Первая моя мысль была о машинах на парковке. Может быть, мне повезёт, я найду ключи в одной из них и уеду в какое-нибудь безопасное место? Чёрт, я даже не знала, где я вообще нахожусь.

Я засунула руку в карман и схватила телефон, чтобы проверить, есть ли тут связь и можно ли отсюда позвонить в полицию. Никакого сигнала. Неожиданно дверь отеля захлопнулась у меня за спиной, и Расмус оказался рядом со мной. Он схватил меня за руку и потащил прочь от парковки через снег, доходивший мне до колена.

— Сюда, — сказал он, переставляя ноги с невероятно высокой скоростью.

Я оглянулась на отель, ожидая увидеть Эйро и Нуру, бегущих за нами, но никого не обнаружила.

— Что там произошло? — прокричала я.

— Я их остановил, — сказал он хрипло.

«Как?» — хотела спросить я. Неужели он их убил? Я попыталась затормозить его и остановилась. Указав на парковку, я спросила:

— Куда мы идём? Разве нам не следует попытаться угнать машину?

Он решительно покачал головой и продолжил тянуть меня вперёд. Я уже начала спотыкаться, так как сугробы становились всё выше и выше, а снег начал набиваться мне в сапоги.

— Мы не сможем уйти далеко, — сказал он. — Но я должен отвести тебя к твоему отцу.

— Я не понимаю!

Я, вероятно, начала бы рвать на себе волосы, если бы не адреналин, который подгонял меня вперёд.

— Где он? Почему ты лежал в гробу? Что они пытались со мной сделать?

— У нас ещё будет много времени, чтобы ответить на эти вопросы, — сказал он.

Он оглянулся и нахмурился.

— Они выйдут с минуты на минуту.

Похоже, он их не убил. Я снова обернулась, но тут же зарылась лицом в сугроб так, что снег насыпался мне за воротник свитера и в джинсы. Расмус подцепил меня руками и вытянул наверх, словно я вообще ничего не весила.

— Почти на месте, — сказал он. — Ты сможешь.

В моей голове вдруг стало совсем пусто, холод наконец-то начал одолевать меня. У меня появилось смутное ощущение, что если я не зайду внутрь какого-нибудь помещения, то скоро умру, а если не согреюсь, то смерть уже не будет казаться мне чем-то плохим.

— Борись! — рявкнул на меня Расмус. — Не дай им залезть тебе в голову!

Не дать кому залезть в голову? Я даже не знала, от кого мы убегаем. Я даже не знала где я. И кто я.

Серая пелена начала заволакивать моё зрение по краям.

— Чёрт, — рявкнул Расмус. — Держись.

Огни гостиницы померкли, словно кто-то задул их, и всё вокруг сделалось чёрным. Вдруг я начала падать, а потом меня подняли в воздух. И понесли. Я слышала резкое дыхание Расмуса в холодном воздухе, и то, как его ноги продвигаются сквозь снег.

А затем я услышала, как кто-то позвал вдалеке.

— Расмус! Ханна!

Этот голос даже не был похож на человеческий. Он прозвучал зловеще и жутко, и наполнил страхом самые потаённые уголки моей души.

Ханна. Так меня звали. Я Ханна.

И я… пыталась выжить.

Я резко вздохнула, словно меня только что вытащили из-под воды, и открыла глаза. Я находилась на низких санях, вмещавших двух человек, укутанная в большое количество одеял.

И эти сани были прикреплены к чёртовому оленю.

На какое-то мгновение я уставилась на животное, как вдруг оно повернуло голову и уставилось на меня в ответ своими блестящими карими глазами, словно задавалось вопросом, кто я такая.

Святое дерьмо.

— Суло! — сказал Расмус оленю, достав ещё несколько одеял и звериных шкур откуда-то сзади, и начал укрывать меня ими. — Пошла.

Олень побежал, и сани поехали сквозь сугробы, пока не встроились в колеи, оставленные здесь ранее. Расмус пытался держать равновесие и согревать меня, насколько это было возможно. Но, несмотря на всё то количество одеял, которые он на меня положил, мне не становилось теплее. Я продрогла до костей.

— Куда мы едем? — спросила я, стуча зубами.

Я хотела указать ему на то, что с его стороны было безумием выбрать сани запряжённые оленем вместо машины, но Суло начал набирать скорость, а мы продолжили скользить вперёд, уезжая все глубже в сосновый лес. Я посмотрела через плечо на гостиницу и едва ли смогла разглядеть её огни. Я также не услышала и не увидела ни одного из наших преследователей.

Я просто неслась в темноту с незнакомцем на олене.

Меня снова накрыло изнеможение, но на этот раз я сомневалась, что кто-то проник мне в голову. Уровень адреналина начал снижаться.

— Мы едем в безопасное место, — сказал Расмус. — В дом твоего отца.

КОТТЕДЖ

Я проснулась от запаха свежего кедра, кардамона и дрожжей. На какое-то мгновение я перенеслась обратно в коттедж отца на озере, где просыпалась в крошечной комнатке с тяжёлыми шерстяными одеялами в изножье кровати, простыми акварельными картинами с изображением цветов на стенах, в окружении запахов травяных настоек, которые он изготавливал на день вперёд, и запаха пуллы4, которую он пёк мне на завтрак. От этого ностальгического аромата мне захотелось свернуться под одеялом и снова с удовольствием уснуть.

Но потянув за одеяло, я осознала, что не знаю, где на самом деле нахожусь. И тут на меня обрушились странные и ужасные воспоминания о прошлой ночи.

Я резко вздохнула и выпрямилась, чуть не ударившись о низкую деревянную балку на скошенном потолке. Я находилась в помещении типа чердака, в маленькие окна которого, располагающиеся со всех сторон, проникал серый свет. Углы рам заиндевели и были покрыты снегом.

— Ты проснулась? — произнес голос снизу, и мне понадобилось мгновение, чтобы идентифицировать его.

Я начала перебирать в голове имена, пока не нашла правильное.

Расмус. Этот голос принадлежал Расмусу.

Но кем был этот чертов Расмус, и что со мной вообще произошло?

Я начала стягивать с себя одеяло, как вдруг что-то заставило меня остановиться и уставиться на него. Оно было таким знакомым на ощупь, и таким приятно тяжёлым. Я смотрела на него в тусклом свете: на сине-красный узор из снежинок и квадратов, — а потом заметила и другие одеяла, сложенные в изножье кровати, и, чёрт… это не было игрой моего воображения. Это были те самые одеяла из моего детства, с которыми я росла в доме в Савонлинне, а затем в коттедже отца. Это были его одеяла.

Я откинула одеяло и испытала облегчение, увидев, что на мне всё ещё были джинсы и свитер, после чего осторожно встала с кровати и, стараясь не удариться головой о низкий потолок, подошла к лестнице и заглянула в отверстие. Успокаивающий запах сливочного масла, сахара и кардамона поднимался вверх вместе с уютным теплом.

Я спустилась вниз по деревянной лестнице и оказалась в небольшой гостиной, к которой примыкала кухня небольшого размера. Всё здесь казалось одновременно знакомым и странным, из-за чего я почувствовала себя неловко, но комфортно. На стенах со следами от сучков висело большое количество грубо сделанных полок из березовой коры. На них стояли всевозможные книги в кожаных и твёрдых бумажных переплётах, а так же старые буклеты с потрёпанными обложками, перемотанные между собой шнурками золотистого цвета. Между книгами располагались кристаллы всевозможных размеров и цветов, крошечные стеклянные сосуды с травами, а также деревянные чаши с перьями, сучками и художественными кистями, торчащими из них. Сверху свисала впечатляющая люстра из оленьих рогов, съедающая пространство, а напротив меня шипел и трещал огонь. Я заметила над ним каминную полку с фотографиями в рамках и была уже готова подойти и рассмотреть их, когда Расмус сказал:

— Доброе утро.

Я развернулась и увидела его на кухне, хотя была готова поклясться, что секунду назад там было пусто. Он достал из духовки поднос с булками, и тёплый запах наполнил всё помещение. Я остановилась и смотрела на него некоторое время, пытаясь осмыслить эту странную картину уюта передо мной.

— Где я? — спросила я.

Он кивнул в сторону каминной полки.

— Как я и сказал прошлой ночью…

Я развернулась и подошла к фотографиям. На полке в потемневших золотых и серебряных рамках стояли фотографии моего отца. На одной из них он был запечатлён с Расмусом на фоне северного сияния, в руках у него была бутылка водки. На другой — он с гордым видом стоял перед гостиницей. Но на всех остальных фотографиях была я. На некоторых из них мы были вдвоём, как, например, на той, где он поставил фотоаппарат на таймер и снял нас вместе, когда он был в костюме Санта Клауса. Но на большинстве из них была только я. Я на танцевальном концерте в возрасте восьми лет, я в «Лебедином озере» в возрасте шестнадцати — это было моё последнее выступление, и у меня на голове был замысловатый головной убор из лебединых перьев. Я с Дженни на «Венис Бич»5 в Лос-Анджелесе, и ещё одна фотография смеющейся меня на работе. Я даже не знала, откуда они у него взялись, но потом поняла, что всё это были бумажные фотографии. Он, должно быть, взял их из моего Инстаграма и распечатал.