуют, а работают в обнимку с шестом, и которым так нужны деньги, что они забывают об угрозе для жизни. Возможно, они из тех, кто привязался к наркоте, или у них парни такие. Я в свое время советовала Винсенту избавиться от таких, кто только раздеваться умеет, но он не слушал моих советов, говорил, их легче найти, чем настоящих танцовщиц. Что ж, наверное, он прав.