Сигнал раздался ровно в восемь утра. Загудел зуммер, зажегся красный огонек. На табло появилось всего несколько цифр. Откуда пришел зов о помощи — цифры не сообщали. Только номер и дата, автоматически зафиксированная блок-универсалом: восемь часов вечера. Очевидно, поясное время. Значит…

Сергей подошел к глобусу и отсчитал меридианы. Как раз на противоположной стороне земного шара. Он провел пальцем по тонкой линии и вызвал Карибский центр здоровья.

— Мы приняли сигнал, — ответили ему. — Это здесь, близко.

Сергей уже не мог спокойно сидеть на месте. Его воображение рисовало картины того, что могло произойти. Что-то случилось внезапно — пострадавший не успел сказать ни слова. Путник в горах упал в пропасть? Дерево, гнившее десятилетиями, рухнуло и придавило случайного прохожего? Кто-то неосторожный забрел в болото и гибнет сейчас в трясине? Теряя сознание, несчастный сумел только коснуться кнопки тревоги в своем блок-универсале. Он был один.

Один ли? По универсальной системе ретрансляции сигнал в течение доли секунды дошел до всех станций здоровья земного шара. Теперь там, на островах Карибского моря, ищут того, кто подал зов о спасении. Блок-универсал будет посылать сигналы, пока его не засекут и не прилетят на помощь.

Сергей спохватывается. Пока он тут дал волю своему воображению, всемирная картотека здоровья уже отстучала всем центрам службы основные данные о потерпевшем. Сергей берет бланк, выпавший из щели пюпитра.

«Очень редкий случай болезни сердца, — читает он. — Осложнена аномалией в развитии блуждающего нерва и волокон симпатической нервной системы». Далее — подробное описание болезни и, наконец, вывод: неизлечима. Операция, связанная с заменой нервных волокон, существующими средствами хирургии пока невозможна.

Сергей сочувственно качает головой. Сейчас, когда инфекционные заболевания ликвидированы и люди даже простуживаются редко, подобные случаи особенно обидны. Чем можно помочь человеку в таком положении? Очевидно, у него отказало сердце. И все же Сергей запрашивает дополнительные сведения. Может быть, какой-нибудь намек на спасение! Ему очень жаль этого неизвестного. Зовут его Ансельмо. Возраст — девятнадцать лет! Живет на Кубе. Сергей пытается представить его себе. Тонкий хрупкий юноша с мягким подбородком? Или черноглазый живой малый, которому приходится все-время напоминать, чтобы он двигался потише и не размахивал руками? А может быть, сидящий в кресле прирожденный инвалид, на минуту оставленный без присмотра?

Это первая вахта Сергея Воронова, дежурного по связи Сибирского центра здоровья. Должность как будто и не самая главная, но стажер чувствует себя на посту Человечества. Он должен незамедлительно что-то предпринять. Сергей читает дополнительные сведения об Ансельмо: рост, вес, телосложение, даже общее физическое развитие — все самое обычное, кроме этой проклятой редкостной аномалии.

Тысячам людей делают в крайних случаях замену сердца протезом. Это Сергей знает. Но, как видно, не в таких особо сложных случаях.

А в таких? В дополнительных сведениях он наталкивается на перечень имен. Это специалисты, которые могут что-то сказать по этому поводу. Четыре фамилии. Среди них — Козырев. Из Новосибирского института хирургии. Ну да, их Козырев! Его нужно сейчас же поставить в известность.

Сергей вызывает Ивана Павловича. У того круги под глазами. Крайне утомленный вид. Сергей вспоминает, что Козырев сегодня должен ехать в санаторий.

— Да, я знаю Ансельмо, — говорит Козырев. Он оживляется. — Если бы он прожил еще год! Мы спасли бы его. Четыре человека в разных странах ищут способ исцеления именно в таких случаях. Но пока безрезультатно. Что сообщают оттуда?

— Сердце остановится через два-три часа, — сообщают с места события. — Обострение болезни возникло внезапно. Больной лежал и читал книгу. Она выпала из рук. Решили, что он заснул. Но тут пришел сигнал… Он почувствовал себя плохо и успел нажать кнопку. Перевозить Ансельмо нельзя:

Все, что допустимо, это осторожно поднять его и положить на операционный стол.

— Я посоветуюсь с коллегами, — озабоченно говорит Козырев. Выражение его лица не сулит ничего хорошего. Он поспешно отключается.

Сейчас, пока везут по воздуху операционную, Козырев будет разговаривать с Варшавой, Алжиром и Гаваной. Сергей сообщает об этом в Карибский центр. Тем временем на месте происшествия уже оборудовали нормальный пост связи. Задача Сергея — обеспечивать связь между Сибирским центром здоровья и той точкой на Кубе, где произошел несчастный случай. Это не просто в таком деле.

Сергей включает левый экран. Он видит невысокие горы, скорее холмы, покрытые зеленью. Неподалеку в лучах заходящего солнца поблескивает озеро. Человек с подушкой под головой лежит в плетеном шезлонге под большим деревом в саду. Он выглядит моложе, чем представлял себе Сергей. Четкий профиль лица, на котором застыла какая-то детская растерянность.

Три человека в светлых комбинезонах хлопочут около больного. Они расставили с десяток приборов на движущихся подножках. Не подходя близко, чтобы не тревожить больного, приборы делают измерения с расстояния, меняют места, поворачивают к нему свои хоботы. Данные их наблюдений идут и в Гавану, и в Варшаву, и в Алжир. По всем звеньям Службы здоровья, включившимся в спасательную операцию. Издали приборы похожи на толпу любопытных. Вот среди приборов происходит какое-то оживление, нечто похожее внешне на суету. Видимо, кто-то затребовал дополнительные сведения.

В темнеющем воздухе показывается сооружение, похожее на огромный полупрозрачный колпак. Его осторожно опускают на площадку рядом с верандой. Вспыхивает сильный, но не слепящий, рассеянный свет. Итак, будут производить операцию: другого выхода нет, приходится рисковать.

Сергей может видеть внутренность операционной со всей ее технической оснасткой. Стандартный стол — перемещающийся в пространстве как угодно, чтобы дать самый удобный доступ хирургу. Хирургический робот — машина с четырьмя руками, со сверкающими инструментами, автоматически поступающими из магазинов. Двадцать пар автоматических глаз, призванных следить за тем, как осуществляется программа операции, и передавать поправки исполнительным органам, Но нет ее, этой программы, Которую нужно вложить в машину. Не продумал еще такую сложную, почти невозможную операцию во всех ее тонкостях человек.

И великолепную многорукую и многоглазую машину убирают. Люди откатывают ее в сторону, что бы она не мешала.

Взамен вводят обыкновенного робота — с двумя руками; робот-копир, аппарат без соображения: все, что он может, — это с помощью радиоволн повторять движения человека, находящегося далеко, но зато уже делает это робот абсолютно точно.

Значит, операцию будет производить человек. Кто же? Сергей слышит спокойный голос Ивана Павловича. Юноша включает правый экран. Иван Павлович уже у себя, в Новосибирском институте, в операционной.

Значит, операцию поручили производить ему. Сергей удивлен. Ему кажется, что в мире что-то происходит не так. Есть много соображений «против». Он, Сергей, не поручал бы операцию Козыреву. Это слишком рискованно во многих отношениях. Козырев сегодня просто не в состоянии довести дело до конца. Но сейчас Сергею некогда размышлять.

— Пароль — жизнь! — слышит он команду оперирующего.

Сергей протягивает руку к пульту.

— Пароль — жизнь! — повторяет он.

В океане радиоволн, омывающих планету, океане, где есть свои приливы и отливы, бури и штили, по этому сигналу освобождаются сейчас самые надежные каналы. Каждый импульс, означающий движение руки хирурга, будет дублироваться на разных частотах, чтобы не произошло ошибки в движении ножа, в металлической руке робота там, на берегу тихого озера.

Сергей включает все пять каналов. Они как бы невидимыми нитями свяжут руку хирурга с руками автомата так, что те будут работать в одном ритме. Стажер манипулирует рукоятками на пульте, пока все пять стрелок не останавливаются на заветной черте.