Ряд животрепещущих проблем и вопросов, которые писатель поднимал в своих книгах двадцать лет назад, и сегодня не утратили жгучей злободневности. В частности - алкоголизм, спаивание народа.

Человеку так хочется удачи, особенно в девятнадцать лет. Получить пятерку по истории, достать билет в кино на новый итальянский фильм, который детям до 16 лет смотреть не разрешается, - разве это не удача! А жизнь почему-то так устроена, что удачи то и дело чередуются с неудачами и бурные радости и восторги часто сменяются горькими разочарованиями и огорчениями.

И кто только придумал неудачи? Почему еще не изобрели против них сильного и безотказно действующего средства? И что поделаешь, когда так хочется удач, одних только удач!

У многих, даже далеких от суеверия людей, кроме общих, так сказать широко распространенных примет, есть еще свои собственные приметы удач и неудач. Были они и у Веры Титовой.

Вера беспечно радовалась, когда ей переходили дорогу с полными ведрами, и спешила перейти на другую сторону улицы, если навстречу шел человек с пустым ведром. Это была "общая" примета, ее знали все. А была еще и другая, только ее, Верина, примета, о которой никто-никто не подозревал и не догадывался. Вера всегда старалась первой выйти из троллейбуса или из вагона метро, первой ступить на лестницу эскалатора. Главное - первой, это к удаче.

Троллейбус номер два, на котором сегодня ехала Вера, был переполнен. Открытые с обеих сторон окна мало спасали от нестерпимой духоты. Вера энергично пробиралась к выходу сквозь плотную неподатливую толпу, ей сегодня обязательно нужно было выйти первой, первой во что бы то ни стало. Сегодня решалась ее судьба. Быть Вере Титовой киноактрисой или не быть - об этом скажут списки принятых на первый курс студентов.

Верин отчим Константин Львович Балашов считал, что это он открыл Веру для кино. Он, скульптор Балашов, познакомил приемную дочь со своим приятелем кинорежиссером Евгением Борисовичем Озеровым. Евгений Борисович в присутствии Вериной мамы Ольги Ефремовны и Константина Львовича авторитетно заявил, что Верочка - редкий талант и что она рождена для кино.

- Ваш долг, друзья мои, - говорил возбужденный и порозовевший от выпитой водки кинорежиссер, - сделать все, решительно все для будущего этого юного дарования.

Блестевшие глаза Евгения Борисовича остановились на смущенной и вконец растерявшейся Вере, сделались глубокомысленными. Взгляд его, долгий, вначале холодновато-задумчивый, постепенно теплел, мягчал, переходил в легкую покровительственную улыбку, при которой глаза режиссера слегка сужались, правая бровь чуть поднималась, а толстые губы чуть-чуть шевелились. На Веру этот взгляд производил впечатление, у Ольги Ефремовны рождал добрую надежду, а Константин Львович, которого взгляд приятеля интересовал не больше, чем интересует полная луна столь же полного борова, говорил просто и прямо:

- А ты помоги, Женя, помоги. Дай ход таланту, выведи.

И без всяких тостов и церемоний опрокидывал стопку водки, запивал минеральной водой и аппетитно закусывал.

Балашов уже второй месяц лепил портрет Озерова. Евгений Борисович находил, что в портрете маловато сходства, но несомненно есть мысль, характер и, главное, экспрессия, лаконизм, "обобщенные объемы". Автор же вложил в этот портрет все, что мог и на что был способен, и охотно сообщил, что он доволен своим произведением.

- Сходство, Женечка, у фотографа за рублевку можно приобрести, - пробовал философствовать Балашов. - А у нас с тобой - искусство. Это, брат, на века. В бронзе отольем. А то хочешь - кованую медь? А? Это тебе не какой-нибудь полированный-шлифованный булыжник. Это же вещь, - звон колокольный, силища!.. Через сто лет зрителю будет ровным счетом наплевать, похож ты или не похож. Ему важно будет характер увидеть, высокое искусство, пластику. Я хочу, чтоб потомки, глядя на твой портрет, видели, что и в наше время были художники со вкусом. Да, именно со вкусом. Для которых искусство - это все, святая святых. Вечный поиск, а не болотная традиция, покрытая мохом и плесенью… Искус. Да, именно искус, что значит проба. Оттого и искусство называется.

Вере было неприятно, что Евгений Борисович, к которому у нее постепенно и осторожно рождалась симпатия, соглашается с отчимом. "Как это так, безразлично, есть сходство или нет? - думала Вера. - Тогда зачем же он заставляет Евгения Борисовича позировать, терять время? Посадил бы дворника и лепил бы с него кинорежиссера". Вера видела, что и Озерову далеко не все равно, похож он или не похож на самого себя в изображении отчима. Он только деликатничает и щадит самолюбие автора. А Константину Львовичу и вовсе не за чем было браться за портрет: это совсем не его амплуа, лепить людей он не умеет. Его дело - животные. Это у него выходит, там лошадь не спутаешь с бараном, а волка с лисой даже при этих самых "обобщенных объемах" и лаконизме - ультрамодных компонентах "нового стиля".

Как бы то ни было, а Верина карьера началась с этой встречи. Евгений Борисович предложил ей сниматься в фильме "Дело было вечером". Роль ей выбрал подходящую - не главную, конечно, но очень ответственную, - роль сельской девушки, подружки героини.

- Именно вы нам нужны, ваша изумительная коса, - восторженно говорил Евгений Борисович, вздернув свой массивный подбородок и нетерпеливо расхаживая по комнате. - И как вы ее сохранили, старомодную, пепельную, поэтами воспетую и перепетую девичью косу?! Удивляюсь. Для нашего фильма специально берегли, признайтесь?

Верочка посмотрела на Озерова прямо, быстро, настороженно.

- Значит, вам только коса моя нужна?

Он не мог не оценить ее вопроса и взгляда.

- Нет, конечно нет, Верочка. Ваши глаза, черты лица, ваш голос, манеры - вся вы созданы для этой роли. И вообще, замечу вам, вы ки-не-ма-то-графичны! Вы рождены для кино! - проникновенный голос Евгения Борисовича звучал мягко, певуче и, как думала Вера, очень искренне. - Понимаете, в чем суть вашей роли?

"Моей роли", - с волнением мысленно повторяла Вера, не пропуская ни единого слова и жеста режиссера. А он говорил какие-то необыкновенные слова:

- Вы подруга героини - девушки незаурядной, энергичной, но не женственной и этакой, понимаете, с очень посредственной внешностью. А вы - красавица, прелесть. Вы полная противоположность своей подруге.

Вера успешно справилась со своей ролью. Съемки в кино не помешали ей окончить школу с серебряной медалью. Вере сопутствовали удачи - сплошные и грандиозные. Все шло, как в чудесной сказке, космическим звездолетом мчалась она к своей мечте. Путь ее, прямой и светлый, проходил через ВГИК - Государственный институт кинематографии. Евгений Борисович сказал: конкурс будет большой, серьезный, но мы постараемся, Верочка, выйти победителями.

Вера не сомневалась в успехе: много ли найдется юношей и девушек, поступающих на актерский факультет ВГИКа, которым уже посчастливилось сниматься в кино?

Вера вышла из троллейбуса первой и, не задерживаясь, перепорхнула у светофора на противоположную сторону улицы. Она не шла, она летела в институт на крыльях большой мечты, счастливой надежды. А навстречу ей со стороны выставки, оттуда, где белеет полукруглая колоннада института, мчались стальные исполины "Рабочий и колхозница", изваянные великим скульптором Верой Мухиной. Они надвигались на Веру Титову стремительно и величаво и, казалось, хотели подхватить ее, увлечь и вознести. И в их могучем серебристом беге, в открытом и ясном взгляде, в стальных мускулах сказочных титанов Вера видела образ своей страны, лик эпохи.

Что-то великое и прекрасное излучала из себя серебристо-звонкая скульптурная группа, какие-то невидимые лучи исходили от нее ореолом голубого сияния и проникали глубоко в душу, в сердце, в мозг. Играло солнце миллионами золотисто-серебряных блесток, отраженных в скульптуре, в звездном шпиле Главного павильона, в стеклянном полушаре павильона "Механизация", в оранжевой керамике новых зданий, в полыхающем пламени флагов. И все это в сиянии небесной синевы струилось, колыхалось, двигалось.