Посасывая палец с легким испугом закрываю коробку, не понимая, на кой черт хранить столько стекла? В голову настойчиво лезет непрошенное воспоминание из детства, как Макс-подросток вкладывает мне в ладонь стеклянный осколок. Мотаю головой, чтобы окончательно не сойти с ума. Нет, это просто совпадение.

Перебираю письма и сглатываю. Все адресованы Максимилиану Деккеру. И практически все из психологического реабилитационного центра. Открываю второй ящик, но там лишь какие-то бумаги, много бумаг, обзоры, названия каких-то клиник, некоторые бумаги в бурых пятнах старой крови. Пячусь назад, вдруг сильно испугавшись.

Но едва отхожу на пару метров, как слышу звук открываемой двери, и позади меня раздается изумленный голос.

— Wer sind sie?

С недоумением оборачиваюсь на высокий тонкий голос, уставившись на стройную красивую девушку со светлыми волосами. Голубые глаза смотрят на меня с настороженностью и любопытством, сочные губы бантиком приоткрыты в немом вопросе.

В руке она держит верхнюю одежду.

— Вы кто? — спрашиваю я по-английски, не переставая пристально разглядывать словно с неба упавшую на голову девушку.

— Это я хочу тебя спросить, дорогуша. Что ты здесь делаешь? Это комната моего парня.

И не успеваю я сделать и шага, как в комнату заходит сводный брат. В его руках увесистый розовый чемодан. Взгляд переходит от моего напряженного застывшего лица к открытым ящикам комода, темнеет на глазах.

— Что ты здесь делаешь? — в голосе слышу клокочущую ярость.

Спросил на английском по всем правилам хорошего тона, мерзавец вежлив перед своей девушкой.

— Я пришла убираться, — демонстративно отвечаю на русском.

— Свою комнату я убираю сам, — отрезал он, поджав губы. — Выйди вон.

Словно ножом полоснул последней фразой. Медленно закипаю.

— Полегче на поворотах, любимый братишка, а не то твоя подружка узнает о наших маленьких шалостях, — цежу я, резко двигаясь к выходу. — Я не имела ни малейшего понятия, что это твоя комната, Катарина не предупреждала.

Хотела пройти мимо, но он внезапно схватил меня за запястье. Весьма больно.

— И поэтому ты полезла по ящикам? — холодно парировал он.

Все это время девушка переводила свой возмущенно-недовольный вид с меня на своего парня, явно не понимая русскую речь.

Я стушевалась. Не зная, что ответить. И впрямь, какого черта я шарила по чужим вещам?

Просто вся таинственность вокруг него напрягала, я хотела узнать о нем больше, обнаружить хоть какой-то козырь, и, судя по письму под моей подушкой, мне это удалось. Мне нужно хоть что-то, что поможет приструнить сводного брата и прожить остаток сезона спокойно. Но то, что я обнаружила здесь вызывало только еще больше беспокойства, кучу туманных вопросов и желание все расставить по полкам в своей голове.

— Отпусти, — я дернула рукой, но он не пошевелился, продолжая сверлить меня взглядом и сдавливать запястье. — Твоя пассия сейчас во мне дыру прожжет, отпусти меня. Мне больно.

Он прикрыл на секунду глаза, затем выпустил руку, нервно выпрямляя пальцы, словно коснулся чего-то гадкого.

— Забирай с собой, — Макс кивнул на огромную тележку в углу, про которую я успешно забыла.

Кусая губы, схватила тележку за поручни и покатила вон из комнаты.

Глава 11

Кое-как закончив с уборкой, я бегу в свой номер, самый дальний, как оказалось, от комнаты сводного брата. Предварительно взяла с собой канцелярский нож. Отрываю письмо и лихорадочно пробегаю по строчкам.

«Дорогой Макс, надеемся, что вы чувствуете себя значительно лучше… не получили ваш ежемесячный отчет… нам важно отслеживать график вашего состояния… необходимо вовремя подавлять вспышки гнева… бла-бла-бла, много непонятной воды, терминов, мало по делу.

Что ж, самое основное итак понятно — сводный брат состоит на учете в этом центре, получает поддержку, ежемесячно отчитываясь о своем психическом состоянии и неконтролируемых вспышках гнева.

Аккуратно заклеив письмо, чуть позже всунула в еще неразобранную стопку, что так и валялась на ресепшене. Томас, как всегда, висел на телефоне, отвечая по-немецки.

В эти дни была жуткая суета, а сегодня вообще невероятно трудно. Или это просто брат обычно щелкает сыплющиеся проблемы как орешки? Заехало много постояльцев, половина из них явно ожидали отель с пятью звездами «все включено». Телефон звонил не переставая, работа кипела, а на улице, как назло, была просто потрясающая погода.

— Черт! — произнес Томас через некоторое время, в сердцах бросив трубку.

— Что случилось?

— В этом районе будут проводить технические работы, хотят отключить свет, — недовольно пробормотал Томас. — Нужно срочно купить новый аккумулятор для нашего генератора, как он сгорел весной, так и забыли про него.

— Я одна не справлюсь, не оставляй меня, — испуганно помотала головой, представив, как мне придется успокаивать бушующих чехов, что атаковали стойку каждые полчаса.

На английском они говорили плохо, но Томас как-то умудрялся объясняться с ними, чертил какие-то схемы, рисовал рисунки. Я же сбегу после первого недовольного слова, как вообще можно справиться с ругающимися постояльцами?

- Блин, Макс будет в ярости, он только из Зальцбурга приехал, мог бы по пути купить. Но кто же знал… А теперь опять мчаться на ночь глядя.

— Жаль, что я не разбираюсь во всем этом, могла бы съездить, но боюсь, привезу не то, — сокрушенно качала я головой.

— Придется мне ехать.

— Макс не станет мне помогать здесь, я знаю. — На этих словах Томас лишь странно посмотрел на меня.

— Я не хочу оставлять тебя с ним наедине, — неловко выдает он, пряча свой взгляд.

— О чем ты? — внимательно смотрю на смутившегося парня, хлопая ресницами.

— Хм, просто держись от него подальше. Он твой брат, я понимаю… Но так же понимаю, что это он с тобой сделал, — он кивнул на мое лицо, что сейчас застыло неподвижной маской. — Больной ублюдок.

Я сглотнула.

— Кто тебе сказал?

Проклятое лицо. Снова меняет мою внешность. Кровоточит, вспарывает старые душевные раны.

Был период, когда я даже подстригала определенным образом волосы, чтобы волна прятала застывшую половину. Но потом я перестала это делать, даже наоборот, заправляла локоны за уши. Пыталась принять себя такой. Мне хотелось быть обычным подростком, который красит волосы в необычный цвет, пробует травку, встречается с парнем.

Который однажды все же бросил меня. Из-за этого проклятого лица.

— Твоя мать. Она просила присмотреть за тобой, удостовериться, что он тебя не обижает.

Так и хочется крикнуть: и где ты все это время был, блин?! Когда пальцы сводного залезали в мои трусики уже дважды! Почему никто не остановил его, когда он меня лапал в подсобке? Толку от его присмотра, Макс уже два раза чуть не поимел меня.

Тяжело вздыхаю, убрав волосы за уши.

— Это старая история. Но да, это по его вине. Томас… — увидев вопросительный взгляд парня, оглянулась и тихо продолжила, понизив голос. — Я видела письмо… На имя Макса Деккера.

Томас ровно смотрел на меня, не мигая.

— Это… — я не знала, как сказать прямо.

— Я понял, о чем ты, — он прикрыл глаза, осторожно подбирая слова. — Просто не лезь туда, ладно? Это не твое дело.

— Это стало моим делом много лет назад, уже поздно. Я хочу знать, — настаивала я. — Почему он должен ежемесячно отчитываться? Что такого он натворил? Что за вспышки гнева?

Нервно почесав переносицу, Томас тоже переходит на шепот.

— Знаешь, что такое "селфхарм"? — наклонившись к моему лицу, шепчет парень. Вблизи я вижу расширенные зрачки его глаз. Хмурюсь, ничего не понимая, но по спине отчего-то бежит легкий холодок.

— Ммм…

— Я сам мало что знаю о его письмах, об этой клинике, и вообще о его прошлом. Знаю одно. Он причиняет боль. Сам себе. Это самоповреждение. Не очень понимаю все это, но знаю, что все плохо, очень плохо. Это симптом многих психических расстройств.