Метрия снова заглянула в чернильные глубины ядра бури, и у нее возникла идея. Что ей требовалось — так это темный светильник такого рода, какие используют, чтобы прикрыть всяческие темные делишки.
Вытянув руку, Метрия придала кулаку формы лампы, которая тут же начала испускать черные лучи. Убедившись, что темный светильник действует, она увеличила мощность, распространяя тьму вокруг себя.
Тучная Королева смекнула, что происходит, разозлилась еще пуще, и буря стала еще более яростной, а ветер еще более холодным. Все, что могло оледенеть, оледенело, а дождь превратился в град. Но Метрия под прикрытием темноты превратила свой нос в некое подобие рыла мифического обыкновенского чудовища, именовавшегося то ли папонтп, то ли дедонтп, но скорее всего, мамонт. С чего обыкновены вздумали окрестить этакое страшилище в честь мамы, никто сказать не мог, хотя, по слухам, в унылой Обыкновении иные матушки наводили на детей страх почище любого чудища. Так или иначе Метрия увенчала хобот (так именовался длинный нос обыкновенского зверя) здоровенной кувалдой и принялась скалывать лед. Склон перед ней, таким образом, уже не был скользким, и она могла без помех продолжить путь наверх. Вдобавок туча не слышала стука ее кувалды, поскольку заглушала его собственным громом.
Метрия доползла до края одной грани и перевалила на другую. Буря не прекратилась, но темный фонарь служил ей надежной защитой. Остановить демонессу Тучной Королеве не удавалось. Наконец злая туча уразумела тщетность своих усилий и, злобно пыхтя, унеслась на поиски более легкой добычи. Метрия, страшно довольная тем, что в очередной раз натянула нос противной злюке, затушила темный фонарь, убрала хобот и стала двигаться быстрее.
Через некоторое время выглянуло солнце, до сей поры прятавшееся, ибо оно боялось гнева бури. Изумрудная гора начала подсыхать: над ее склонами стали подниматься причудливые туманы, похожие в косых лучах вечернего солнца на светящиеся хвосты единорогов. Метрия задержалась, чтобы полюбоваться поразительным зрелищем, и вдруг сообразила, что пока у нее не было половинки души, такого рода красоты ее ничуточки не волновали. Сейчас она обрела возможность ценить прекрасное, даже если никак не могла его использовать.
— Если бы я могла избавиться от души прямо сейчас, — сказала она вслух, — то ни за что бы не согласилась.
Для демонессы это было удивительное признание. Чувствовала она себя великолепно.
— Отвратительно! — пробормотала Менция, пробужденная затронувшим и ее чувством, на чем, правда, и успокоилась.
Скоро она выбралась на плато, над которым, венчая большую гору, возвышался пик. И, что удивительно, высившийся впереди сегмент горы был не зеленым, а сияюще-голубым. Как оказалось, этот оттенок превосходно сочетается с зеленым обрамлением. Ей говорили, что гора представляет собой цельный изумруд, но, возможно, говорившие не видели этой лазоревой сердцевины. С эстетической точки зрения такое сочетание цветов было еще лучше, так что Метрия не жаловалась.
Теперь ей предстояло спуститься в ложбину перед пиком, но тут до нее донесся подозрительный звук. «Неужто опять препятствие?» — с досадой подумала она, но тут увидела лежащую между голубыми и зелеными гранями молодую женщину или девушку, явно принадлежавшую к человеческому роду. Она тихо стонала.
Метрия задумалась. Хотя она и использовала темный фонарь, но предпочитала взбираться при свете дня, а день заканчивался. Стоит ли ей задерживаться из-за этой смертной?
— Конечно нет! — заявила Менция. — Мало ты времени потеряла из-за Тучки-Вонючки? Хочешь проторчать здесь, пока день не кончится?
Это определило решение. Раз ее худшая половина против чего-то возражает, значит, это дело хорошее и правильное. Против плохого и неправильного Менция возражать не станет.
— Что с тобой? — спросила Метрия, подойдя к женщине. — Могу я тебе чем-нибудь помочь?
Женщина подняла голову: ее миловидное лицо обрамляли длинные темные волосы.
— Будь так добра, — сказала она. — Я растянула лодыжку и не могу идти сама.
— Знаю я таких, — проворчала Менция. — Станешь ей помогать, так век до вершины не доберешься.
Метрия, хотя это и стоило ей усилий, выкинула слова худшей половины из головы и продолжила разговор:
— Может быть, я смогла бы помочь тебе добраться до дома? Где ты живешь?
Взяв незнакомку руками за плечи, Метрия помогла ей встать на ноги.
— Спасибо тебе большое. Меня зовут Мара. Я вышла, чтобы позвать птиц, но тут налетела буря, нагрянула сверхъестественная тьма, и я потерялась. Упала и не могла встать, а теперь… я понятия не имею, где нахожусь.
Метрия почувствовала себя виноватой, ведь буря началась, по существу, из-за нее, да и темный фонарь зажгла она. Разумеется, ей следовало помочь Маре добраться до дома: поступить иначе не позволяла совесть.
— Не будь у тебя половинки души, не было бы и совести, — заявила Менция. — И вообще, я слышала, будто один толковый обыкновен, такой, что его хоть в демоны принимай, заявил, что совесть — это химера.
— Может быть, я смогу помочь тебе перебраться через это изумрудное предгорье и выбраться к долине? — предложила Метрия. — Я демонесса и…
— Демонесса! — в ужасе вскричала Мара.
— Не бойся. Хоть я и демонесса, но у меня есть половинка спеши.
— Куда спешить? — не поняла Мара. — И почему половинка?
— Больше не досталось. И я сказала не спеши, а потроши.
— Что?
— Глуши, суши, греши…
— Может, половинка души?
— Вот-вот, ее самой.
Мара несколько успокоилась:
— О, в таком случае у тебя есть совесть и тебе даже можно наполовину доверять.
— Конечно. Будь я бездуховной, то есть бездушевной демонессой, мне бы и в голову не пришло тебе помогать.
— Это верно. Как тебя зовут?
— Метрия. Д. Метрия.
Мара протянула руку:
— Рада познакомиться с тобой, демонесса Метрия. Но я не живу в долине, так что мне нет нужды перебираться с чьей-то помощью. Обычно я созываю птиц в лесу и радуюсь, когда им хорошо. Призывать птиц — это мой талант.
— Много толку от такого таланта, особенно здесь, — фыркнула Менция, но Метрия вновь заставила себе проигнорировать ее ворчание.