Одно из наиболее веских доказательств в пользу подлинности писем, полагал Т. Гендерсон, — это молчание, которое хранили о них сама Мария Стюарт и ее сторонники. Когда было необходимо все же занять определенную позицию — во время следствия в Англии, Мария объявила их подложными, но ведь она отрицала позднее подлинность и других безусловно написанных ею писем[158].
Итак, есть ли основания сомневаться в том, что автором «писем из ларца» была Мария Стюарт? Подробный анализ содержания писем свидетельствует, что их вряд ли мог написать один и тот же человек. Английский посол Рэндолф утверждал, что у Босвела была «другая жена», во Франции. Не исключено, что часть писем исходила от нее. Возможным кандидатом на роль подлинного автора писем является и норвежка Анна Трондсен, с которой Босвел был обручей. Ее почерк не похож на почерк королевы, но письма Трондсен могли быть переписаны.
М. Г. Армстронг-Девисон сравнительно недавно в специальном исследовании показал, насколько маловероятно даже части «писем из ларца» приписывать авторство Марии Стюарт[159]. При предположении, что некоторые письма написаны француженкой — «другой женой» Босвела, становятся понятными фразы, которые вызвали столько разноречивых толкований; эти фразы могли исходить только от женщины скромного происхождения при обращении ее к знатному вельможе, но никак не от шотландской королевы. А изменить «неудобные» даты и подделать подпись королевы могла, например, супруга лорда Мейтланда — в девичестве Мария Флеминг, которая воспитывалась вместе с королевой во Франции. Подпись Марии Флеминг (сохранились ее образцы) почти неотличима от подписи Марии Стюарт. Известно, что Мария Флеминг, любившая своего мужа, всецело находилась под его влиянием. Она вполне могла стать орудием в осуществлении планов «шотландского Макиавелли».
Но если письма, уличающие королеву в убийстве мужа, — подделка, что же тогда произошло в Кирк о’Филде в ночь с 9 на 10 февраля, какая драма разыгралась там?
Несомненно, что в конце 1566 — начале 1567 г. протестантские лорды составили заговор против Дарнлея, которого они считали предателем. Сведения об этом дошли и до иностранных дипломатов. Об этом заговоре рассказывает его активный участник, впоследствии многолетний регент Шотландии граф Мортон в «Исповеди», написанной им накануне казни в 1581 г., когда ему, вероятно, не имело смысла скрывать истину. Кроме того, известно, что королева осенью 1566 г. добилась примирения между Босвелом и лордами — участниками этого заговора, включая Мерея и Мейтланда (многие документы, связанные с этим примирением, позднее были сознательно уничтожены врагами Марии). Была ли, однако, сама королева участницей заговора против мужа? Ее поступки говорят скорее об обратном. Главным свидетельством виновности Марии считается ее поездка в Глазго с целью помириться с больным мужем[160] и перевезти его в Кирк о’Филд. Но эти факты допускают различное толкование. Ведь примирение с Дарнлеем усиливало позиции Марии. Но именно это-то, возможно, и заставило лордов ускорить подготовлявшееся убийство. Ходили слухи, что королева снова должна была стать матерью, и ее поездку в Глазго можно объяснить желанием «узаконить» ребенка. Кроме того, как писал еще в прошлом веке Л. Меневаль, если предположить, что Мария хотела любой ценой отделаться от мужа, то не проще ли было бы прибегнуть к услугам ее врача, лечившего и Дарнлея, и не затевать такое рискованное и трудное дело, как взрыв большого дома в столице?[161]
В прямой связи с убийством Дарнлея находятся два судебных процесса, имевшие место вскоре после взрыва в Кирк о’Филде. Первый организуется королевой и Босвелом, чтобы снять с последнего всякие подозрения. Единственным обвинителем выступает отец убитого лорд Леннокс. Он хочет прибыть на место заседаний суда с отрядом в 1000 человек. Ему разрешают взять с собой не более шести слуг. Леннокс понимает, что его заманивают в западню, где он может очутиться во власти убийц сына. Старый граф просит отложить судебные заседания на 40 дней — обычный срок для подготовки обвинения. Ему отвечают, что он сам просил скорого суда!
На этом суде не было прокурора, а главный свидетель обвинения был арестован за причастность к государственной измене. Босвел представил письмо Леннокса, настаивавшего на скором рассмотрении его иска, и добавил, что королева удовлетворила его просьбу. Вызвали свидетелей — таковых не оказалось. Босвел удачно защищался от обвинения. Мерей, Мейтланд и другие лорды — будущие обвинители Босвела — выступили в его защиту. После этого судьям лишь оставалось объявить Босвела невиновным в возведенных на него обвинениях[162].
Этот судебный процесс проливает мало света на событие, приведшее к взрыву Кирк о’Филда. Ведь действовать так, как действовали королева и Босвел, необходимо было вне зависимости от участия или неучастия каждого из них в заговоре. Им нужно было снять с себя обоснованное или необоснованное подозрение.
Более показателен другой процесс, происходивший уже после поражения королевы и Босвела. На этот раз суду были преданы лица, помогавшие, как считали, Босвелу в организации убийства Дарнлея. Однако даже под пытками подсудимые не дали желательных лордам показаний. На эшафоте в своих предсмертных заявлениях осужденные твердили о своей невиновности. А один из них, капитан Блейкэдер, от которого ждали разоблачений, выразил свое твердое убеждение, что убийство было подготовлено Мереем и Мортоном. Позднее то же заявили перед казнью слуги Босвела — Дэлглейш и трое других, показавшие, что сообщниками их лорда были Мерей и Мейтланд, королева же не участвовала в заговоре[163].
На судебном процессе самой Марии Стюарт, о котором речь пойдет ниже, утверждалось, что именно она выбрала Кирк о’Филд как резиденцию для Дарнлея. В действительности, как писали историки еще в прошлом веке, показания ряда лиц, принадлежавших к разным лагерям, свидетельствуют, что Мария первоначально собиралась перевезти мужа в другое место — в Крейгмиллер[164] — для лечебных купаний. Что же касается Кирк о’Филда, расположенного на высоком месте, то на нем остановил свой выбор сам Дарнлей, возможно вопреки советам королевы[165], но по наущению Мерея[166], считая, что возле жены он будет подвергаться меньшей опасности со стороны ненавидевших его лордов[167].
По мнению ряда английских исследователей, в ночь с 9 на 10 февраля 1567 г. нашли завершение не покушение Босвела и Марии Стюарт на жизнь Дарнлея, а два или даже целых три заговора. Во-первых, план королевы и Босвела (возможно, поощряемых Мереем), которые намеревались изолировать Дарнлея, предотвратить его бегство из Шотландии и предать суду на предстоящей сессии парламента (а до этого держать под арестом). Второй заговор — самого Дарнлея, стремившегося установить связи с Испанией и иезуитами. Вероятно, Дарнлей действовал с помощью предателя, некоего сэра Джеймса Балфура из Питтендрейча. Этого ученого судью, впоследствии главу шотландской юстиции, даже современники, привычные ко всему выделяли как «богохульного Балфура», как «самого растленного из людей», последовательно служившего всем партиям и предававшего их поочередно, в зависимости от обстановки, с выгодой для себя.
За два месяца до взрыва, 9 декабря 1566 г., брату Джеймса Балфура Роберту была предоставлена должность управляющего Кирк о’Филдом, и судья мог без всяких помех осуществить подготовку к преступлению. Ходили слухи, что незадолго до взрыва он купил пороха на большую сумму (в 60 ф. ст.). Молва о причастности к заговору Джеймса Балфура возникла сразу же после взрыва. Английские агенты доносили в Лондон, что был тайно убит слуга Балфура, поскольку его признания могли «привести к полному раскрытию картины смерти короля» (т. е. Дарнлея). Сам же Балфур утверждал впоследствии, что Мария предложила ему организовать убийство Дарнлея, но он благородно отказался. Свидетельства Балфура стоят вообще немногого, а особенно если учесть, что он годами после гибели Дарнлея подвизался в рядах сторонников Марии Стюарт.
