Охрон покраснел:

- А разве я-я…

- Да, ты и, главное, какие ты вещи говорил, Охрон, я удивлен. – Иасув обнял брата, и они засмеялись.

- Все, Иасув, хватит, давай сделаем серьезный вид, ибо прохожие нас могут не так понять.

Анан вышел из дома, посмотрел на солнце, потом, опустив голову, он снова опустился в необыкновенный мир своих мыслей: «Странно, очень странно, я рассказывал детям даже то, что и сам никогда не слышал, неужели я все это выдумал?”

- Отец! Отец! – обратился к Анану один из младших сыновей.

- Да, Иддай, я слушаю тебя.

- Отец, ты случайно не заболел?

- Да нет, не обращайте на меня внимание, я уже стар, и порой хочется пообщаться с самим собой. Дети, приступайте к работе, я же немного посижу в тени.

Анан присел и, прислонившись к дереву, закрыл глаза. Некая тяжесть давила на него, и ему было приятно ощущать все это. Анан погрузился в сон, и ему грезилось, что он идет по безлюдной пустыне, и горячий ветер дует ему в лицо, раскаленный песок попадает ему в глаза - смотреть становится больно. И вот в один миг пред ним вырастает огромная каменная глыба, Анан чуть не столкнулся с ней: „О, Боже, как я не заметил этот камень сразу”, - подумал он. И вдруг этот камень заговорил с Ананом:

- Анан, ты очень скоро встретишься с Сыном Божьим.

Внутри этой глыбы что-то зашумело, загремело, из нее полилась вода. Анану стало страшно, и он очень быстро начал убегать от нее.

- Братья, братья, смотрите, что это с отцом, куда он побежал?

Небо было затянуто тучами, пошел дождь, загремел гром. Дети догнали Анана.

- Отец, дорогой, ну что…

- Извините меня, сон мне интересный приснился.

- Отец, ответь нам, интересный или страшный?

- Дети, поймите, и то, и другое.

- Отец, а от кого ты убегал?

- Мне стыдно говорить, но я убегал от каменной глыбы.

- Она что, гналась за тобой?

- Да нет, но она очень сильно гудела.

- Отец, дорогой ты наш, это гром гремел.

- Это я и сам сейчас понимаю.

Братья рассмеялись, Анан тоже не выдержал. Они стояли, обнявшись, мокрые и громко смеялись.

- Все-все, идемте в дом. Я думаю, что вы уже проголодались.

- Идем, отец, идем.

ДОМ КАИАФА.

- Иосиф, ты уже вернулся?

- Да, Наара.

- Я вижу по тебе, что ты устал.

- Нет-нет, любимая, я не устал, но от обеда не откажусь.

- Конечно, дорогой, я сейчас, у меня уже все готово.

- Наара, зови сразу и детей.

- Иосиф, они уже пообедали и сейчас гуляют.

- Дорогая, тогда ты присядь со мной, мне надобно поговорить с тобой.

- О чем?

- Помнишь, я когда-то рассказывал тебе о пророке, по имени Иисус?

Наара посмотрела на Иосифа:

- Да, я помню, ну и что здесь такого?

- Наара, я начинаю верить в Него и во все Его деяния.

- Иосиф, ты же взрослый человек, неужели…

- Нет, дорогая, ибо, чем старше я становлюсь, тем больше верю в силу этого пророка. Ведь о Нем сейчас говорит вся Палестина.

- Иосиф, а как относится к этому синедрион?

- Вот в том-то и дело, что все члены синедриона стоят против этого отшельника, по имени Иисус, хотя, мне кажется, что многие верят в Него, но молчат и делают вид, что согласны со всеми. А, лично я чувствую, что Понтий Пилат очень многое знает об этом галилеянине, но он тоже пока молчит. В общем, дорогая Наара, получается какой-то замкнутый круг.

- Иосиф, давай будем жить, как и раньше жили. Не думай больше об этом пророке, и такие люди не нужны в нашем доме, ведь они забываются очень быстро.

- Нет, дорогая, ты заблуждаешься. Допустим, о пророчице Анне люди говорят, как о Боге.

- Иосиф, успокойся, пусть так, как угодно Богу, а ты обедай и отдыхай.

Иосиф посмотрел на жену. „ Дорогая, я тебе не все говорю, но я знаю о Нем очень много”, – подумал Иосиф.

- Иосиф, ты так ничего и не съел.

- Наара, спасибо тебе, сколько смог, столько и принял пищи мой организм. Извини меня, но я выйду из дома, хочу немного побыть один.

Иосиф вышел из дома, солнце заходило за горизонт. Люди толпами возвращались с Базарной площади по домам. Иосиф думал: „Боже! Люди, какие вы темные, живете, не ведая ничего, смотрите себе только под ноги, а другого не замечаете. А надобно бы хоть изредка задумываться о том, для чего дана эта жизнь, и что будет потом”.

- Иосиф, мир тебе! Иосиф, Иосиф… дальше с этой жизнью…

- Да, Аарон, извини меня… , но я слушаю тебя.

- Я тебе не помешал?

- Да нет.

- Ты о чем-то думаешь?

- Аарон, как тебе сказать, судя по всему…

- Хорошо, хорошо думать о жизни – это не вредно и не грешно.

- Аарон, а как ты узнал, о чем я думаю?

- Я не узнал, а просто прочувствовал это.

- Ну, сосед, я удивлен. Ты случайно не пророк?

- Нет, я пастух и обыкновенный человек, и, смотря на простого человека, можно увидеть все без всяких пророчеств. Не обессудь меня, идем ко мне.

- Нет, Аарон, давай лучше посидим здесь, ибо дом создан только для семьи и сна, а все то, что мы видим вокруг себя – это создано для жизни вечной. И чем больше мы будем смотреть своими глазами на эту жизнь, тем лучше будем себя чувствовать.

- Иосиф, прости меня, ты священник, ты умен, а что с меня взять.

- Аарон, пойми, что я такой же человек, как и ты, можно сказать, что я тоже овца, являющаяся перед неведомым пастухом, хотя меня сейчас беспокоит другое.

- Что именно?

- А вот то, что я себя чувствую волком среди овечек.

- Иосиф, ты меня удивляешь.

- Аарон, меня кое-что тревожит.

- Что именно, скажи мне, хотя я боюсь спрашивать тебя о сем.