Он пожал плечами, склонившись над рычагами, словно над загривком банты; глаза его постоянно перебегали от исцарапанных песком приборов к неровностям земли, пока «аратек» с трудом пробирался среди светящихся кристаллических скал туда, где Люк оставил свой ИксП-38а.

— Вот почему у нас невозможен прогресс, — продолжал Арвид Скраф. — Их Слухачи говорят им, что все, что приходит извне или уходит вовне, есть зло, внушают им это во сне под дымком. И это становится частью их снов на всю жизнь. Им настолько вбивают это в голову, что их невозможно заставить думать иначе. Они не могут понять, каким мог бы стать этот мир, если бы мы могли вести хоть какую-то торговлю. «Нам это не нужно», — говорят они; их можно убеждать до одурения, но они лишь смотрят на тебя и говорят: «Нам это не нужно». Нам. Словно они знают, что думают все остальные Старожилы. Прямо удивительно.

Он покачал головой. Его большие руки, лежавшие на рычагах, были покрыты мозолями и пятнами смазки, так же как когда-то руки Люка, в те далекие дни, когда он пытался выжить на планете, не приспособленной для того, чтобы поддерживать человеческую жизнь.

Вдвоем они собрали в кучу все, что осталось от ИксП-38а, и привязали снизу к «аратеку». Люк прекрасно понимал, зачем это делается — в мире, где не было ни металла, ни древесины, ни импортных материалов, даже ржавое ведро оказывалось настоящим сокровищем.

Анемичное солнце быстро опускалось за горизонт, и флаер сотрясался под жесткими ударами ветра. Когда они завязывали веревки, Люк зацепился штаниной комбинезона об одну из импровизированных опор «аратека» и оцарапал ногу. Когда он наклонился, чтобы ощупать царапину, его пальцы наткнулись на твердое и гладкое утолщение на коже; задрав штанину, он увидел на голени крошечную выпуклость, похожую на миниатюрный холмик. В центре его шевелился маленький шарик из твердого пурпурно-коричневого хитина, явно панцирь какого-то насекомого величиной с булавочную головку, которое у него на глазах исчезло, целиком погрузившись в его плоть.

Невольно вскрикнув, с тревогой и отвращением Люк сжал бугорок пальцами, выдавливая тварь наружу. Раздувшийся пузырь темно-кровавого панциря переходил в вытянутое брюшко длиной примерно в сантиметр, увенчанное маленькой твердой головкой и кольцом тонких шевелящихся ножек, заканчивавшихся острыми крючками. Тварь тут же извернулась между его большим и указательными пальцами и попыталась впиться в ладонь. Люк с силой отшвырнул ее прочь, услышав, как она ударилась о плоскую грань ближайшего камня. Насекомое поскакало по скользкому дну каньона и быстро скрылось в тени ближайших скал.

— Ох ты! — пробормотал Люк, поднимая штанину выше. Вся голень была испещрена крошечными красными бугорками или бледнеющими розовыми пятнышками там, где насекомые уже вгрызлись в плоть.

— Не трать на них время, — посоветовал Арвид, стоявший по другую сторону флаера. Завязав последний узел, он перегнулся через хвостовой обтекатель к Люку. — Видимо, ты подцепил их где-то в тени, возле воды, — он подвернул собственный рукав, показывая по крайней мере четыре бугорка на предплечье, посреди одного из которых как раз исчезал твердый хвостик крошечного насекомого. Небрежным движением вытащив т"арь наружу, он бросил ее на камни, раздавив каблуком, и кивнул на маленькое пурпурное пятнышко:

— Их здесь навалом, но вреда никакого — они просто умирают под кожей, и организм их поглощает. Рассказывают, что охотники за кристаллами, когда у них кончается еда в пустыне, суют руки в дыры, чтобы набрать побольше дрохов и за счет этого дотянуть до ближайшего поселения. Мне лично что-то не хочется.

Он скорчил гримасу.

— Дрохи?

Арвид кивнул.

— Они на этой планете всюду — на самом деле всюду. Плодятся они с такой скоростью, что песчаные ушастики по сравнению с ними — монахи с Элампоса. Следы укусов есть у всех. Солнечный свет их убивает. Старайся по возможности их избегать и ни о чем не беспокойся.

Вспомнив некоторых из куда более отвратительных — хотя и вполне безобидных — обитателей Дагоба, питавшихся объедками по углам логова Йоды, Люк решил, что Арвид в чем-то прав.

Минут через пятнадцать-двадцать, когда связанные вместе флаеры свернули из сверкающего до боли в глазах стеклянного лабиринта на равнину, где видны были обожженные следы вынужденной посадки «бритвы», Люк снова подвернул рукав. На руке оставалось лишь несколько розоватых пятнышек. Он осторожно сжал пальцами кожу вокруг одного из них, стараясь нащупать инородное тело, но ничего не обнаружил. Прибегнув к помощи Силы, он проверил содержание молекул и жизненной энергии в мускульной ткани, но ощутил лишь едва заметные следы чужого энергетического поля, которое тут же рассеялось, став сначала идентичным его собственному телу, а потом его частью.

От «бритвы» практически ничего не осталось. Обожженные следы на камнях, гладкая оплавленная поверхность там, где взорвался реактор, — исчез даже массивный цилиндр самого реактора. Вокруг были разбросаны жалкие останки — обивка кресел, куски пластика от разбитых соединительных муфт, обгоревшая изоляция. Все остальное было растащено.

— В общем-то я и не думал, что мы многое здесь найдем, — Арвид подцепил носком ботинка разбитый угол того, что когда-то было корпусом консоли, и поднял его. Исчезли даже винты. — Они используют все что можно. Почему бы и нет? Все так делают, — порыв сухого ветра бросил прядь каштановых волос ему на глаза. — Мне в самом деле очень жаль, Оуэн.

Солнце заходило. Оранжевые, розовые и темно-красные отблески плясали по камням, скалам, стеклянным вершинам, и Люку показалось, будто он очутился в ловушке посреди бесконечного холодного потока лавы, тянувшегося до краев света. Ветер превратился в вихрь, температура воздуха быстро падала.

— По крайней мере, у тебя есть один из их флаеров. Это уже кое-что, — Арвид понизил голос. — Кстати… ты никому не остался должен за тот груз, а? — он пошевелил пальцами в неуклюжих перчатках ручной вязки и бросил Люку потрепанный плащ, который вытащил из-под сиденья флаера. От его дыхания уже поднимался пар. — Который был у тебя на корабле? Я имею в виду — тем ребятам, из-за которых ты вляпался в дерьмо?

Люк хотел было заявить, что этот несуществующий груз больше его никоим образом не интересует, но тут у него возникла другая мысль. Он тоже понизил голос, хотя было совершенно ясно, что в радиусе сотен километров нет никого, кто мог бы их услышать, и сказал:

— Что ж, пусть лучше кое-кто думает, будто я разбился насмерть, пока я снова не накоплю себе небольшой стартовый капитал, — если ты понимаешь, о чем я.

Арвид кивнул, не задавая лишних вопросов. «Интересно, — подумал Люк, — насколько часто контрабандисты сваливаются на эту планету?» Впрочем, учитывая близость Педдуцис Хориоса, ничего удивительного в этом не было.

— Можешь сегодня переночевать у нас, у моей тети в Красном ущелье, — предложил Арвид. — Иначе замерзнешь. Тетя Джин тебе и за флаер неплохо заплатит, если захочешь его продать, так что тебе хватит, чтобы выбраться с планеты, когда доберешься до Хвег Шуля.

— Спасибо, — сказал Люк, плотнее запахивая драный, слишком большой для него плащ. — Ты мне сильно помог.

— Что ж, гости у нас нечасто бывают, — вид у Арвида, когда он забирался обратно в «аратек», был несколько смущенный. — Старожилы — все друг другу родня, но те из нас, кто появился здесь за последние лет десять, рады были бы услышать новости о том, что происходит ближе к Центральным системам. Что-нибудь знаешь?

Люк знал. В последующие полтора часа, пока Арвид сражался с вечерним ветром, дувшим вдоль дна высохшего моря, едва освещенного колеблющимся светом нескольких химических ламп, он развлекал неожиданного товарища историями о лихих контрабандистах, позаимствованными у Хэна, Мары и Ландо, рассказами об Альянсе, слепленными из его собственных приключений и приключений Леи, Зимы и Веджа. Довершали букет новости, слухи и намеки того сорта, какой больше всего в ходу у второразрядного межпланетного бродяги, каким он хотел казаться Арвиду; бродяги, зарабатывавшего себе на жизнь посреди всеобщего хаоса, не вставая ни на чью сторону, — так же, как когда-то Хэн.