Мне давно не было так хорошо. Черт, мне никогда не было так хорошо.

Все тело подрагивает, пока я пытаюсь прийти в себя после оргазма, потихоньку эйфория смывается. Боюсь смотреть ему в глаза.

Макс встает, его шорты оттопырены, показывая, как сильно он возбужден. Привычным движением отбрасывает челку со лба, и, глядя в мое напряженное от неловкости лицо, спокойно произносит:

— Ложись спать, дурища непутевая. Завтра тебе наверняка будет стыдно, и ты, возможно, скажешь спасибо, что я не отымел тебя как следует. Эрвин бы не ушел, пьянь русская.

Он выключает свет и уходит, оставив меня в исступлении сжимать простынь в руках.

Это просто пиз**ц!

Какая. Я. Дура.

Глава 6

Утром следующего дня я открыла глаза, желая умереть.

Да, он оказался прав. Мне дико стыдно за вчерашнее поведение, я теперь просто не смогу смотреть ему в глаза. Как мне вообще выйти из комнаты с тем, чтобы не сгореть от обжигающего чувства стыда?

Бог мой! Я кончила на его пальцах, громко стонала его имя! Черт, черт, черт!

Меня прошибал липкий пот, пока я судорожно размышляла о том, что мне ему сказать и как себя оправдать. Как оправдать то, что я сама надрывно насаживалась на его пальцы, откидывалась в его руках? Твою мать!

Я только приехала, и тут же совершила такую колоссальную ошибку! Я просто не могла, нет!

Только не с ним. Только не с этим человеком. Я же должна его ненавидеть, а не плавиться в его горячих руках, как воск, позволяя делать со мной все, что угодно.

А он просто хотел пристыдить меня, поставить на место, унизить! И у него это прекрасно получилось. Уж лучше бы меня пьяную поимел Эрвин, чем заставил ярко кончить человек, с которым у меня свои счеты, своя история. Гадкая, опустошающая, болезненная история.

Как я могла?

От обиды, злости на себя и собственного бессилия хотелость выть, рвать волосы клочьями, бить себя руками по лицу.

Я элементарно не смогу отсюда уехать, у меня нет денег. Предполагалось, что за мою работу мне будет платить братишка. Нет слов, какая я дура.

Кое-как вылезаю из кровати и двигаюсь в ванную. В зеркале на меня смотрит взлохмаченная девица с уже бледно-лиловыми волосами. Губы искусаны от волнения, половина лица застыла пластиковой маской. Теперь, едва я подумаю о нем и нашей предстоящей встрече, оно всегда будет таким.

От отчаяния хочется плакать. Придется снова использовать старый прием, помогавший в прошлом не нервничать. Я фокусируюсь на странах, беспорядочно вспоминаю, одну за другой. Главное назвать столицу. Все это происходит в моей голове, конечно.

Приведя себя в порядок, я иду работать. Время накрывать завтрак вместе с Томасом.

Томас выглядит ничем не лучше меня, его лицо опухло, под глазами мешки.

— Ох, Вера, привет, — протягивает напарник, и смотрит на меня внимательным взглядом.

Я смущенно отворачиваюсь, хватаясь за хлеб, который, судя по всему, сегодня привез кто-то другой. Хлеб еще горячий, и я фокусируюсь на нем, параллельно вспоминая столицу Пакистана.

— Макс сам забрал хлеб сегодня, — с облегчением выдыхает Томас, и я вздрагиваю при упоминании его имени.

Мы почти не разговариваем, так нам обоим плохо. Я выдула уже несколько чашек кофе из своего же кофейника, с которым по привычке ходила между столиками. Иногда возникало дикое желание присосаться к носику и глотать кофе жадными глотками прямо из кофейника.

Сводного брата я так и не видела в течении всего дня, и под вечер даже расслабилась.

Только один раз увидела в окно, как отъезжает вечером его как обычно заляпаный грязью внедорожник.

Ночью я долго не могла уснуть, ворочаясь в постели, проклиная судьбу, новоиспеченного брата и больше всего себя.

На протяжении всей недели мы умудрялись почти не сталкиваться, а если нужно было что-то обсудить именно с ним — я просила Томаса. Через какое-то время я поняла, что не я одна пытаюсь держать дистанцию. Он тоже меня избегает. Меня это больше, чем устраивало.

Выходной у меня, как и у всех остальных, был плавающий, я могла взять его в любой день, предупредив заранее, конечно, хотя бы за сутки.

В один из таких дней, я, почти позабыв о том безнравственном случае с Максом, не знала чем себя занять, как ко мне подошел Томас.

— Погнали кататься?

— Я не умею, — удивленно смотрю на него. — Да и выходной кто тебе даст в тот же день, что и мне.

— А вот и нет, я уже договорился с Максом. Он отпустил нас двоих. Сегодня с ним старый Йорн. Макс тоже говорит, что негоже тебе просто так слоняться. Надо учиться кататься, поэтому я буду сегодня твоим инструктором.

Что? Макс собственноручно отправляет Томаса помочь освоить мне горнолыжный спорт? Это что-то странное.

— У меня нет экипировки, — растерянно отвечаю я, хотя попробовать мне уже давно хочется. Думаю взять напрокат после первой зарплаты, но ведь нужны еще штаны и куртка покороче, а никак не тяжелый пуховик.

— Я тебе дам, — раздается низкий голос за моей спиной, и, обернувшись, вижу его.

Сердце стучит, как разогнавшийся эшелон, я моргаю… и чувствую, как застывает мое лицо. Побледнев, опускаю голову. Финляндия — Хельсинки, Албания — Тирана, Бельгия — Брюссель, Венгрия — Будапешт, Швейцария — Цюрих. Нет, ошибка. Черррт.

— Идем за мной, — спокойно произносит Макс и идет в сторону коридора.

Но я застыла, как мраморная статуя. Томас поднимает брови, не понимая, чего я встала, и усилием воли я делаю шаг в сторону Макса, вспоминая про себя очередную вереницу столиц.

Спина брата маячит прямо передо мной, он не оборачивается на мои тихие шаги, продолжая двигаться вперед. Опять чувствую проклятый запах дерева, к которому начинаю привыкать. Останавливается около какой-то подсобки. Открывает дверь электронным ключом и входит, включая свет. Коротко бросает:

— Проходи.

Его спокойствие бесит. Захожу внутрь и аккуратно прислоняюсь к стенке, стараясь не смотреть ему в лицо. Но его холодно-синие глаза притягивают, как магнит. Парень пристально смотрит на меня исподлобья, словно копаясь внутри моей души, что-то ищет. Вижу, как темнеет его взгляд.

Перед моими глазами опять эпизод на кровати…

— Кхм, я…

— Вещи не новые, даю на время, — перебивает он меня, резко отвернувшись к шкафу. Усердно ковыряется в нем, выуживает ярко-красный комбинезон, желтую доску, ботинки. Все явно женское. — После зарплаты купишь себе новое, в прокат не бери, экип жутко расшатанный. Томаса слушайся, он хорошо катается, думаю, без труда научит.

— Это все необязательно, — решительно начинаю я. — Я могу подождать, потом куплю и попробую. Я не тороплюсь.

— Я же вижу, как ты смотришь на катающихся, — невыносимые глаза словно пытливо рассматривают меня, вновь заставляя мой взгляд опускаться, метаться из стороны в сторону. Избегать тяжелой синевы его глаз.

— Чье это? — спросила я, просто пытаясь хоть как-то смягчить эту неловкость. Лучше бы промолчала, потому что его ответ мне не понравился.

— Моей девушки, — спокойно ответил он.

Из моих легких будто одним толчком выбивают воздух. Брать одежду и сноуборд сразу расхотелось, на душе острыми когтями поскребывают кошки от непонятных эмоций. Плевать мне на него. Ну было мне хорошо в его руках по пьяни, это ровным счетом ничего не значит.

Братец тоже хорош. Есть девушка, а он залезает в трусики другой.

Хотя неприязнь к нему увеличилась, неприятный осадок из-за наличия девушки точил острием где-то в груди.

Парень вдруг подошел ко мне и схватил за подбородок, поворачивая лицо к себе. Пальцы, на удивление, держали нежно, но твердо.

— Ты можешь смотреть мне в глаза, прекрати свои мучения.

— Ты специально это сделал, — сглотнув, проговорила я, отодвигая лицо от его рук. — Унизил.

Мне не нужно было объяснять что я имела ввиду.

Макс поджимает губы и скрещивает руки на груди, глаза его сверкнули от негодования.

— Ты стонала мое имя, кончала на этих пальцах, — для наглядности он помахал своей рукой передо мной. На секунду я прикрыла глаза, пытаясь успокоиться. Чехия — Прага, Швеция — Стокгольм… — Ты называешь это унижением?