Я поднялась с тахты.

— Где у тебя умывальник, Гордон?

Я подумала: может, там есть окно, через которое смогу удрать? Но сначала нужно узнать, где Марла. Здесь, в доме? И жива ли она? Почему у него кровь на рубашке? Или это краска?

Он тоже встал, взял меня за руку:

— Пойдем покажу.

Туалет был в холле — небольшое помещение без окна, с умывальником и душем.

Я начала закрывать дверь и поняла: он хочет остаться за ней, чтобы охранять меня.

— Гордон, — сказала я, — у меня с утра не было во рту ни крошки. Можешь дать мне поесть?

Он удовлетворенно улыбнулся, поняв, что я не собираюсь уходить.

— Конечно, Кьяра. Сделаю тебе сандвич.

Я закрыла дверь, прислонилась к ней. Итак, он любит меня, как свою покойную сестру, и готов убить все человечество, охраняя меня. И конечно, никуда не отпустит теперь по доброй воле. А когда мне придут на помощь, то неизвестно, что он может вытворить. Все, что угодно. Я спустила воду в унитазе, открыла кран в умывальнике. Потом отворила дверцы висячего шкафчика. Там было полно лекарств — в пузырьках, коробках, пачках. Прозак, тразодон, велбутрин, ремерон, глозарил… Некоторые я видела и на полках у Рей-дин. Соседка не очень-то любила их принимать. Гордон, наверное, тоже. Судя по датам на упаковках.

— Кьяра! — услышала я его голос.

— Иду, — ответила я, с безнадежностью сознавая, что ничего не могу придумать.

Остается единственная надежда, с грустной иронией подумала я, на мое личное оружие. Нет, не огнестрельное, к нему, я уже говорила, у меня устойчивый страх. Но как-, то мне подарили небольшой выдвижной нож и я стала его иногда брать с собой по ночам: нужна ведь какая-то защита, хотя бы просто от пьяных или от хулиганов, когда возвращаюсь на рассвете из клуба. Я даже придумала, где его прятать: пришила специальный кармашек к лифчику. Конечно, не к тому, в котором выступаю.

Сандвич и чашка чая уже ожидали меня на столе.

— Ух, спасибо, — сказала я. — А нет у тебя, случайно, чего-нибудь солененького? Пикули, например?

— Сейчас погляжу в кладовке.

Он вышел из комнаты, а я сразу же вытащила из лифчика нож и спрятала в сжатой ладони левой руки, которую постаралась втянуть в рукав блузки. Потом осмелилась открыть еще одну дверь и посмотреть, что за ней. Там была спальня: покосившаяся кровать, разбросанная по стульям и на полу одежда, грязное белье. В комнате пахло гниением… и кровью. Или у меня разыгралось воображение? Немудрено.

В этой комнате тоже была еще одна дверь. Куда она ведет? Во двор? Или в какой-нибудь чулан? Я повернула ручку. Дверь была заперта. Взглянула на часы. Скоро здесь будут мои спутники и полиция. Что они найдут?.. Сколько трупов?.. И где Марла? Она давно дала бы о себе знать, если бы вырвалась отсюда. Или если здесь… и жива.

— Марла, — прошептала я, прислоняясь к двери. — Ты здесь?

Никто не ответил, но мне показалось, что оттуда раздался какой-то приглушенный звук или стон.

— Это Кьяра, — опять шепнула я. — Держись, если это ты.

Я повернулась на шарканье шагов. Сзади меня стоял Гордон с тарелкой в одной руке и пистолетом в другой.

— О, Кьяра, — горестно вздохнул он. — Зачем ты так? Не нужно было этого делать. — Тарелка упала из его руки и разбилась на кусочки. — Ты ведь понимаешь, я не могу позволить тебе уйти. Теперь ты принадлежишь мне. Мы уйдем отсюда только вместе и никогда не вернемся.

Он медленно, словно нехотя, приблизился ко мне, схватил за руку, толкнул на кровать.

— Мы будем всегда принадлежать друг другу, — ласково сказал он и поднес пистолет к моей голове.

— Гордон, нет! Подожди… — Я старалась, чтобы голос не выдал охватившей меня паники. — Мы еще не закончили… здесь…

Он внимательно слушал.

— Здесь… — повторила я. — На земле. Есть вещи, которые можно сделать только здесь, а не… не в вечности.

Я осмелилась подняться, вплотную подойти к нему, посмотреть в лицо, не обращая внимания на пистолет.

— Гордон, ты не можешь убить меня. Ты ведь не сделал бы этого с Лори. — Я готова была говорить что угодно, цепляясь за соломинку, чтобы дождаться помощи… дожить до той минуты, когда она придет. — Поговори со мной еще немного, Гордон, — прошептала я, решившись еще на один шаг.

Его глаза моргнули, когда я начала расстегивать ворот блузки. Я делала это одной рукой — во второй был нож, — и мне было неудобно.

— Помоги, Гордон.

Я придвинулась совсем впритык. То, что я держала палец на кнопке, высвобождавшей лезвие, немного ободряло меня.

Его руки задрожали, оружие в них тоже. Он медленно поднял свободную руку, коснулся моей груди.

— Я хочу, чтобы ты был со мной, Гордон, — прошептала я. — Только опусти пистолет.

— Не сейчас, — ответил он, присев на кровать и не сводя глаз с моей груди.

Я окончательно расстегнула блузку, стащила лифчик. Потом снова подошла к нему, протиснулась между его коленями. Он тяжело дышал, но не расставался с пистолетом.

— Обними меня, Гордон, — попросила я. — Прикоснись к моей груди. Положи на нее голову, как на грудь матери… сестры.

Он был мерзок, противен, и было безумно жаль его. Я прижала его лицо к моей груди правой рукой, левой нажала на кнопку ножа, ощутила его острое, как бритва, лезвие у себя на ладони. Я не знала, что делать дальше, как обезоружить его; попыталась опрокинуть на постель, и в эти минуты до нас донесся отдаленный вой полицейских сирен.

Гордон оттолкнул меня и прислушался.

— Это они, — проворчал он. — Ты не хотела делать, как я говорил. Лори тоже не хотела. Ты их позвала.

Не слушая ответа, он вскочил, прижал меня к кровати, наклонился надо мной. Его лицо исказилось от ненависти. Козлиная бородка противно дрожала.

Тряслась и рука с пистолетом, который он направил сначала в свою голову, а потом в мою.

Я непроизвольно дернулась и что есть силы ударила его ногой. Он тяжело упал на меня, пистолет выстрелил с оглушительным хлопком. Мы начали бороться.

Я старалась не дать ему возможности поднять еще раз руку с оружием, делала все, что могла: била его руками, ногами, царапала, кричала — в надежде, что кто-нибудь услышит. Я напрочь забыла, что у меня нож, и думала только о пистолете в его руке.

Маньяк тоже, видимо, забыл о своем оружии, потому что я вдруг ощутила, как он еще сильнее навалился на меня и обхватил мое горло обеими руками. Я начала задыхаться, перед глазами поплыли круги. В туманящемся сознании возникло лицо Нейлора, его голос произнес: “Ты должна уметь защищаться, знать болевые точки противника… ”

Последним усилием я приподняла слабеющие руки — одну с ножом — и ударила его. Не знаю куда…

Ударила, почувствовала, что хватка ослабла, оттолкнула его, вскочила с кровати и выбежала в другую комнату. Он кинулся за мной, воя, как раненый зверь, оторвал меня от двери, опять бросился в спальню. Дверь была заперта, я не знала, как открыть, у меня не было времени, я подбежала к окну. Схватив со столика вазу с желтыми розами, я зыбила стекло, и в это время он снова вбежал в комнату. В руке опять был пистолет. Вторая его рука кровоточила.

— Не уходи! — закричал он. — Мы вместе…

Но я уже протискивалась в окно. Я свалилась в траву, не чувствуя боли от порезов, и бросилась бежать к калитке. Позади хлопнул выстрел. И еще один. Я не видела, куда бежала, просто спасала себе жизнь. Слава Богу, уже сгустились сумерки.

— … остановись наконец, — услышала я чей-то голос. Кто-то схватил меня, потащил к большому джипу, стоявшему неподалеку.

— Господи, Кьяра…

Теперь я поняла: это был Нейлор.

На меня внезапно навалилась полная тишина. Либо я оглохла, либо все в природе умолкло на какое-то время.

Тишину нарушил резкий противный голос Паки Коццоне.

— Эй, люди! Не бойтесь! Я подстрелил этого гребаного убийцу. Сберег ваши патроны.

Да, Паки был в своей стихии — лишь бы кого-нибудь подстрелить.

Нейлор отдал необходимые распоряжения и повернулся ко мне.

— Ты опередила нас, — сказал он, и в его тоне я не уловила никакого одобрения, не говоря о восхищении. — Мы вышли на парня, которому Гордон платил, чтобы тот привозил тебе цветы. Поймали на доставке наркотиков. Я звонил тебе полдня, чтобы сообщить. Но дело сейчас не в этом. В доме кто-то может еще быть?