– Разумеется, он ей сказал – это уж прежде всего. Она знала, что он скажет. Потому и написала. План был тщательно разработан и сразу же оказал свое действие. Как опытный постановщик Руфь исключительно умело подготовила самоубийство номер два, и если бы Джорджу заблагорассудилось поверить, что ты убила Розмари, а потом, терзаемая страхом или угрызениями совести, покончила с собой, – но что ж, какое бы это имело для нее значение!

– И только подумать, я любила ее, очень любила! И на самом деле хотела, чтобы она вышла за Джорджа.

– Возможно, она была бы ему очень хорошей женой, не попадись на ее пути Виктор, – сказал Антони. – Мораль: милая девушка может обернуться страшной убийцей.

Ирис вздрогнула.

– И все это ради денег!

– Ты наивна, деньги многих толкают на преступления. Виктор, безусловно, действовал из-за денег. Руфь – отчасти из-за денег, отчасти ради Виктора и отчасти, я думаю, потому что она ненавидела Розмари. Да, она преодолела долгий путь к тому моменту, когда хладнокровно пыталась сбить тебя машиной, и пошла еще дальше, когда оставила Люциллу в гостиной, хлопнула входной дверью, а потом побежала к тебе в спальню. Как она выглядела? Нервничала?

Ирис задумалась.

– По-моему, нет. Она осторожно постучала, вошла, сказала, что обо всем договорилась, и спросила, как я себя чувствую. Я ответила «хорошо». Я была немного уставшей. Потом она взяла мой большой обтянутый резиной фонарь и сказала: «Какой славный фонарь», и после этого я ничего больше не помню.

– Конечно, не помнишь, дорогая, – сказал Антони, – потому что она слегка почесала тебе затылок твоим славным фонариком. Потом она с комфортом положила тебя у газовой горелки, плотно закрыла окна, включила газ, замкнула дверь, засунула под нее ключ, прикрыла половиком щель, чтобы не просачивался воздух, и спокойно спустилась по лестнице. Мы с Кемпом едва успели спрятаться в ванной комнате. Потом я побежал к тебе, а Кемп незаметно последовал за Руфью, она направилась к машине – знаешь, я сразу почувствовал подвох, когда она пыталась нам доказать, что приехала на автобусе и в метро.

Ирис содрогнулась.

– Это чудовищно – знать, что тебя хотели зверски убить. Значит, она всей душой меня ненавидела?

– О, я бы этого не сказал. Мисс Руфь Лессинг – очень деловая молодая женщина. Она уже пыталась совершить два убийства, и ей в голову бы не пришло просто так рисковать своей шеей. Не сомневаюсь, Люцилла Дрейк проболталась о твоем решении выйти за меня замуж, как только будет сделано предложение, в таком случае нельзя было терять ни минуты. После свадьбы я, а не Люцилла, стал бы твоим ближайшим родственником.

– Бедная Люцилла. Мне ее ужасно жаль.

– И мне тоже. Она безвредная, добрая женщина.

– А он уже арестован?

Антони посмотрел на Рейса, тот кивнул.

– Сегодня утром при посадке в Нью-Йорке.

– А он бы потом женился на Руфи?

– Она носилась с этой мыслью. Думаю, она бы обкрутила его.

– А ты знаешь, Антони, деньги не привлекают меня.

– Великолепно, дорогая, мы сумеем найти им достойное применение. У меня достаточно денег, чтобы прожить и обеспечить своей жене необходимый комфорт. А твои деньги, если не возражаешь, мы пожертвуем детским домам, или будем бесплатно раздавать старикам табак, или… А как ты думаешь, не развернуть ли нам кампанию за обеспечение Англии более качественным кофе?

– Я немного оставлю себе, – сказала Ирис. – На случай, если мне в будущем захочется от тебя уйти.

– С хорошими мыслями ты вступаешь в супружескую жизнь. А кстати, ты так ни разу и не сказала: «Великолепно, Тони» или «Антони, какой же ты умный».

Полковник Рейс улыбнулся и встал.

– Собираюсь на чай к Фаррадеям, – объяснил он. В его глазах забегали едва заметные огоньки, когда он обратился к Антони:

– А вы не желаете?

Антони покачал головой, и Рейс направился к выходу. В дверях он задержался и бросил через плечо:

– Всего доброго.

– Вот она, – сказал Антони, когда закрылась за полковником дверь, – наивысшая британская похвала.

Ирис спокойно спросила:

– Он думал, что я это сделала?

– Не сердись на него, – сказал Антони. – Понимаешь, он видел столько красивых шпионок, воровавших секретные формулы, обольщавших генералов и выведывавших военные тайны, что душа у него огрубела и сделалась подозрительной. Он решил, что и ты, должно быть, такого же рода красавица.

– А почему ты так не подумал, Тони?

– Думаю, потому, что я люблю тебя, – весело проговорил Антони.

Вдруг лицо его изменилось, стало серьезным. Он указал на стоявшую подле Ирис вазу с одиноко торчавшей серовато-зеленой веткой с лиловым цветком.

– Откуда взялся в такое время этот цветок?

– Появился откуда-то… странный цветок… наверное, осень теплая.

Антони достал его из вазы и прижал на мгновенье к щеке. В его полуприкрытых глазах мелькнули пышные каштановые волосы, веселые голубые глаза и алые страстные губы…

Он тихо произнес:

– Значит, ее больше нет с нами, да?

– О ком ты?

– Ты знаешь. Розмари… Наверное, она чувствовала, что тебе угрожает опасность, Ирис.

Он прикоснулся губами к благоухающей ветке.

– Прощай, Розмари, спасибо тебе…

Ирис нежно сказала:

– Это на память… – И еще более нежно добавила:

– Молюсь, помню, люблю…