— Сынок, ты что-то ленив у меня. Не захворал? — спросила мать у Ильи.

— Нет, я здоров, — ответил Илья.

— Здоров, так шевелись, а то последними пойдём из коровника. Не сказал: в школе-то всё ладно?

— А, в школе порядок, — ответил Илья.

— А всё же с чего-то ты задумчивый. Набедокурили где? — допытывалась мать.

— Да нет, мам, ничего не было. Работаю я, как всегда работал.

Васька ходил в школе весь день важный, что-то замышлял. Если кто к нему приставал, он отмахивался рукой и ни на какие вопросы не отвечал. Илье это не понравилось. Он в перемену спросил у него:

— Васька, чего-то ты нос задираешь. Может скажешь, чего задумал?

— Потом, Лапша, узнаешь, — ответил Васька и, глядя в потолок, пошёл от него по коридору.

«Что же он затеял? — гадал Илья и обижался. — Не скажет. Друг тоже называется».

Под вечер Васька направился к Вере Семёновне обхаживать Жданку. В кармане он нёс скребок-гребёнку и одёжную старую щётку. Ещё у него в кармане был кусок свежего мяса, завёрнутый в тетрадную бумагу. В мясе и заключался секрет, хранимый Васькой даже от лучших друзей.

Веру Семёновну Васька встретил далеко от её дома, очень вежливо поздоровался. Она заговорила первая, спросила:

— Васенька, дружочек, ты к моему котёнку, Бореньке приходил?

— Нет. Я к вам иду, — ответил Васька. — Вы, Вера Семёновна, говорили почистить Жданку. Я пришёл…

— Спасибо, радость моя. А Бореньки нет дома?

— Я не заходил, вас ждал, — ответил Васька.

Жданка встретила их грубым, громкоголосым лаем.

— Фу, Жданка! Свои. Сейчас твои бочка почешут, почистят шёрстку. Будешь у меня праздничной.

Из Борисковой комнаты слышалась иностранная речь. Вера Семёновна сняла шубу и показала Ваське на вешалку у двери.

— Раздевайся, детка. Курточку на ту вешалочку повесь и помой с мыльцем ручки. Я сейчас приготовлю Жданочку.

Васька шустро осмотрелся, куда бы бросить мясо.

За дверью лежал, словно старая шляпа, спущенный мячик.

Вера Семёновна направилась искать что-то по комнатам. Васька выхватил из кармана свёрток, сунул мясо под мячик и юркнул на кухню, принялся мыть руки с душистым мылом. И Веру Семёновну он встретил вооружённый скребком-гребёнкой и одёжной щёткой. Собака была на поводке, в строгом ошейнике и в наморднике.

— Деточка, а что это у тебя в правой руке? — щуря глаза, спросила хозяйка. — Никак ты думаешь ржавой железкой чистить моё нежное сокровище. И щётка какая ужасная. Твои принадлежности здесь не годятся. Жданка не корова и не лошадь. Это такое же нежное существо, как и мы с тобой.

— Нет, я не такой. Я не нежный, — не согласился Васька. Ему вдруг захотелось дать задний ход.

— Ну, это тебе только кажется, что не такой. А ты такой. Сейчас, детка, я найду её щёточку — и приступим.

«Ещё, может, зубной щёткой такую собачищу чистить?» — подумал Васька и, не успела Вера Семёновна скрыться с собакой на кухне, сдёрнул куртку, шапку в охапку и мигом оказался на улице.

Илюшка подумал, что его друг натворил в квартире Веры Семёновны невесть что или же его по-собачьи приветила Жданка. Тот бежал по снежной целине, проваливался, падал и снова бежал, оглядываясь, словно за ним была погоня.

— Всё, Лапша, избавились мы от её собаки! Ну, что будет теперь. Семёновна знаешь что напевала? Говорит: «Собака не корова, собака нежная, как мы с тобой…»

— Я-то при чём тут? — спросил Илья.

— Да не ты, а она нежная и я. Доходит? А чистить её знаешь чем надо было? Щёточкой, зубной… Но будет ей за наши денежки зубная щёточка… Скажи: иголка проглоченная через сколько дней до сердца дойдёт?

— Ты иголку ей дал? — спросил Илья с испугом.

— Дал, Лапша. Ух как это ловко было обделано!

Васька остановил Илью в широком проулке, огляделся и рассказал подробно, как он проделал диверсию с мясом, начинённым смертоносной иголкой.

— Ну и дурак же ты, Васька! Ты знаешь, что ты наделал? Собака-то учёная, редкой породы. Не дворняга какая-то. За неё судить нас будут.

— А кто узнает? Кто узнает-то? — залепетал Васька.

— Ветеринар узнает, вот кто. Разрежет и найдёт твою иголку. Надо было сказать, прежде чем делать это, — выговаривал Илья.

Васька опустил крылья, задёргал носом, спросил:

— А что за это будет?

— Не знаю что, а будет нам, Васенька, ой как будет! Можно было что-нибудь другое придумать.

— А что другое? — спросил Васька с надеждой исправить сделанное.

— Теперь об этом поздно голову ломать. Пойдём лучше к дяде Фёдору и всё ему расскажем. Он что-нибудь посоветует, — предложил Илья.

— Нет, я не пойду, — отказался Васька.

— Боишься? Эх ты. То был смелый, ни с кем разговаривать не хотел, а теперь нос повесил.

Илья всё же уговорил Ваську пойти к Князевым.

Фёдор Михайлович с серьёзным видом выслушал ребят и сказал:

— Глупость вы совершили непростительную. Мне стыдно за ваши дела. Если вам чем-то насолила Вера Семёновна, то в чём же вина собаки? Вы об этом подумали? А теперь скажите: у кого в нашей округе есть такой умный пёс? Ни у кого нет. Надо отдать должное, что это редкая порода, а всё редкое следует охранять. И ещё скажите, откуда у вас такая жестокость — убивать животное медленной, мучительной смертью. Вы, когда готовили ваш смертоносный снаряд, не укололись?

Илья вопросительно посмотрел на Ваську. Он качнул втянутой в плечи головой, проговорил:

— Это я один делал. Не укололся. Я осторожно…

— Боялся всё же уколоться, а собаке даёшь глотать на верную смерть. Она при тебе сожрала это мясо?

— Нет. Я положил ей под мячик за дверью, — ответил Васька, глядя в пол.

— Тогда лишь одна надежда, что собака не бросится на мясо из чужих рук без разрешения хозяйки. А та проверит, что за мясо подложено для её пса. Но надежды надеждами, а я считаю, что вам сейчас же надо пойти туда и предупредить Веру Семёновну, забрать мясо, если оно ещё на месте.

— Ладно, — решительно дёрнул Илья Ваську за рукав, — пошли. Натворили — надо отвечать.

От Князевых они вышли уже в потёмках. Илья решительно направился к дому Веры Семёновны, обернулся, а Васька стоит на месте.

— А ты что отстаёшь? — спросил Илья.

— Иди, я не пойду, — заявил Васька.

— Ну, знаешь что? Тогда ты трус после этого. Дядя Федя сказал нам идти, а ты… не думай, что я без тебя, один не схожу, — разошёлся Илья. — Не побоюсь…

— И на меня скажешь? — спросил Васька.

— Нужен ты мне — говорить на тебя. На обоих скажу… А вообще-то, на одного себя. Я не такой трус…

Илья не стал больше уговаривать друга, решительно пошёл дальше. Через несколько домов он оглянулся. Васька плёлся следом в отдалении от него. Илья хотел остановиться, позвать его, но передумал. Трусов надо учить. До дома Веры Семёновны Васька так и не попытался догнать Илью, шёл, прячась от него. А когда Илья возвращался обратно, Васька уходил от него впереди, думал, что его не заметили и не видят теперь…

Ночью Васька спал беспокойно, вскакивал на постели и глазел в темноту, словно лунатик. Ему казалось, что приходила Вера Семёновна. Вместо собачьего поводка в руке у неё была толстая плеть. А то мерещилась Жданка, вставала на задние лапы, подходила к нему и хрипела прокуренным голосом хозяйки: «Детка, за что же ты меня так жестоко казнил? В чём я перед тобой провинилась?»

А Илья спал спокойно. Когда он поднялся на площадку к квартире Веры Семёновны, то увидел у дверей кошку, дожиравшую мясо. Завидев чужого человека, кошка с оставшимся куском скрылась на чердак. На полу Илья заметил блеснувшую иголку, наклонился и поднял её, поискал ещё и, не найдя больше ничего, вышел из подъезда.

Всё произошло, как и предполагал Фёдор Михайлович. После побега Васьки из квартиры Веры Семёновны Жданка, освобождённая от намордника, к удивлению хозяйки бросилась в угол, схватила мяч, перенесла его на новое место и рыкнула. На её рычание появилась кошка и бросилась к мясу. Схватив лакомый кусок, кошка прошмыгнула за дверь следом за Верой Семёновной, искавшей Ваську, и избавила собаку от неминуемой гибели, а Ваську с Ильёй от позора…