Но, так или иначе, тратил он меньше, чем зарабатывал. Одна только дача под Шереметьевом стоила тысяч триста — триста пятьдесят, не считая доставшейся почти даром земли. Сколько осталось у Змея на счетах, выяснить было невозможно.

Татьяна перебрала его кредитные карточки — восемь штук, в основном «золотые» и «платиновые». Близок локоток, а не укусишь: чтобы получить по ним деньги в банкомате, нужно знать код, а без кода — иди в банк, но там с тобой и разговаривать не станут, заморозят счет, и все.

В поисках кодов она перевернула всю квартиру, съездила на дачу и перевернула дачу. Результатом была заклеенная бумажка с логотипом «STB card» и угрожающими надписями: «Строго конфиденциально», «Убедитесь в том, что конверт не вскрывался». Убедилась, оторвала края бумажки, перфорированные, как страницы блокнота, раскрыла — вот они, четыре цифры, код карточки! И надпись, которая подсказала ей, что стало с остальными такими бумажками: "Ваш персональный номер напечатан в рамке.

Запрещается хранить этот номер вместе с карточкой. Запомните этот номер и, если Вы уверены, что запомнили его, уничтожьте этот листок".

В банкомате на Пушкинской она подсмотрела, как делают другие, довольно уверенно сунула карточку в щель, а дальше было просто, как с компьютером: банкомат сам подсказывал, что делать. «Введите Ваш персональный номер», «Введите сумму, которую Вы желаете получить»… Ввела для начала десять тысяч рублей. И получила ответ: «Запрошенная сумма превышает сумму Вашего вклада». Методом тыка, запрашивая все меньше и меньше, Татьяна дошла до девятисот рублей. На эту сумму банкомат ее осчастливил. Помимо денег, он выдал список последних операций, состоявший из двух строчек.

Кто-то перечислил на счет Змея девятьсот пятьдесят, а она сняла девятьсот, и какую-то мелочь банкомат зажилил себе за услуги. Татьяна выгребла из компьютерного гаденыша остатки. Было ясно, что это какой-то случайный гонорар.

Она вспомнила, что в том же доме, где размещалась редакция Сергея, находится ломбард, и решила на пробу показать бриллиантовые сережки, которые Змей привез ей из Израиля. К сережкам прилагался сертификат Национального алмазного центра и чек на полторы тысячи долларов, но все это лежало дома. Рассчитывая, что дадут хотя бы половину, Татьяна отстояла очередь с простоватыми пенсионерками. Закладывали кто обручальное кольцо, кто серебряные ложки, суммы получали нищенские.

Взяв только что вынутые из ушей Татьянины сережки, приемщица, ни слова не говоря, потянулась к бриллиантам скальпелем — выковыривать! Татьяна возмутилась. И получила равнодушный ответ: «С камнями мы не работаем, золото берем по цене лома. За ваши сережки дам рублей двести, а с бриллиантами что хотите, то и делайте».

Сережки Татьяна забрала. Лучше полторы тысячи долларов в ушах, чем двести рублей в кошельке.

Вопрос с деньгами она так и не решила. Ожидая, когда будет готово завещание, всю неделю ходила в церковь: была и на «Соколе», и у консерватории, и у Сергия в Бусинове, и даже съездила в ближайшую к госпиталю. Бог миловал: нотариальную контору за это время не накрыли.

Но произошло кое-что похуже: не прошло и трех дней со дня похорон, как соседка Нина Александровна сказала Татьяне, что без нее приходили какие-то, ломились в квартиру — вселяться.

Она позвонила в ДЭЗ.

— Еще полгода можете жить спокойно, не выгоним, — неизвестно чему веселясь, сказала ей техник-смотритель. — Но вы сами знаете: ваши дома скоро под снос, народ рвется занимать площади… Поставьте стальную дверь, а то вселятся — потом с милицией не выкуришь.

— Уже поставили давно, — сказала Татьяна. — А прописать меня не могут? Я здесь живу пять лет.

Техник-смотритель многозначительно помолчала.

— Вот если бы вы были беременны…

— Я беременна.

— Тогда приходите, поговорим.

У Татьяны оставалась справка, которую ей сделала Любка еще перед юбилеем, чтобы предъявить Змею. Но там — шесть недель, а теперь уже выходил четвертый месяц. Она подложила под свитер думочку и пошла в ДЭЗ.

За пятьдесят долларов техник-смотритель дала совет: подавай в суд. Пока дело в суде, точно не выселят.

Чувствуя, что ее хождения только начинаются, Татьяна отправилась в «Мосприватизацию».

Змей начал оформлять приватизацию еще полгода назад, и сейчас молодой чиновник, напомнивший ей Шарообразного из нотариальной конторы, сказал, что все готово, но документы он может выдать на руки только хозяину квартиры.

— Он скончался, — сообщила Татьяна. — Я жена, имею завещание на все движимое и недвижимое.

Повидавший всякое мосприватизатор недоверчиво уставился на нее и затянул на одной ноте:

— Будет завещание — посмотрим. Но сами понимаете, какая у нас загруженность, столько документации.

Слава богу, взяточник, сообразила Татьяна. А был бы упертый — и не подъедешь. Узнать бы, сколько это стоит…

И этот локоток был так близко, что слюнки бежали укусить. А когда в назначенный день позвонил Шарообразный и сказал, что завещание готово, Татьяна решилась расстаться с диадемой.

Название фирмы на визитке, которую дал Шарообразный, неприятно напоминало всероссийскую наколку Мавроди: "АО «МММ». Пятидесятитысячную диадему там оценили в пять тысяч. Сказали, что могут принять ее и в заклад, но в этом случае дадут три с половиной тысячи под пятьдесят процентов в месяц. Это был откровенный грабеж. Перед тем как хлопнуть дверью, Татьяна поинтересовалась, какие дураки сдают заклады на таких условиях. Оказалось, не дураки, а «челноки». У них деньги оборачиваются за три-четыре дня, и процент набегает не такой уж большой.

Набравшись терпения, она обошла с диадемой все антикварные магазины на Старом Арбате. Максимум, что ей предложили, — десять тысяч долларов, но рублями и по такому курсу, что, если менять их для Шарообразного в доллары, получится девять.

Татьяна была готова расстаться с диадемой навсегда.

Но девять тысяч долларов ничего бы не решили! Примерный список ее ближайших расходов выглядел так:

Шарообразному за оформление завещания — 4000.

Шарообразному за адвоката в суде: 5000 плюс 50 долларов в час, плюс неизвестная сумма — процент от «отбитого».