— Дед! Дедуечек! Пошли за бабками! А то смотри, кожаную трубку курить заставлю!

Уголовник надвигался, и Змей опустил глаза. У таких синих развито чутье на противника. Спугнешь, чего Доброго.

— Дедуек! Ты че молчишь, проглотил чего-нибудь?

Так я еще не начал… Вздрочнем? — Синий демонстративно покатал шары в карманах и достал нож. — Дедуек, учти: кожаным — оно мягше пойдет, чем железным!

Щелкая пружиной, он подошел на расстояние контакта, но стоял несподручно. Так, как он стоял, пришлось бы его убивать. Змей закрылся беспомощным жестом, выставив руки ладонями наружу. Может, пожалеет старого? Есть же у этого хмыря отец? Хотя, если отец у него такой же, как он сам, Синий должен его ненавидеть.

— Тук-тук! Дедуечек! Пиздец пришел! — Нож с тонким свистом рассек воздух и наотмашь писанул Змея поперек ладони.

Старость, как известно, не радость. Змей уже был не способен махнуть ногами выше поясницы и вообще полагался больше не на силу, а на удары по точкам. Каковой и провел. Синий, как уже было сказано, стоял несподручно для его коронного клевка по сонной артерии. Имея под носом нож, вырубать противника надо было с гарантией, и Змей перебил ему трахею. Смешно: в каком-то американском боевичке это выдавалось за вершины тайного мастерства — плохой парень долго выдрючивался с обезьяньими ужимками и наконец ударил, визжа, как будто ему прищемили мошонку. А Змей просто воткнул Синему большой палец пониже адамова яблока.

Уголовник еще жил остаточной жизнью повешенного. Кинул руки к горлу, полоснув себя по щеке забытым ножом, и кровь побежала, живая кровь. Наверное, врачи еще могли бы его спасти, но для этого Синего надо было положить на операционный стол не позже чем через десять минут. А поскольку это было нереально. Синий де-факто уже вошел в круговорот веществ в природе. Хрипя, он попытался ткнуть Змея ножиком, но был слишком потрясен и озабочен собой. Змей выбил ножик простым ударом по запястью.

«Дедуечек», — прочитал он по шевелящимся губам, оттолкнул умирающего, чтобы расчистить сектор обстрела, и перешагнул.

Громилы, занятые истреблением виски, обернулись только на звук упавшего тела. К тому времени Змей успел достать пистолет и для вящей убедительности взвести курок.

— Вставь чеку, внучок, — попросил он верзилу с гранатой. Этот, надо сказать, наблюдал за умерщвлением Синего с самого начала (видимо, Есаулов не врал насчет его чеченского опыта), но почему-то не пытался вмешаться. Впрочем, ясно почему: он на стороне Есаулова. Какого черта они приперлись сюда выяснять отношения?!

Гранатометчик не реагировал, и Змей подкрепил просьбу движением ствола.

— Вставь, пожалуйста. Где она у тебя?

— Да граната учебная, отец, — без особого волнения сообщил верзила, показывая из кулака высверленное дно «феньки». — Запал только настоящий. Ща вставлю чеку, у меня просто пальцы свело. Ты, главное, не нервничай с большой.

— Я и не нервничаю, — ответил Змей, переводя ствол на истребителей виски, которые наконец-то сообразили полезть по карманам. — Замрите, внучки. Есаулов, скажите им.

За спиной забился в конвульсиях Синий.

— Замрите, замрите, — подтвердил верзила с гранатой. Сосредоточенно щурясь, он тыкал чекой в отверстие запала с таким видом, как будто вставлял нитку в иголку.

Есаулов (если он действительно Есаулов) онемело смотрел на своего поверженного соперника-сообщника.

Змей слышал позади себя дробный стук и, не оборачиваясь, знал, что Синий пляшет, как марионетка, и кровавая пена лезет у него изо рта.

— Синего замочили! — охнул один из истребителей виски и, мало что соображая, снова дернул рукой к карману.

Пускать в ход незарегистрированный пистолет не хотелось. Давая бандиту время опомниться. Змей выждал долгие две секунды, и тут директрису перекрыла спина верзилы. Он подскочил и вмазал своему рукой с зажатой гранатой.

— Базара нет, отец. Мы уходим.

— Скатертью дорожка, — пожелал Змей. — Тело захватите, а ключики от двери оставьте. И от наручников.

— Глохни, гнида, — ерепенился получивший гранатой бандит. Верзила в спину вытолкнул его из кабинета и вернулся за Синим.

— Оно конечно, гнидам глохнуть, а героям петь. — Змей подмигнул верзиле, чувствуя к нему что-то вроде симпатии.

Есаулов уходил последним. В удивившем Змея порыве он схватил его руку и горячо пожал:

— Никаких претензий, Владимир Иванович! Я исчезаю.

Змей остался наедине с прикованными к батарее чопами.

— Вот что, гопота, — начал он, раздумывая, что с ними делать: освободить немедленно и вытянуть информацию по принципу «гора с плеч — языки до плеч» или для начала припугнуть.

Пол вдруг ушел из-под ног и ударил Змея в подбородок. Под сердцем знакомо разлилась расплавленная сталь.

Он почувствовал, как его переворачивают, в ноздри ударило влажным смрадом джунглей, и Альварес, лицо реальное, кубинский лейтенант и добросовестный экспортер революции, склонился над своим командиром.

— Я Шишкин, — сказал он. — Владимир Иваныч, что вы принимаете? Лекарства где?

«Какие лекарства?! — изумился Змей. — Ты же давно мертвый, и я, стало быть, тоже, раз мы с тобой разговариваем. Мне теперь не нужны лекарства».

Яркий свет вспыхнул перед ними, он был так ослепителен, что казался осязаемым. Альварес нырнул в свет и растворился, а Змей еще стоял в темноте, как топором обрубленной у самых его ног, и это показалось ему обидным. Он шагнул вперед, торопясь и предвкушая покой.

Семга, балык, икра белужья — не просто «черная», а бе-лу-жья, понимаете? — маслинки, огурцы и помидоры, персики… Змеева пятисотка растаяла. Забежав в общагу, Татьяна подчистую выгребла получку, которую дали ей раньше времени по указанию Барсукова, и уже в Москве, в супермаркете на Октябрьском Поле, купила любимые Змеевы сладости: вишню в коньяке и трюфельный бельгийский тортик. Девчонки отдали ей взяточное шампанское, и ужин при свечах должен был получиться просто грандиозным. Душа пела — раз шубу подарил, то, может, все-таки женится. По крайней мере, обсуждение нового брачного контракта сегодня вполне может состояться.