«История древнего мира", "История СССР с древнейших времен до конца XVIII века», "История КПСС", иностранный язык плюс чисто педагогические дисциплины. У девушек раз в неделю была "медицина", у юношей начальное военное обучение. Меня, как отслужившего от него освободили. Плюс в учебу включены археология, вспомогательные исторические дисциплины и этнография.
Добавим к этому субботники по очистке ближайшей территории, политинформации и прочую общественную нагрузку. А она не всегда была заформализованной, временами очень даже интересной. Темп моей жизни внезапно резко возрос и к такому еще стоило приспособиться. Окружающие меня первокурсники с радостью неофитов окунались в студенческую жизнь и поначалу не замечали трудностей. Вот в более позднем возрасте с ними намного тяжелее бороться. Пока вроде справляюсь.
Два раза в неделю мы встряхивались и по мере сил и возможностей занимались собственным физическим воспитанием. Вот именно так почему-то в институте называлась банальная физкультура. У меня с преподом сего предмета поначалу случился небольшой конфликт. В первые дни занятий нас как-то очень лихо начали привлекать к сдаче зачетов по физвосу. Бег, прыжки, отжимания и прочий никому не нужный выпендреж. Подобная обязаловка на мой взгляд совершенно лишняя в физкультуре. Напрягаясь над собственным телом, ты должен любить это занятие. Здесь же, как, впрочем, и в средней школе учат лишь ненавидеть физкультуру. Хорошо, если ребенок или уже взрослый человек увлекается каким-нибудь из видов спорта. Большинство людей впоследствии на собственное физическое развитие просто-напросто плюнет и рано или поздно угробит свое здоровье. Вот такие у нас итоги школьного физического воспитания.
Резон нашего преподавателя в сдаче этих нормативов был как раз понятен. Сентябрь мы пропустили по уважительной причине, так что ему требовалось нагнать программу. Но в октябре у нас на Севере уже довольно холодно. Зачем мучить студентов по общесоюзной программе, занимаясь физвоспитанием на улице? Это в средней полосе и южнее еще относительно тепло, а у нас по утрам иней и дождь со снегом. Никакого удовольствия носиться по улицам и морозить сопли не было! Да и текущая осень у Белого моря получилась жутко холодной. Это мы, оказывается, под Вельском еще в тепле поработали. Понятно, что после первых же уроков на улице кто-то из девчонок простудился. А пропуск в начальные недели занятий чреват затем жутким отставанием по предметам.
И тогда я сгоряча прямо перед всем курсом обозвал нашего физкультурника вредителем. В итоге конфликт пришлось разбирать на деканате. Ну а деканат истфака — это скажу вам нечто! Руководил им известный в исторических кругах Вячеслав Иванович Гольдин. Даже я, человек далекий от науки, не раз в будущем слышал о нем много хорошего. Ему сейчас было чуть за тридцать, как, впрочем, и многим нашим преподавателям. Подобный состав кафедры внушал тихий оптимизм. Во всяком случае нам здорово нравилось, как они вели лекции. И как ни странно, но именно Вячеслав Иванович в конфликте с физруком встал на мою сторону. Правда, попросил прилюдно извиниться перед физкультурником. Ко мне лично у того претензий не оказалось. Отжимался и подтягивался я отлично, ежедневные тренировки уже сказывались. Вот с бегом было похуже, выносливости не хватало, но твердую четверку честно заработал, и преподаватель увидел во мне перспективы. На том и расстались. Нормальный оказался мужик, не он же эти глупые требования придумал. Так что разошлись миром и дальнейшем даже не раз сотрудничали. Дело в итоге решили в ректорате и перенесли зачеты на май месяц.
По итогу этого конфликта я стал на нашем курсе еще популярней. Не каждый так встанет в позу, защищая сокурсников. И к тому же я успел заметить, что к тем, кто служил в армии, отношение со стороны преподов было несколько иное. Не такое снисходительное, как к вчерашним школярам. Нам многое прощали, но и требовали больше. Вот и сейчас в институтском коридоре меня перехватила мощная длань секретаря комитета комсомола. Парень он здоровый, и захочешь, но мимо не проскочишь.
— Караджич, у меня такое впечатление, что ты от меня гасишься?
— Да что ты, Сергей, и в мыслях не было!
Я постарался состроить искренне удивленное лицо. Наволоцкий нахмурился, прозорливо угадывая в моем поведении возможную подставу.
— Ну что надумал?
«Вот ведь прицепился, как репей огородный!»
Как-то не улыбалось мне стать комсоргом курса. И даже войти в бюро факультета. Во-первых, это потеря драгоценного для меня времени. Во-вторых, я уже ни фига не помню всей этой комсомольской галиматьи. Последнее, что осталось в памяти, как с «комсомольцами» участвовал в создании видеосалона. В итоге все тупо переругались из-за дележа денег. Последние хоть какие-то светлые воспоминания об общественно-политической работе остались у меня еще с пионерии.
«Взвейтесь кострами синие ночи…»
— Извини, но у меня и так обязанностей выше крыши.
— Это каких это? — подозрительно уставился на меня не самый последний в иерархии институтского студенчества Сергей Наволоцкий. Я его еще при нашем первом знакомстве сразу вспомнил. Этот прыщ в моем мире после института пролезет наверх в обком и в начале девяностых займет какое-то место в совместном с норвежцами предприятии. Завод по производству оконных стеклопакетов в итоге разорится, а Наволоцкий с деньгами исчезнет на просторах России. Здесь же он покамест истовый комсомолец и любитель загребать жар чужими руками.
«Извини, тезка, но без меня!»
— Так я кроме старосты еще и профорг, и Вячеслав Иванович хочет меня в научную секцию порекомендовать.
Лицо комсомольского вожака заходило желваками. Но против Гольдина не попрешь, у него в ректорате авторитет.
— Я тебя услышал, но зря ты так со мной, Сереженька, — выждав паузу, Наволоцкий бросил мне вслед. — И начинайте всей группой готовиться к Ленинскому зачету.
«Твою ж дивизию! Это что еще за нафиг такой?»
В расстроенных чувствах я поплелся дальше по коридору, пока внезапно не оказался в объятиях бешеного торнадо в виде взбалмошной Ирины. Я машинально обхватил девушку за талию и притянул к себе.
— Ты что, на нас смотрят!
— А мне все равно!
— Дурачок!
Хотелось плюнуть на всех и слиться с подругой в горячем поцелуе. Но нельзя! Здесь и в самом деле не принято показывать на людях личные чувства. Во всяком случае публично их так горячо выражать. В узком кругу или своей компании можно делать почти все что угодно. Еще одна особенность советского общежития, о которой я напрочь забыл. Все-таки моя юность прошла несколько позднее и в более свободные и развязные времена. Да и не сказать чтобы тут все чрезмерно зажато и запрещено, это уже из области Голливудских больных на голову фантазий. Но в коридоре института миловаться с девушкой точно не стоило. Потому мы отошли за угол рекреации. Ирина радостно поблескивает своими шальными голубыми глазенками, что так фактурно смотрятся на фоне пышной золотистой шевелюры. Она отчего-то всегда такая в моем присутствии. И это меня нисколечко не раздражает. Скорее наоборот. Много ли нам на самом деле для счастья надо?
— Извини, Сереж я сейчас спешу. Заскочила в библиотеку за материалом, а следующая пара у нас будет на третьем этаже.
— Тогда до завтрова!
— Договорились!
Я смотрю вслед стремительно перемещающимся ножкам Иришки и вспоминаю силуэт её фигуры в спортивном костюме. Эх, лучше об Этом не думать. Мысли сразу начинают путаться и руки подрагивать. Нет, что бы там ни говорили, но в зрелом мужском возрасте есть собственные плюсы. Все физические механизмы еще работают исправно, но ты в добром здравии и можешь хоть как-то управлять «процессом». Сейчас же и будущий прошлый опыт совсем не помогает. Рядом с этой озорной девчонкой чисто дурачком становлюсь. Я уже упоминал о перестройке физиологии и моему привыканию к молодому телу. Не все так просто оказалось на самом деле.
