– Как живешь, старина? – с улыбкой спросил он себя, рассматривая собственное отражение в темном оконном стекле. И сам же ответил: – Прекрасно живу, старина! А куда ж тебе столько денег, старый хрыч? – выговорил с шутливым укором. И вновь ответил: – Денег и счастья много не бывает! – и весело подмигнул отражению.

И в это время увидел, что к воротам с наружной стороны лихо подкатил автомобиль с зажженными фарами. Приблизившись, он хотя и сбавил скорость, но все же не успел полностью затормозить и гулко ткнулся передним бампером в створки ворот.

«Кого черт принес?» – подумал Серегин недовольно. И тут же в комнату вошел один из охранников.

– Хозяин, генерал прикатил, – доложил он.

Особой тревоги появление генерала Багаева у Бизона не вызвало. Тот в последнее время частенько наведывался из Москвы в Питер и каждый раз встречался с Серегиным. Другой вопрос – раньше Иван Иванович всегда предупреждал о своем приезде. Да и в такое позднее время не посещал. Может, случилось что? Бизон занервничал.

– Пропустите! – бросил резко охраннику.

Тот метнулся открывать ворота.

Действительно, что могло заставить Багаева прикатить сюда среди ночи? На часах было без двадцати минут двенадцать. Неужели с таджиками что-то не ладится? Прокрушв сделку с продажей бриллианта, Бизон на какое-то время позабыл о неприятностях, связанных с последней командировкой Монахова в Таджикистан. Теперь же тревога вновь пробралась в душу.

Лишь увидев на пороге комнаты расплывшееся в улыбке лицо Багаева, Серегин немного успокоился.

– Приветствую, Игорь Иванович! – Генерал держал в каждой руке по бутылке французского коньяка «Martell». – Извини, что без предупреждения.

Бизону показалось, что Багаев изрядно пьян.

– Что случилось? – Серегин подошел, что бы пожать гостю руку, но тот держал бутылки, и рукопожатие не состоялось.

– Случилось? – мутными глазами посмотрел на него генерал. – Все случилось! Всё. – Он шаткой походкой прошел через комнату и груз но опустился на стул у накрытого стола. – О-о! У-утка! Утка – это хорошо. Утка – это то, что надо. Наливай! – Обе бутылки коньяка с грохотом были установлены в центре стола.

На звук в комнате появились двое охранников. Иван Иванович медленно повернул голову в их сторону и, еле ворочая языком, проговорил:,

– Барбосы! На место!

– Оставьте нас, – приказал Бизон. – Иван, ты объяснишь, что все это значит? Как ты вообще доехал сюда в таком состоянии?

– Нет, ты понял, да?! – воскликнул Багаев, пытаясь откупорить бутылку.

Бизон перехватил его руку и сам вынул пробку. Разлил коньяк в рюмки.

– Ничего я не понял. Надеюсь, ты объяснишь.

– Давай выпьем, – не дожидаясь, пока Бизон возьмет свою рюмку, генерал заглотил янтарную жидкость.

– Ну говори, с чего это ты напился сегодня? – спросил уже в который раз Серегин, накладывая в тарелку ночного гостя закуску.

–Они меня выгнали, – объявил Багаев. – Выш-выр-ну-ли! Как тряпку…

– Кто – они?

– Министр! – рявкнул Багаев. – Сволочь!!! – И вдруг схватил бутылку за горлышко и с силой швырнул ее в стену. Стекло ударилось о кирпич, коньяк забрызгал роскошные обои и невероятно дорогие ковры.

В комнату вновь влетели охранники, бешено вращая глазами.

– Вон отсюда! – крикнул им Бизон. Он понимал, что произошло нечто важное. У генерала какие-то крупные неприятности. В этом следовало тщательно разобраться. – Дверь закройте! И не мешать нам! Иван, – обратился он вновь к Багаеву, – успокойся. Говори, в чем дело?

– Министр, сука! – Багаев повел пьяным взором по комнате, не преминув отметить про себя, что настенные часы показывают без пятнадцати минут полночь. – На пенсию!..

– О Господи! – закатил глаза Бизон. – И всего-то. Я уж думал, тебя арестовать собрались…

Нельзя сказать, что новость не огорчила Бизона. Все ж таки теперь у него не будет в МВД своего человека.

– Арестовать?! – возмутился Багаев. – Меня?! Подавятся! Нет, ты понял, да? Говорит мне: «Не пора ли вам отдохнуть, Иван Иванович? Столько лет служите – надо бы и на покой. Молодые вон в бой рвутся…» Скотина! А я ему – нет, ты понял, да? – говорю: «Не. пора! Послужу еще!» А он мне: «Я ни в коем случае не гоню вас, товарищ генерал…» Говорю же – скотина! Потом, значит, плюнул я на все – и к тебе сюда… прям на машине и подался. Ну по дороге – там сто грамм, сям сто грамм. Пока доехал – набрался… С горя.

– Уф-ф! – Вздох облегчения вырвался из груди Бизона. – Так тебя еще не уволили? Чего ж ты мне голову морочишь? Ох, мамки родные!.

– Нет! – мотнул головой Багаев. – Не уволили.

– Кхе-кхе-кхе! – рассмеялся Серегин. – Ты меня до инфаркта доведешь!

– Пить будешь? – спросил Багаев.

– Буду! – весело согласился Серегин. – За то, чтобы ты служил еще, служил и служил…

– Кому? – Генерал поднял рюмку и посмотрел на Бизона. – Кому служил? – уточнил он свой вопрос.

– А хотя бы мне. – Серегин посмотрел на него в упор.

– Поздно уже, – произнес Иван Иванович и посмотрел на часы после того, как выпил, И правда на часах было без пяти двенадцать.

– Да, поздно, – согласился Бизон. – Спать пора…

– Нет, ты не понял меня, – улыбнулся генерал. – Спать ты сегодня вряд ли будешь. – И в руке его блеснул никелем ПСМ[107] . Срез ствола смотрел точно в грудь Серегину. – Осторожно, – предупредил Багаев, – патрон в патроннике. А я спьяну запросто нажму на курок.

– Ты че, сдурел, Иван! – попытался встать со стула Бизон. – Убери ствол!

– Сидеть, сука! – чуть прикрикнул Багаев. От его пьяного вида не осталось и следа. – Ты арестован.

– Да брось шутить, генерал! – Игорь Иванович все еще улыбался.

– Я не шучу, – холодно ответил Багаев. – Дернешься – мозги наружу выпущу.

– А-а! Я все понял! – покачал головой Серегин, оставаясь сидеть. – Тебя, значит; старого козла, из ментовки поперли. А ты решил прогнуться, Бизона на нары сдать! Дурак ты, генерал. О-ох, дурак! – По виду Багаева авторитет теперь без труда определил: тот не забавляется во хмелю. Да и вообще, был ли он пьян?

– Меньше болтай, – сухо произнес Багаев. – Руки держи на столе. Не двигайся. Твой дом окружен спецназом и операми. Ни один человек отсюда живым не выйдет. Ну разве что мы с тобой… если вести себя хорошо будешь. Эх, Бизон, сколько лет мы с тобой протопали рядышком!.. – Вновь улыбка скользнула по лицу Ивана Ивановича. И она дала Серегину слабую надежду на спасение.