Я направился прямо к столику Элеоноры, и за каждым столом, который я проходил, разговоры стихали и прекращались, пока женщины смотрели, куда я иду, и с кем собираюсь поговорить. К тому времени, как я добрался до Элеоноры, вся Чайная погрузилась в тишину, и повсеместно головы поворачивались и вытягивались, чтобы увидеть, что произойдет. Все телохранители напряглись. В первый раз я отчетливо услышал классическую музыку, играющую на заднем плане. Струнный квартет, умышленно искажающий Моцарта. Я остановился позади Элеоноры, произнеся ее имя, и она неспешно обернулась, чтобы посмотреть на меня.

– Ах, – сказала она. – Это вы, Тейлор. – Небрежная скука в ее ??голосе была произведением искусства. – Печально известный Джон Тейлор. Опять. Как же скучно...

– Нам нужно поговорить, – сказал я, играя роль бесцеремонного и загадочного, чтобы не быть превзойденным.

– Я так не думаю, – сказала Элеонора, спокойно и презрительно. – Я занята. Может, как-нибудь в другой раз.

Чайной это понравилось. Другие женщины за столом Элеоноры разве что не растеклись, молча и с выпученными глазами, извиваясь от возбуждения, видя, как она с такой небрежностью отмахнулась от имеющего дурную репутацию и чрезвычайно опасного Джона Тейлора. Она вряд ли могла впечатлить их сильнее, даже нагадь она рубинами.

– Вам известно то, что мне нужно узнать, – сказал я, играя свою роль до конца.

– Какая жалость, – сказала Элеонора. И отвернулась от меня.

– Ваш отец рассказал мне несколько любопытных вещей о вас, – сказал я, чтобы заставить ее повернуться обратно, и слегка улыбнулся, увидев ее напряженность. – Поговорите со мной, Элеонора. Или я всем здесь расскажу.

Она вновь повернулась и изучила меня холодным взглядом. Я блефовал, и она это прекрасно знала, но не могла рисковать. Дамы, Которые Обедают, упиваются проявлением слабостей, как пираньи брошенным сырым мясом. И, кроме того, я должен был быть более интересным, чем ее нынешняя компания. Поэтому она поговорит со мной и попытаться выяснить, что именно я знал, при этом сказав мне, как можно меньше взамен. Я видел все это по ее лицу... поскольку она позволила мне.

– Если я должна, то должна, – сказала она, проявив аристократическую милость к подчиненным. Она мило улыбнулась женщинам, которые сидели вокруг ее стола, сгорая от любопытства. – Извините меня, душеньки. Семейные дела. Вы же знаете каково это.

Женщины улыбнулись и кивнули, и сказали все правильные вещи в ответ, но было ясно, что они не могли дождаться, пока мы отойдем, чтобы начать сплетничать о нас. По всему помещению, все глаза смотрели, как я веду Элеонору в отдельную кабинку в дальней части и усаживаю ее в нее. Разговоры медленно возобновились. Телохранители расслабились за своими столами, без всякого сомнения, испытав облегчение от того, что им не пришлось иметь дело со мной. Рамон наблюдал за мной холодными, темными глазами, и его лицо абсолютно ничего не выражало. Я сел в кабинку напротив Элеоноры.

– Что ж, – сказал я, – ожидал встретить вас здесь.

– Нам нужно поговорить, – сказала она, резко наклонившись вперед. – Но вы же понимаете, я не могла сделать это легким для вас.

– Да, конечно, – сказал я, и задался вопросом, к чему все это шло.

– Я не хочу, чтобы вы решили, что я свободно общаюсь с кем попало.

– Боже упаси.

– Посмотрите на них, – сказала она, указывая на свой стол. – Трещат как птицы, потому что я посмела возразить скандально известному Джону Тейлору. Не сделай я этого, и завтра во все газетах появятся сплетни о том, что мы спим вместе. В некоторых из них все равно появятся, просто потому, что это отличная история.

– Боже упаси, – снова сказал я, и она резко впилась в меня взглядом. Я улыбнулся, и внезапно она улыбнулась в ответ. Немного расслабившись, она откинулась на спинку стула. – С вами легче общаться, чем я думала, мистер Тейлор. И мне будет с кем пообщаться.

Я указал на Рамона, сидящего в одиночестве за своим столом.

– Разве с ним вы не общаетесь?

– Я трачу значительные средства на Рамона не для разговора с ним, – сказала она сухо. – Во многих отношениях, он все еще мальчик. Довольно симпатичный и забавный для игр с ним, но не особо смышленый. Я предпочитаю именно таких милашек. Весь смысл молодых любовников в том, что ты играешь с ними некоторое время, а когда устаешь, переходишь к следующей игрушке.

– И вашему мужу безразлично? – поинтересовался я.

– Я не ради этого вышла за Марселя, – сказала Элеонора, как ни в чем не бывало. – Папа захотел, чтобы я вышла замуж, поскольку он крайне старомоден в некоторых вещах. Полагаю, что это не удивительно для родившегося столь давно, как он. Вы можете списать это на пережитки прошлого, но… папа полагает, что женщиной всегда должен руководить мужчина. Во-первых, ее отец, а затем муж. А поскольку дорогому папочке сейчас приходится заботиться о более важных вещах, это должен быть муж. Кажется, ему никогда не приходило в голову, что я выйду только за мужчин имеющих здравый смысл делать то, что им говорят, вдали от поместья Гриффинов. Я бы вовсе не выходила замуж, не будь необходимости оставаться на хорошем счету у папы...

– Я вышла замуж за Марселя, потому что он заставляет меня смеяться. Он обаятельный, воспитанный и умеет составлять хорошую компанию... и он ничего не требует взамен. У него своя жизнь, у меня своя, и они никогда не пересекаются. В былые времена, в дни становления папы, это назвали бы фиктивным браком. Но поскольку это современный век, только мое удобство имеет значение. О чем вы хотите поговорить со мной, мистер Тейлор? Папа не рассказал вам ничего интересного обо мне, поскольку я приложила большие усилия, чтобы убедиться, что он не знает ничего интересного обо мне.

– Вы будете удивлены, что я знаю, – сказал я, просто, чтобы сказать что-то. – Я все еще пытаюсь разобраться с каждым членом семьи Гриффинов, что проработать некоторые теории о том, кто мог похитить Мелиссу и зачем.

Элеонора пожала плечами.

– В действительности, мы не так уж сложны для понимания. Папа занимается своим бизнесом, мамочка живет, чтобы быть королевой высшего общества, Уильям убегает и прячется, когда папа не смотрит, Мелисса ханжеская боль в заднице, а моя милая гордость и радость Пол не выходит из своей спальни. Вот вам краткое описание Гриффинов.

– А как насчет вас? – спросил я. – Кто вы, Элеонора Гриффин?

Как и ее брат, когда Элеонора начала говорить она не могла остановиться. Слова потекли потоком из нее. Возможно, потому что прошло долгое время, с тех пор как она могла поговорить с кем-то откровенно, с кем-то, кому могла доверять, зная, что это останется в тайне и не предастся огласке… поскольку ему действительно на это наплевать.

– Папа никогда не уделял мне много времени, – сказала она, и хотя она смотрела на меня, ее взгляд был далеко, в прошлом. – Он очень старомоден. Его сын может быть наследником и частью семейного бизнеса, но не дочь. Поэтому мне приходилось проявлять гораздо больше изобретательности, чем Уильяму. Маму также ничего не заботило. Для нее было важно только то, что мы с Уильямом следили за модой. Таким образом, я воспитывалась чередой нянек, наставников, и нанятых компаньонов, все из которых отчитывались перед папой. Я никому из них не могла доверять. Я росла, не полагаясь ни на кого, кроме себя самой, и блюла свои интересы, прежде всего. Так же, как папа. За минувшие годы, я пыталась заинтересовать себя множеством вещей, чтобы скоротать время... Когда ты бессмертен, существует так много свободного времени. Я пробовала политику, религию, шоппинг... но ничего из этого не приносило надолго удовлетворения. В настоящий момент я решила просто наслаждаться своими деньгами и положением, и быть счастливой праздной мечтательницей. Делает ли это меня ужасно мелочной?

– Почему юные мальчики? – спросил я, тщательно избегая вопроса, у которого не было никакого хорошего ответа. – Поговаривают, что никто из них надолго не задерживается...